— С Кандыбой иногда ходит Суслик. Белобрысый такой, лет под тридцать. Суслик юркий, он вынюхивает, где что взять можно. Иногда работает под студента. Есть еще дед Тюря с квартирой…
— Вы поступили правильно, Павел Семенович, — как можно мягче и дружелюбнее сказал Гвоздев, когда Сонькин закончил. — У меня к вам один вопрос. Только ответьте на него с полнейшей откровенностью…
Сонькин смотрел доверчиво.
— Этот чемодан вы вместе с Кандыбой взяли?
Мигом лицо Сонькина покрылось пятнами, на лбу выступила испарина, пальцы суетливо зашевелились.
— Нет, — качнув головой, неуверенно проговорил он. Но через мгновение уже твердо и отрывисто произнес: — Нет! Тут я один!
Гвоздев все понял и больше вопросов задавать не стал.
ОКОЛО полудня на скамейке железнодорожной платформы юноша ждал девушку. Рядом с ним стоял магнитофон.
День был теплый и солнечный. Мимо проходили поезда, сновали отъезжающие и приезжающие пассажиры. Поглощенный своей заботой, молодой человек не замечал всей этой сутолоки. Не обратил он внимания и на то, что рядом с ним на скамью, с той стороны, где стоял магнитофон, сел длинноволосый парень в надвинутой на глаза шляпе с круто завернутыми полями.
Девушка появилась внезапно. Она не пришла, как того ожидал юноша, а приехала на пригородном электропоезде. Увидев ее, он обрадованно бросился ей навстречу. В этот миг парень в шляпе схватил магнитофон и кинулся в закрывающиеся двери электропоезда.
…Дежурный по отделу внутренних дел на транспорте подробно расспросил потерпевших, оформил документы, позвонил в отделение уголовного розыска. Пришедший Лукин увел девушку и юношу с собой.
Произошло это несколько дней тому назад. Капитан Гвоздев, получив материал, возбудил уголовное дело. Время шло, а парень в шляпе больше не появлялся.
Размышляя, как обнаружить преступника, Александр Михайлович решил обратиться за помощью к железнодорожным контролерам. Работая продолжительное время на одном участке дороги, они, бывает, знают и помнят многих пассажиров, если те даже добросовестные и ездят с проездным билетом в кармане, а уж если по меньшей мере два раза попадался безбилетник, то этого они запоминают надолго. Молодой человек в шляпе с загнутыми полями вполне мог им попадаться в качестве «зайца».
Обрисовав контролерам парня, Александр Михайлович услышал:
— Знаем такого. Это Витька. Да он больной, психически больной.
И, в свою очередь, описали внешние черты Витьки, по прозвищу Сорока.
Сомнений быть не могло. Витька этот и унес магнитофон.
К вечеру вернулся в отдел Лукин. Гвоздев пошел к нему.
— Порадую тебя, друг Микола, — шутливо сказал он, — нашел я этого шустрика с магнитофоном.
— Ну, ты даешь! — в тон ему ответил Лукин.
— Его хорошо знают контролеры. Он из Липкино. Зовут Виктор, прозвище «Сорока». Вот давай и подумаем, почему Сорока! Может быть, он — Сорокин? Съездил бы ты завтра туда. Там почти наверняка его знают. Возможно, и магнитофон сразу привезешь. И поинтересуйся личностью покапитальней.
— Какой разговор! — даже с удовольствием согласился Лукин. — Будет сделано.
НА ДРУГОЙ день к вечеру Лукин привез в отдел и Виктора Сороку, и магнитофон.
— В Липкино действительно его хорошо знают, — сразу же начал рассказывать он. — Поехали к нему домой. Сорока — кстати, это его фамилия — живет вместе со старенькой теткой. Нигде не работает: больной он. Сначала отпирался: ничего не знаю. Потом, наверное, устал и магнитофон отдал. «Нате, говорит, и поиграть не успел». Когда я ему сказал: «Собирайся, поедешь со мной» — он только и спросил: «Жрать там будут давать?» Тетка его говорит, что он с двенадцати лет состоит на учете у психиатра. У них в свое время разыгралась семейная драма: отец запил, мать покончила самоубийством. Так что ты с ним понежнее.
— Спасибо! — поблагодарил Гвоздев.
Виктор — высокий, худощавый, с длинными, до плеч, волосами цвета соломы, с бледным лицом, на котором тускнели голубые равнодушные глаза, — вошел и бесцеремонно, не спрашивая разрешения, плюхнулся на стул.
— Ух, устал! — произнес он, отдуваясь.
— Отдохни, — дружелюбно ответил Александр Михайлович. — Только вот на этот стул садись, пожалуйста, — показал он ему на стул около своего стола.
— А мне и тут удобно, — самоуверенно отказался Виктор.
— Садись поближе, потолкуем по душам, — попросил Гвоздев.
— Хватит ломаться! — не вытерпел Лукин.
Лукина Сорока послушался, возражать ему и не попытался.
— Давай будем знакомиться, — мягко предложил Гвоздев. — Тебя Виктором зовут?
— Ты же все знаешь, — рубанул тот, — чего спрашиваешь зря!
Какая-то струна в душе Александра Михайловича дрогнула и натянулась от такого грубого выпада, но он подавил неприятное чувство, помня, что перед ним больной человек.
— Не надо так, Виктор, — мягче прежнего сказал он. — Сам понимаешь: мне протокол писать надо. Дело это важное.
— Важное? — В глазах Виктора на мгновение вспыхнули огоньки, но тут же погасли. — Важное? А… Надоели вы все. И ты тоже, — равнодушно проговорил он и отвернулся.
