— Когда, при каких обстоятельствах вы их взяли?
— Взял тогда, когда Маляев бегал звонить в милицию. Решил посмотреть, всё ли на месте, а заодно и деньжишками разжиться. Извините, соблазн попутал. Вспомнил про деньги. Вы, должно быть, знаете, что у меня в этом нужда!
— На выпивку не хватает?
— Хотя бы и на выпивку. У меня свой уклад жизни. — И замолчал.
— Продолжайте, Никифоров.
— Когда я вошел в квартиру, то увидел, что в серванте нет бриллиантовой броши. Я решил посмотреть, не спрятана ли она а шкатулку, но и там ее не оказалось. Тогда подумал — украдена. Может, из-за нее матушку и прихлопнули. Сразу же у меня возникла мысль забрать ценности и унести к себе домой. Сначала перегрузил их к себе в карман, а потом решил забрать и деньги. Деньги я хотел поначалу унести с коробкой, а потом подумал: коробка не нужна — и бросил ее в шкафчик, что при входе в квартиру. Мать я не убивал, клянусь. Были у нас с нею, конечно, в жизни разногласия, но не такие, чтобы убивать…
— Где находятся деньги и ценности?
— Дома.
— Жена об этом знает?
— Нет, я ей ничего не говорил. Я их спрятал в нише электросчетчика. Там есть незаделанный люк, одно время я прятал туда заначку от жены.
— У вас есть желтые перчатки?
— Нет, и никогда не было.
— В квартире вашей матери нами изъяты желтые перчатки. Кому они принадлежат?
— Я бы хотел на них взглянуть.
— Разумеется. — Миронов достал из сейфа перчатки, упакованные в прозрачные целлофановые мешочки, и положил их на стол. — Посмотрите.
— Первый раз вижу.
— Согласны ли вы добровольно выдать те ценности и деньги, которые взяли из квартиры матери?
— Конечно. Я уже понял, что неправильно поступил.
— Тогда в машину.
Забрав с собой Никифорова и своих помощников, Миронов опять поехал на квартиру убитой. Пока поднимались по лестнице, майор успел договориться с Осокиным о дальнейших действиях:
— Я тут исчезну ненадолго. А ты, как только Никифоров покажет, где хранились ценности, сделай так, чтобы он немного повертелся около окна, а потом усади его на диван в большой комнате и займи разговорами до моего возвращения.
— О чем?
— О чем хочешь. Спроси, любит ли он охоту, сколько зайцев убил…
И Миронов с двумя дружинниками поспешил к Макаровой.
— Добрый вечер, Антонина Сергеевна! Извините, что я опять вас беспокою, пришел не один. Сейчас мы с вами проведем один эксперимент, — подмигнул Миронов хозяйке и попросил погасить светильник. — Посмотрите, нет ли среди людей, которые сейчас там появятся, тех, кого вы раньше видели в квартире Никифоровой.
В глазах старой женщины блеснул огонек:
— Значит, сегодня мы будем ловить преступников?
— Не столько ловить, сколько узнавать.
— Не беспокойтесь, я буду глядеть во все глаза. Мне так хочется вам помочь.
Антонина Сергеевна, ковыляя, с помощью внучки перебралась в кресло. Миронов пододвинул его к двери, выходящей на балкон.
В окнах квартиры Никифоровой вспыхнул свет. Было видно, как в комнату вошли четверо. Двое мужчин и две женщины. Макарова тотчас же указала на сынэ Никифоровой, которого она хорошо знает. Остальных же видела впервые.
— Благодарю вас, Антонина Сергеевна.
Миронов вернулся в квартиру Никифоровой.
— Покажите, где вы взяли деньги и ценности. И осмотрите — все ли вещи на месте.
— Я уже показывал вашим товарищам и еще раз могу это сделать, — сказал Никифоров.
Он указал именно на те места, о которых раньше говорила Светлова. Затем он прошел по квартире, внимательно осмотрел все и заявил, что все на месте, кроме бриллиантовой броши и тогр, что он взял сам.
Раздался телефонный звонок, Миронов снял трубку. Докладывал Сурков.
— Так как там у тебя?
— Все хорошо. Шофер такси опознан. Его фамилия Лебов. Все, что надо, о нем узнали. Характеризуется положительно. Думаю, что с парнем, которого он привозил, в связи не состоит.
— Николай Ильич, везите его сюда.
— Как, сейчас?
— Именно.
— Хорошо, ждите.
Миронов повесил трубку и тут же вышел на площадку. Поднялся на девятый этаж, нажал кнопку звонка 42-й квартиры. И как только дверь отворилась, Миронов сразу же представился.
— Что с мужем? Почему его держите? — с тревогой спрашивала невысокая белокурая женщина. — Я знаю, его мать убита, это знает теперь весь дом. Вы что, его подозреваете?
— Подозреваем, но не больше, чем всех остальных.
— Я наперед вам скажу, что убить человека, тем более свою мать, он не способен. Василий добрый, он усыновил моих детей. А вот свекровь… О покойниках не принято плохо говорить, но одно скажу: вместо того чтобы помочь нам — она рассказывала обо мне людям всякие небылицы.
— Но ведь ваш муж пьет?
