Васькин не сразу избавился от этой назойливой мысли. Взял себя в руки: ключи от машины у него — значит, он хозяин положения. Только бы кассирши не заартачились. Была договоренность: вклад они Тимонину выдадут сроком на полтора-два часа, но могут ведь и не дать… и это испортит дело. Борис Николаевич глянул на часы: прошло уже более двадцати минут. И как бы волной опять взыграли нервы. Хорошо бы научиться ими управлять, но как? В сверхспокойных людей он не верил.
Наконец Вадим Капитонов и сгорбленный, жалкий, в затасканном заводском костюмчике миллионер Василий Корнеевич (работников милиции он вряд ли заметил) вышли из стеклянных дверей сберкассы. Прошла целая вечность, прежде чем приблизились они к машине. Борис Николаевич прилег на заднем сидении, но все-таки ему были видны их головы: от сберкассы к машине вел небольшой спуск. Капитонов по-хозяйски нес в руке бидончик и подталкивал в спину вяло шагавшего впереди Тимонина. Василий Корнеевич плаксивым голосом просил:
— Я же все отдал, отпусти меня…
— Ты не хочешь, чтобы я на машине подкинул тебя до дому?!
— Не хочу.
— Посмотрите на него, какой он гордый! За такие деньги можно и в Москву подкинуть. Прямо в Белый Дом.
— Зачем мне туда?
— Это верно, тебе нужно в другое место. Где тишь да благодать.
— Никуда мне не нужно.
— Так ты не дрейфь!
У машины Капитонов постучал себя по карманам, поискал ключи глазами под передним колесом «Жигулей», дернул дверцу — она свободно открылась — но и там, в кабине, в замке зажигания ключей не оказалось.
— Что за чертовщина! — выругался Вадим. И кинув на сиденье бидончик с деньгами, заглянул под машину. Василий Корнеевич попытался сбежать, но Вадим в два прыжка догнал его. И Тимонин получил по лицу и волоком был подтянут к машине.
— Только попробуй пикни! — пригрозил Капитонов. И повторил ругательство: — Что за хреновина!
Борис Николаевич прикинул по времени — и Коваленко, и Захар Самсонов должны быть где-то рядом — и приоткрыл заднюю дверцу.
— Капитонов, вы что-то потеряли?
Вадим так крупно вздрогнул всем телом и так распахнулись его глаза, что можно было подумать: тряхнуло его током, и он сейчас же рухнет в обморок. Лицо стало белым как бумага.
Оглянувшись, он увидел уже знакомого ему Коваленко, могучего Захара Самсонова и, конечно, все понял.
— Подловили, как воробья. Без хлопот, без шума…
Отодвинувшись от дверцы, Борис Николаевич предложил:
— Садитесь!
— На какой срок? — выдавил из себя Капитонов.
— Это определит суд.
— Надо же, черт возьми! — заслонил потное лицо руками Вадим. — Какой я козел. Вы давно меня пасете, а я, как слепой огурец, суечусь, бегаю!..
Позади вплотную к нему придвинулся Самсонов, и Вадим напоследок пнул ногой Василия Корнеевича.
— У-у, подсадной гусь!
— Я ничего не знал! Это ты зря! — заблеял жалобно Тимонин. И у Бориса Николаевича возникла к нему антипатия.
— Беги, сдавай назад в сберкассу свои миллионы! — кивнул Васькин на бидончик. — Мы подождем.
— Он не знал! — зло сплюнул Вадим. И добровольно протянул руки: — У кого браслеты?! Кончай маскарад!..
Захар Самсонов достал из кармана наручники и защелкнул их на запястьях огромных лапищ Капитонова. У машины как-то сразу стало очень тихо.
— Оружие есть? — спросил Захар.
— У кого его нынче нет!
— Где? — снова спросил Самсонов.
— Ищи! Работай мозгой, а то только жрать милицейский паек горазд! — сверкнул глазами Вадим. Желанная добыча уж слишком просто ушла от него и мучила досада: — «Засекли, теперь все кончено. Маячили перед глазами миллионы, а получился срок», — эти горькие слова, будто кто-то повторял в нем самом.
Новенький пистолет Макарова нашли у него в потайном кармане под штаниной джинсов. Подождали пока Тимонин вернулся из сберкассы. Тот, довольный и счастливый, даже потерял где-то крышку от бидончика. «Как немного людям надо для благополучия, — подумал Борис Николаевич. — Лишь бы числились именные деньги на черный день, чуть-чуть не отнятые ворами, и Василий Корнеевич уже господин».
«Жигули» голубого цвета покатили в городское управление внутренних дел. День складывался так удачно, что даже никому из помощников капитана Васькина не верилось в столь легкую жизнь.
Капитонов по-прежнему был бледен — никак не мог отойти от неожиданного потрясения. Тимонин и эти люди его перехитрили, учли все предстоящие его замыслы и не оставили никакой надежды на спасение. Немигающие глаза Вадима словно остекленели, мысли остановились, как сломанные часы. Захар Самсонов и Коваленко, плотно стиснув его с боков, напряженно молчали — всем троим было тесно.
Когда уже выбрались на городское широкое шоссе, Борис Николаевич прибавил скорость. Захар Самсонов высунул локоть за опущенное стекло, вытер платком потный лоб и удивился:
— Не помню, чтоб кого-то так мирно брали!
На ладони у него синел и постоянно чесался ножевой шрам.
