На окраине Кукташа Курбан расстался с Турсуном-охотником. Пока он раздумывал, куда направить коня, со стороны центра Кукташа появился быстро скачущий навстречу ему всадник на низкорослом коне местной породы. Вскоре он узнал его — это был Кулмат, старший из слуг ишана Судура.
— Его преосвященство послали за вами и господином Турсуном, — сказал Кулмат, приблизившись к нему. — Но я не вижу господина Турсуна.
— Я отпустил его. Что случилось?
— Вечером его преосвященство дает обед в честь гостя из Кабула. Он хотел посоветоваться с вахи… а господину Турсуну надлежит взять барашка у Идриса-мутаввалли и приготовить мясо по-байсунски.
— Господин Турсун отправился к матушке Тиник, проведать родственницу.
Кулмат, несмотря на преклонный возраст, пользовался особым покровительством ишана Судура. Он всегда и всюду сопровождал хазрата, с удовольствием выполнял все его поручения. Курбан никогда не видел его мрачным. Всегда доброжелательный, мягкий в обращении, он умел делать все — от изысканных кушаний до шитья рубашек, халатов, чинил обувь и тачал сапоги. Он ревниво оберегал покой и авторитет своего хозяина. Добрая улыбка Кулмата обезоруживала человека, пришедшего в дом с плохими мыслями. Была у него семья — жена и двое сыновей, где-то недалеко от Бухары. Видал ее он редко, навещал один-два раза в год. Слепая любовь и поистине собачья преданность не позволяли ему оставлять надолго ишана Судура. Курбана он тоже любил, но потому, что любил его хазрат, и больше того — он повиновался ему, видя в нем сына хозяина.
— Простите, шейх… с вашего позволения я незамедлительно отправлюсь за господином Турсуном? — почтительно спросил Кулмат.
Курбан ответил кивком и, ткнув коня каблуками, помчался по кривым закоулкам, короткой дорогой, к юрте ишана Судура.
Турсун-охотник, подвесив на перекладине земляного тандыра тушу барашка, замазывал глиной отверстие. Курбан уже надышался запаха арчовых дров, которыми предварительно накалили тандыр, насмотрелся, как готовится деликатесное мясо, — ушел в юрту Турсуна. Он снял с крюка тулуп и, бросив его на ковер, устало сел. Глядя в открытую дверь на факел, горевший, потрескивая, у кухни, где в больших котлах варились плов и шурпа, подумал: «Не очень-то верит мне старик!» Когда прибывшие с миссией Энвер-паша, Ибрагимбек и Нуруллахан вошли в юрту ишана Судура, Курбан на правах младшего хозяина дома собрался разливать чай, но его преосвященство, пока гости с шумом рассаживались на пышные шелковые одеяла, прошептал ему: «Сын мой, вы, пожалуйста, проследите, чтобы слуги подавали угощение в нужный час», и повернулся так, словно загораживал собой вход туда… Что ж! Оставалось вежливо поклониться и, еще не распрямившись, отступить…
Растянувшись во весь рост, Курбан пошарил вокруг, ища, что бы подложить под голову. В эту минуту вдруг в лицо ударил холодный воздух. Тронул рукой ковер — и отдернул пальцы, еще не веря удаче: дыра! Точно такая же — в кошме у основания юрты ишана Судура.
«Эта юрта напоминает мне о многих удивительных событиях! — послышался отчетливо голос Нуруллахана. — Вы всегда умели жить, ваше преосвященство. И оставались всегда кочевником!»
«Откуда вам, горожанину, знать цену юрты? Ну а что касается слова „кочевник“, укажите мне такой народ, который бы не кочевал».
«Да я пошутил! — воскликнул Нуруллахан. — Кто может поручиться, возникла бы Бухара или нет, не появись здесь наши предки?!»
Курбан аккуратно прикрыл кошму, лег, устроившись поудобнее. Со стороны было похоже: спит или дремлет. Но ведь при этом он слышал каждое слово!..
Можно было только поразиться такой удаче. Но пройдет немного времени, и Курбан, узнав, как появилась такая «связь», будет хохотать от души: оказалось, эти отверстия сделал по указанию хозяина Турсун-охотник. Бывало, в поздний час к его преосвященству приезжали гости или же ему самому вдруг хотелось выпить горячего чаю, тогда он просовывал из юрты в юрту длинную палку и, толкая, будил спящих Кулмата или Турсуна.
Как все просто…
Но вот разговор зашел о письме Пулатходжаева. Курбан насторожился.
«…Я совершенно уверен, что господин Энвер-паша дальновидный политик, — говорил Ибрагимбек. — Однако Пулатходжаев — советский! Если бы он добросовестно не служил, его Советская власть, и в этом я нисколько не сомневаюсь, так высоко не вознесла бы! По вашим словам, да он и сам признается в письме, этот человек — враг эмира… эмирата! Один из разрушителей престола! Правда, в письме он дал множество разъяснений, старался объяснить свои действия… но все равно… — Ибрагимбек немного помолчал. Потом, нервничая, закончил: — Я не хочу навязывать вам, господин Энвер-паша, свою точку зрения… смотрите сами».
«Истинная правда! — воскликнул Нуруллахан. — Но прежде чем принять предложение Усманходжи, все равно, господин Энвер, надо получить согласие его величества…»
«Дорогие мои! — прервал Энвер дрожащим голосом Нуруллахана. — Вы же видите, времени у нас в обрез… Вы что — отказываетесь принять план Пулатходжаева?»
