— Хорошо это или плохо? — поддержал разговор Миронов.
— Вы, однако, не это пришли выяснять, — переменила женщина тему разговора. — Танечка, принеси вазу с яблоками. Задавайте, майор, вопросы. Меня зовут Антонина Сергеевна, ведь вы пришли, чтобы поговорить со мною по какому-то важному делу?
Макарова оказалась улыбчивой смышленой старушкой.
— Именно поговорить, Антонина Сергеевна. Из вашего окна хорошо видны окна квартиры Никифоровой?
— Вы так говорите, словно с нею что-то случилось…
— Случилось, к сожалению. Она убита.
— Как! Не может быть! Галина убита… Моя дорогая подруга… — В глазах Антонины Сергеевны появились слезы, старушка низко опустила голову и долго молчала, потом вытерла платком влажные глаза. — Раньше мы с нею дружили. Но вот уже полтора года, как я никуда не выхожу. По квартире и то передвигаюсь с помощью вот этой коляски. Встану ли я когда-нибудь на ноги? Галочка, бывало, из лоджии помашет или с Танюшей привет пошлет. И сама навещала, вкусненьким потчевала. А тут ни слуху ни духу. Не показывается, телефон молчит, только свет горит денно и нощно. Думала, укатила куда, забыв выключить. А вчера увидела много людей. Значит, то вы и были. Я узнала…
Миронов подошел к окну, глянул в ту сторону, где жила Никифорова.
— Когда у Галины Васильевны зажигался свет, вы могли наблюдать, что там происходит? — уточнил Алексей Павлович.
— Конечно, могла, — подтвердила Макарова.— Правда, иногда Галя зашторивала окна.
— Может, видели у Никифоровой кого-то неделю тому назад?
— Я уже думаю над этим. — Лицо женщины напряглось. — По вечерам к ней заходили. В основном женщины, но наведывались и мужчины… И где же ее убили?
— В собственной квартире неделю назад.
— Слышишь, внучка, я же говорила тебе, что с Галиной Васильевной что-то случилось! Иначе чего бы днём и ночью горел свет в ее квартире? А тут вот оно что! Какой кошмар!
— Вы очень наблюдательны, Антонина Сергеевна.
— Возможно. События недельной давности мало чем отличались от обычных. Я сидела в своей комнате перед телевизором и смотрела какую-то передачу. Спускались сумерки. Вдруг в квартире Никифоровой вспыхнул свет. Я подумала, что к ней пришли гости, и из любопытства подкатила на коляске к окну…
— Продолжайте, пожалуйста.
— В комнате у Никифоровой я увидела молодого парня. Он прошел и сел на диван рядом с Галиной, снял перчатки и положил их на подоконник. Что-то стал крутить в руках: похоже, хотел закурить. Галина повернулась к нему и что-то сказала. Потом поднялась и вышла. Возможно, она ушла в другую комнату или на кухню, те помещения мне не видны. Тогда этот парень встал и зашторил окна. Что дальше там происходило, не видела, не знаю. В неплотно сдвинутые шторы все последующие дни был виден свет.
— Как выглядел этот мужчина?
— Молодой, выше Галины на голову, одет в куртку с капюшоном. Я подумала еще тогда: почему же Никифорова не предложила ему раздеться? Видно, он ее заверил, что зашел на минутку, а может, Галина не желала, чтобы он долго задерживался.
— Скажите, раньше вам не приходилось видеть этого мужчину в квартире Никифоровой?
— Нет, не видела. По-моему, не видела.
— Так видели или не видели?
— Кажется, что не видела. Хотя лицо его мне показалось знакомым. Недели две-три тому назад в квартире Галины появились две незнакомые мне женщины. Одна пожилая, другая молодая. Они появлялись подряд дня три, а однажды вместе с ними был молодой парень. Они сидели за столом и пили чай. Это было вечером. По-моему, между тем парнем и этим есть какое-то сходство. Дней десять назад, а может и того больше, Никифорова навестила меня. Я ее спросила: «Галя, у тебя гости?» Никифорова сказала: «Слава богу, выпроводила». Сестра Галины дала этой женщине адрес — вот и пришлось мучиться за здорово живешь. Три ночи ночевали они у Галины, эти женщины. Мать приехала навестить сына, он работает здесь на стройке, живет в общежитии. «Так что бы ты думала? — рассказывала мне Галина. — Старая-то привезла с собой невесту для своего любимого сынка. Стала упрашивать меня разрешить молодым остаться ночевать, ишь до чего додумалась!» Пришлось Галине соврать им, что телеграмму получила, мол, дочь с мужем сегодня на праздники приезжают и что больше их оставлять у себя не имеет возможности. Обиделись. Но ушли.
— Антонина Сергеевна, вы могли бы узнать того парня?
— Вообще-то на зрение не обижаюсь.
— Благодарю вас, Антонина Сергеевна, за весьма ценную информацию, — сказал майор, заручившись согласием еще раз ее побеспокоить. Распрощался и пошел к Светловой, которая на нескольких страницах довольно подробно описала посетителей и знакомых Никифоровой и пропавшие драгоценности. По совпадающим признакам подробных описаний свидетелей Миронов дал информацию в розыск по Ленинграду…
В конторе эксплуатационного участка жилищного треста собрались участковые, оперативные сотрудники. Поджидали начальника угрозыска.