— Разве это плохо? — отозвался Коваленко. — Никому не нужна лишняя кровь.
Борис Николаевич еще в машине решил настроить Капитонова на допрос и глянул через зеркало в лицо арестованного.
— Вадим Григорьевич, чистосердечные признания облегчат вашу участь.
— Хы! — улыбнулся какой-то хищной улыбкой Капитонов. — Меня уже ничто не спасет, и вы это знаете, — огромное его тело вдруг начало трястись. — Н-не надо искать дураков!
За окнами «Жигулей» мелькали прохожие с изнуренными лицами. У водочного магазина толпилась огромная очередь — наверное, выкинули в продажу недорогое, местного розлива вино. Сквозь стекла витрин виднелись бутылки иностранных марок спиртного и разных напитков, баночные сосиски и местные, почерневшие от долгого лежания на прилавках колбасы. Никто не отвечал за их качество и дороговизну. Когда продукты теряли товарный вид, их отправляли на переработку, затем вновь везли в магазин… В стране путались понятия государственной и частной собственности. И каково было это наблюдать обездоленному народу.
— Ищете причину, почему люди скатываются к воровству? — спросил Капитонов.
— Вы не скатились, Вадим Григорьевич, вы умышленно воспользовались неразберихой в стране и ловите в мутной воде рыбку, — заметил Васькин.
— Да, но кто создал эту обстановку? Эту нищенскую рыночную экономику: купи-перепродай.
— А может, вы — страдалец за народ? — резко спросил Васькин. Лицо его пылало гневом.
Повернув голову к зеркалу, Вадим посмотрел на него долгим взглядом.
— Нет, это брат мой, Никодим — чистюля и страдалец, можете мордовать его, пахать на нем за сторублевую буханку хлеба — он все стерпит, только бы оставили жить на родной земле. Да вы еще, дурачок с наганом, — кивнул он на Васькина, — кинут вам мосол с барского стола, вы за него готовы лоб расшибить. А я сыт по горло этой жизнью, этой фальшивкой, где сотни попугаев орут, как прежде: «Папа у нас хороший, непьющий — всем от него польза, даже тем, кого он с работы снял. Кого он в тюрьму посадил».
Крупная дрожь вновь стала колотить Вадима все сильней и сильней. Клетчатая рубаха под джинсовой курткой насквозь промокла и дурно пахла.
На мгновение Борис Николаевич посочувствовал Капитонову:
«А ведь он спятил!..» Нет, он не оправдывал его, наоборот, ненавидел насилие. Но в то же время и он понимал, что вокруг происходит что-то не так. Нарушены основные нормы жизни и морали. От того и доведены люди до крайности. Готовы жрать друг друга. И что со страной будет завтра? Или год спустя? На эти вопросы уже не может ответить ни один астролог.
Капитану Васькину хотелось одного — сдать в камеру Вадима Капитонова и отдохнуть. Хотя бы полдня, хотя бы час. У каждого человека есть предел, тот край, за которым исчерпываются его физические возможности. Нет сил, голова, как разряженный аккумулятор. Брякнуться бы в постель и уснуть. Бессонная ночь, перенапряжение перед схваткой у сберкассы, разговор с Вадимом Капитоновым давили на мозг, и Борис Николаевич, сидя за рулем, отключился на какой-то миг. Что случилось с ним, сон или потеря сознания, но шоссе поплыло, поехало перед глазами, и он вынужден был затормозить. Все-таки он успел это сделать. Дорогу перебежал громыхающий по рельсам скоростной трамвай. «Что это — интуиция? — спрашивал себя Борис Николаевич. — Почему я затормозил?» На иные вопросы нелегко и непросто дать ответы. Минуту-другую он внушал себе, пока горел красный светофор: «Надо успокоиться. Капитонов взят, теперь пусть следствие с ним нянчится. Пусть в кабинете слушают его бредни. Однако какая-то жуткая философия в его словах есть. Как ни крути разумом, пришло новое время, непривычные формы общественного бытия. Это все надо постичь, изучить душу преступника. Но разве только его?»
— Поехали, товарищ капитан, — тихо попросил Захар Самсонов. И это как бы вернуло Васькина в нормальное состояние.
— Не пойму, кто нарушил? Ведь зеленый свет был на столбе… и трамвай. С ума сошла в нем баба-вагоновожатая!
— Все хорошо, что нормально кончается! — сказал Коваленко.
— Зря тормознул! — бросил Капитонов. — Веселая бы собралась на похоронах компания.
— Не спеши туда, еще следствие по твоему делу не прошло, — сказал Васькин.
— Вот у людей забота! — покрутил головой Капитонов.
В городском следственном отделе едва успели оформить приход арестованного, едва отвели его в «камеру хранения» — так называли тесные одиночки, Бориса Николаевича вызвал к себе подполковник Матков. Лицо начальника следственного отдела было озадаченным, угрюмым.
— Ну-у, поздравляю, рыцарь! — протянул он через стол руку. — Успел, наслышан уже. Значит, взяли тихо-мирно. Как глушенного судака.
— Хоть в этом повезло, — согласился Борис Николаевич. Но Петр Степанович уже отдал дань вежливости:
— Не радуйся, весь день так везти не будет.
— Хоть бы малость отдохнуть, час-два.
— Посмотрите на него, о чем мечтает!..
— Какая-нибудь новость? — догадался Борис Николаевич.