«Не спешите! — Это опять Ибрагимбек. — Шутить с русскими! Тут надо подумать…»
«Но… в этих условиях у нас нет времени маневрировать! У нас мало войск, да? Правильно? Люди плохо вооружены! Нет помощи из Хорезма, Самарканда, Ферганы… пока нет. Мы не успели объединиться, не хватает оружия… Повторяю: на это дело надо смотреть, как на внезапно возникшую возможность! Далее… Мы не поверим Пулатходжаеву — он погибнет. А мы? Лишаемся одного хорошо вооруженного отряда — раз, теряем великий случай, когда на сторону исламской армии добровольно переходит один из видных руководителей Советской власти, что дает неслыханную возможность укрепить авторитет нашего движения, — это два!»
«Я все сказал! — вспылил Ибрагимбек. — Ну, если это касается только меня… Но за исход этого дела я не намерен отвечать!»
«Хорошо… Отвечать буду я!»
«В таком случае… говорите! Что нам делать?»
«Бек! — Энвер-паша вздохнул. — Все расписано в этом письме. Верно, хазрат?.. Что нам осталось? Все исполнить в точности! Ибрагимбек, друзья! Я… не могу утверждать, что полностью доверяю Пулатходжаеву!.. Но упустить такую возможность… было бы неразумно!»
Молчали долго. Наконец — голос Ибрагимбека.
«Ладно… Что я должен делать? Чем должны заняться Тугайсары, Фузаил Махсум, Давлатманбий?»
«Господа! — голос Энвера-паши задребезжал. — В этом деле Пулатходжаев поставил на карту свою жизнь!.. А я поставил… свое имя… Если сомнения Ибрагимбека подтвердятся, я не только попрошу у вас прощения, но и…»
Голоса, голоса — все комом, ничего не понять!
«Сейчас напишем ответ?» — хазрат. Это он…
«Только не от моего имени… от имени главнокомандующего!» — Ибрагимбек.
Курбан боялся шевельнуться, хотя затекли руки, подпиравшие подбородок. А голоса то поднимались до крика, то спадали до шепота… И долгая тишина… И уже удаляющиеся голоса…
В полночь, когда гости разъехались, Курбан в закутке написал очередное донесение и, придавив каблуком в землю патрон, возвратился в юрту. Турсун-охотник уже спал, но Кулмат, торчавший у летней кухни, при свете факелов отдавал какие-то распоряжения многочисленной прислуге и поварам, они убирали котлы. Под этот шум Курбан и заснул.
В штабе в окружении Бартинца Мухиддина и Хаджи Самибека Энвер-паша изучал карту Восточной Бухары, которую дал ему Пулатходжаев тогда, при встрече. Он водил остро отточенным карандашом по населенным пунктам, горным и степным районам, прикидывая расстояние от Душанбе до Карши, Бухары, Байсуна, Шахрисабза. Временами исподлобья бросал взгляд в угол комнаты, где на резном столике лежал в развернутом виде ультиматум, постоянно дополняемый изменениями.
Со двора доносился отрывистый голос Гуппанбая. Назначенный членом посольства к красным, он, конечно же, понимал, какому риску подвергается. Узнают — и к стенке. Но Энвер твердо настоял на своем, без объяснений напомнил: такая поездка полезна начальнику контрразведки. Кому полезна — понятно. А кому собой рисковать — непонятно…
По длинному айвану, мелькая в окне, разгуливали ишан Судур с Нуруллаханом. Посол доверительно рассказывал о жизни Саида Алимхана в Кабуле, его преосвященство время от времени кивал, делая вид, что внимательно слушает. Однако мысли его были далеко. Назначение главой посольства к красным ишан Судур принял как должное. Понимал: его ум, его авторитет здесь необходимы. Но… хазрат не верил в успех. Чем больше вдумывался он в то, что их ожидает, тем больше было сомнений. Не нравилась ему эта затея. Не нравился ему Пулатходжаев. У него явно своя игра…
— Мне надо уезжать, — неожиданно сообщил Нуруллахан.
Хазрат остановился, пристально посмотрел на посла.
— Его величество ждет от меня вестей… Поеду. А священную Бухару навещу, когда она снова станет свободной столицей мусульман. Надеюсь, теперь недолго ждать…
— Что ж… — Хазрат проводил его понимающим взглядом. — Надеюсь.
Появился Ибрагимбек, Энвер-паша поднял голову от карты, заметил его возбужденное состояние. Бек прошел к окну и, загородив собой свет, хмуро смотрел на него. Энвер-паша выпрямился и велел знаком выйти из комнаты Мухиддину и Хаджи Самибеку.
— Я только что разговаривал с Газибеком, которого вы посылаете с парламентерами ишана Судура, — резко заговорил бек. — Я запретил ему ехать.
— И правильно сделали! — неожиданно одобрил Энвер. — Мой приказ можете отменить только вы и больше никто! Я, бек, могу тоже ошибаться, — сказал примирительно. — Здесь, похоже, ошибся. Вы ведь подумали, что своей опрометчивостью мы могли загубить не только нужного нам человека, но вместе с ним и все дело. Благодарю вас, бек.
— Тугайсары сам забрал Турсуна? — спросил Курбан у Кулмата, сметавшего длинным веником конский навоз в кучу.
— Его парни, — сказал Кулмат. — Пожалел я вас, не разбудил. Крепко спали.
— Пойгадашт далеко?
— Вы пройдите в юрту. Первым делом надо подкрепиться.
Курбан последовал совету. На сандале он увидел дастархан с холодным тушеным мясом, сдобными лепешками, касы с каймаком.