— Ну что, начнем? — усаживаясь на стул, сказал Миронов. Каждый поднимался и коротко докладывал, что ему удалось выяснить при обходе жилмассива. Данные, характеризующие личность убитой, пополнялись. Круг знакомых расширялся. Ее образ жизни обрисовывался довольно полно и отчетливо.
— Товарищ Сурков, берите с собой жильца с первого этажа, Маслова Кирилла Тихоновича, и отправляйтесь с ним в четвертый таксомоторный парк. Там разыщете шофера такси, который привозил молодого парня… Это очень важный свидетель, учтите. Взаимоотношения между ними неизвестны, — сказал Миронов. — Если будут какие-то осложнения, позвоните мне.
— Вы считаете, что убийство совершил именно этот молодой парень?
— Пока только предположение.
— Понятно. Все будет сделано так, как надо…
Миронов остановил взгляд на своем сотруднике — капитане Даниялове:
— Вы, Владислав Васильевич, останетесь здесь. Присмотрите за квартирой Никифоровой. Всех, кто придет к ней, опросите. Остальные — в машину. Выезжаем в управление. По дороге завернем в кафе перекусить.
Перед выходом на улицу Миронов позвонил Осокину:
— Ну как? Разобрались с отпечатками?
— Так точно, товарищ майор. Разобрались. Отпечатки пальцев на шкатулке и металлической коробочке принадлежат сыну Никифоровой.
— Он признался?
— Никак нет. Отрицает.
— Где он сейчас?
— Где ему быть — в камере.
«И все-таки убил кто-то из своих, — размышлял Миронов, направляясь к машине. — Не раз бывал в квартире, хорошо ориентировался, знал, где именно хранятся ценности и деньги. А теперь, когда обнаружены отпечатки пальцев…»
Было прохладно, слегка туманно. Машина, круто развернувшись, затормозила во дворе управления.
Миронов легко взбежал по лестнице и вошел в свой кабинет. За его столом сидела Антонина Яковлевна Арева, следователь прокуратуры. Она поднялась. Невысокая, смуглолицая, в строгом костюме. Глядела усталыми темными глазами.
— Мы тут с Николаем Ивановичем поджидаем вас, — сказала Арева, кивнув в сторону Осокина, разговаривавшего по телефону.
— Вам бы, Антонина Яковлевна, в этот субботний вечер над пирогами колдовать, — пожимая протянутую руку, участливо произнес Алексей Павлович. — Муж, поди, тоской извелся.
Арева улыбнулась суховатой и вялой улыбкой.
— Перебьется. Знал, кого брал в жены.
— Так уж и брал, — усомнился Миронов. — Долго небось увивался…
Антонина Яковлевна благодарно улыбнулась.
Капитан Осокин, закончивший разговор по телефону, доложил:
— С моргом разговаривал. Смерть Никифоровой наступила от травмы головного мозга. Пробит череп.
Миронов прошелся по кабинету.
— Думаю, надо вызвать сестер Никифоровой, — сказал он, обращаясь к Аревой. И, не ожидая ответа, продолжал — Предлагаю текст: «Похороны Галины среду первого ноября тчк Срочно выезжайте Софья зпт Василий».
— Кто такая Софья? — спросила Антонина Яковлевна.
— Дочь Никифоровой.
— Так ее же нет?
— Нет, так будет. Дадим и ей телеграмму.
— Вам, Алексей Павлович, удалось что-то выяснить? — убирая бумаги со стола, спросила Арева.
— По квартирным обходам установлено, что недели две-три тому назад у Никифоровой были гости от сестры. Но от какой, пока установить не удалось. Две женщины, а потом к ним присоединился молодой парень.
— Поздравляю, Алексей Павлович. Это уже кое-что, — сказала Арева.
— Вот именно кое-что. А сын Никифоровой? Давайте его допросим.
Первым вошел в кабинет Никифоров. За ним — Осокин.
— Прошу вас, садитесь к столу, Василий Григорьевич.
— Майор милиции, — представился Миронов. — Вместе со следователем прокуратуры Антониной Яковлевной Аревой и капитаном Осокиным поручено заниматься вашим делом.
— Я не убивал мать, понимаете? Не убивал. Я говорил вашему сотруднику, а он не хочет верить.
— Кто же это сделал?
— Этого я не знаю. Я вас хочу спросить об этом.
— Когда вы были последний раз в квартире у матери?
— Вчера, вместе с Маляевым вошли и снова вышли.
— Откуда были гости у вашей матери две-три недели назад?
— Этого я не знаю. Слышал, что были, но откуда, не знаю. Я не интересуюсь, кто к ней приходит, когда и зачем.
— Были ли у матери сбережения — деньги и ценности, где и в чем она их хранила?
— Я не убивал мать!
— Это мы уже слышали, отвечайте по существу заданного вопроса.
— В таком случае я отвечать не буду.
Миронов не стал настаивать. Он снял трубку, набрал номер. Едва закончился его короткий разговор, как в кабинет вошел эксперт-криминалист Лиенов и поставил на стол шкатулку и металлическую коробку.
— На этих предметах обнаружены отпечатки ваших пальцев, — кивнув на шкатулку и коробку, сказал майор. — Когда вы к ним прикасались? Говорите правду, и только правду!
По лицу допрашиваемого пошли красные пятна. Было видно, что он мучительно боролся с самим собою.
— Ну, если правду: я взял деньги и ценности, — глухо проговорил Никифоров, облизывая пересохшие губы.