Лукин привез паспорт Виктора и некоторые другие документы. В них были все необходимые сведения об этом парне, но надо было как-то вступить с ним в контакт, пробудить интерес. «Может быть, его сдерживает присутствие Лукина», — подумал Александр Михайлович.
Улучив момент, он выразительно посмотрел на инспектора и показал глазами на дверь. Лукин понял и распрощался, сославшись на неотложные дела.
Гвоздев еще раз просмотрел документы Сороки. Отклонения в психике подтверждались. Спросил без всякой подготовки:
— А курить-то ты как, куришь?
— Врачи не велят, а я курю, — ответил Виктор, — потому что я дурак. Мне курить вредно, а я все равно курю.
— Хочешь сигарету?
— Давай.
Еще помолчали. Хотя время уже перевалило за восемь, Александр Михайлович не торопился.
— Это ты зря, что ты дурак, — посчитав, что пауза достаточно выдержана, мирно, по-дружески проговорил он, — что больной — это верно, но не дурак ты вовсе — кто это тебе внушил?
Сорока курил с жадностью, делая глубокие затяжки.
— А ты хороший мужик, — сказал он, докурив. Поплевал на окурок, бросил на пол и примял каблуком. — Другие мне только и говорят: дурак, дурак. А ты понимаешь, что я больной. У меня мать, знаешь, какая красивая была? А отец, гад, пил. Тебе это не интересно. Тетка старая, меня любит, теперь плачет без меня.
— Ну вот и надо побыстрее составить протокол, — сменил тактику Александр Михайлович.
— А-a!.. — протянул Виктор. — Это другое дело. Так и скажи, что не можешь без меня. Я знаю: не составишь протокола, тебе начальство по первое число выпишет. А помочь я всегда… Даже с удовольствием. Почему не помочь, когда просят?
С трудом заполнили строки с анкетными данными. Эту, совершенно безобидную, первую формальную страницу протокола допроса Витька подписал, сдвинув брови и плотно сжав губы.
Затем, ставя время от времени незначительные наводящие вопросы, Гвоздев кратко записал в протокол все, что считал важным и нужным.
— Ну вот, — закончив работу, сказал он. — Подпиши здесь и здесь.
Сорока подписал, подумал и спросил:
— И это все?
— Все! — ответил Александр Михайлович, полагая, что этим обрадует допрашиваемого.
— Нет! — возразил тот. — Я не согласен. Что это за протокол! Бумажка какая-то! Ты всю мою жизнь запиши. Ты пиши, а я диктовать буду, — с полнейшей серьезностью потребовал он.
— Музыку любишь? — спросил Александр Михайлович, переводя разговор на другую тему.
— Музыку? Нет, не очень. У меня от музыки голова болит.
— Так для чего же магнитофон взял?
— Магнитофон? А это Обалдуй велел. Говорит: принеси мне магнитофон, гульнем на май. Я сказал, что магнитофона у меня нет, а он говорит — найди! Найди и принеси! Тут как раз магнитофон мне и попался…
— Ведь вот какой ты добрый человек! — заметил, пряча иронию, Гвоздев. — Между тем выпивать тебе, наверное, совсем нельзя.
— Врачи говорят: ни-ни! Ни капли, ни грамма! Да это все врачи. На май мы бы погуляли. Во! — и Сорока провел большим пальцем под подбородком. — Досыта!
— Где ж на водку возьмешь? Не работаешь…
— Ха! Только по секрету: Обалдуй с Ежом магазинушку взяли. Водки залейся! — и добавил мечтательно: — Хорошо бы погулять! — Потом вдруг спросил встревоженно: — А домой меня отпустите?
Положение неожиданно осложнилось. Сначала Александр Михайлович и в самом деле думал отпустить Виктора домой, внушив ему, что надо вести себя хорошо. Но теперь стало ясно, что он связан с преступными элементами и, будучи отпущенным, завтра, а то и сегодня, пойдет к ним, выложит весь разговор здесь, и те постараются скрыть следы совершенной кражи.
— А эти ребята не обижают тебя? — спросил Александр Михайлович, делая вид, что старательно пишет протокол.
— Кто?
— Ну эти — Обалдуй с Ежом?
— Нет. Они меня любят. Водки всегда дают. Они хорошие.
— А как их зовут-то?
— В протокол это не надо. Это ни к чему, — сказал Виктор. — Зачем еще людей впутывать, правда?
— Конечно, — согласился Александр Михайлович, — я так, из любопытства.
— Обалдуй — Васька, а Еж — Виталька. А я — Витька. Мы — три «В». Правда здорово — три «В»? А у вас здесь столовой нет? Жрать что-то очень хочется.
— Столовой у нас нет. Но я сейчас что-нибудь придумаю. Тебе дадут поесть.
— А, может, все же домой поеду?
— Мы это сейчас решим.
— С начальством?
— Да. Пошли.
Гвоздев отвел Виктора в дежурную часть и велел ему посидеть там и немного подождать, «пока он побеседует с начальством». Дал дежурному денег и попросил его послать кого-нибудь в буфет на вокзал купить для Виктора еды.
Александр Михайлович пошел в отделение уголовного розыска, надеясь застать там Лукина, но инспектор уже ушел домой. А надо было принимать срочные меры и как можно скорее выявить этих самых Обалдуя и Ежа. Если бы сейчас Лукин находился в отделе, все было бы проще. Позвонил Лукину на квартиру, но он домой еще не пришел. Задачу теперь приходилось решать самому.