— Потому и пьет, что с матерью был не в ладах. Ей за шестьдесят, а она молодилась, замуж хотела…
— Вот видите, вы сами говорите, что он был не в ладах с матерью.
— Из этого ничего не следует. Одно дело обижаться на мать, другое — совершить преступление.
— А где хранятся ценности и деньги?
Женщина испуганно вскинула глаза:
— Какие ценности? Какие деньги?
Миронов спокойно продолжал:
— Те, которые ваш муж принес из квартиры своей матери.
Продолжая испуганно глядеть на Миронова, женщина молча опустилась на диван и горько, навзрыд заплакала…
— Вчера, после того как за ним приходил внештатный участковый, возвращался ли муж домой?
— Да, возвращался. Но был он недолго.
— Чем он занимался?
— Не знаю, не видела. Я смотрела телевизор вместе с детьми. Муж что-то делал в коридоре у туалета. Потом ушел, сказал, что скоро вернется, да так до сих пор и не вернулся.
Раздался звонок в квартиру. На пороге стоял капитан Даниялов:
— Ищу вас, товарищ майор. Там, внизу, художник.
— Пошли, — распорядился Миронов, направляясь к лифту.
У парадной стоял небольшой человек, кругленький, пухленький, с русой, коротко подстриженной бородкой.
— Мы вас, Максим Савельевич, не задержим, — успокоил его Миронов.
Богданову было около шестидесяти пяти лет. Он стоял, скрестив длинные руки на животе, и внимательно глядел серыми, выцветшими глазами на Миронова. Весь такой аккуратный, чистый, выглаженный, он держался предупредительно, но с чувством собственного достоинства.
— Это допрос? — спросил Максим Савельевич, когда Миронов показал ему фотокарточку Никифоровой и попросил рассказать о ней.
— Допрос, как правило, проводится с составлением протокола и в кабинете, — успокоил собеседника Миронов. — Я же прошу вас помочь следствию. При этом вы можете быть уверены в сохранении тайны…
Богданов понимающе кивнул головой. Нет, он не мог быть убийцей, подумал майор. Жестокости и силенок не хватит. И спросил:
— Так где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Никифоровой?
— В Пицунде, года три назад. Я писал этюд, когда Галина Васильевна подошла. Разговорились, (^казалось, что мы земляки, и познакомились. Вместе проводили время, потом, когда вернулись в Ленинград, тоже встречались.
— Как часто вы бывали у нее?
— Не часто, но бывал.
— Не замечали ли вы что-либо необычное в ее поведении? Не делилась ли она с вами какими-нибудь опасениями? Может, в последнее время была расстроена, взвинчена?
— Знаете, вы поставили меня в затруднительное положение, — бесхитростно сказал Богданов. — Мне казалось, что она, как и ее подруга Наталья Борисовна, с которой я познакомился у Галины, всегда пребывала в прекрасном настроении. Не скрою, у нас с нею был разговор о совместной жизни. Она меня устраивала. Думал на старости лет обрести семью. Галина Васильевна, как я понимал, была согласна, но вдруг повернулась ко мне на сто восемьдесят градусов, словом, расстроилась у нас с нею женитьба.
Распрощавшись с художником, Миронов вернулся в квартиру Никифоровой.
— Сурков звонил, — доложил майору Осокин, — через полчаса будут с шофером такси.
— Очень хорошо!
— Василий Григорьевич, вы готовы показать, где спрятаны ценности? Думаю, вы понимаете, что не стоит проявлять при этом эмоции. Жена может не сдержаться, не так поймет. Пользуясь случаем, разъясняю вам: все, что осталось после смерти матери, принадлежит по закону детям.
— За меня будьте спокойны.
Когда все было оформлено, Миронов позвонил следователю прокуратуры Аревой. Она согласилась с его доводами и разрешила освободить Никифорова: он не может повлиять теперь на ход следствия. Хотя лодоз-рение с него полностью снято не было.
Только вышли на улицу, как сразу же подошла машина. Первым вышел участковый Сурков.
— Товарищ майор, по вашему приказанию доставил шофера такси Лебова Геннадия Васильевича.
— Всего два-три вопроса, товарищ Лебов, и вы свободны. Когда-либо вы бывали на своем такси у этого дома? — спросил Миронов.
— Ах вот оно что! А я-то ломаю голову: где же, думаю, видел этого гражданина? Как ваша фамилия?
— Маслов.
— Маслов — теперь вспомнил. Здесь, у этого дома, я его и видел.
— Расскажите, при каких обстоятельствах вы сюда приезжали.
— Я привозил сюда пассажира, молодого парня.
— Опишите его приметы.
— Высокий, лет двадцати — двадцати двух, в куртке, кажется, стального цвета. Стрижка короткая, без головного убора. Да, еще одна деталь — он был в солнцезащитных очках. Я подумал, что, может, скрывает на лице какую-то травму, потому вечером и прячет глаза под очками.
— Приходилось ли вам встречаться с ним когда-либо раньше?
— Никогда. Я подвозил молодую пару к кинотеатру, там и увидел этого парня. Он нервно махал рукой, выбегал на проезжую часть. Я остановился, и он сразу же сел в машину. Велел ехать к универсаму, зашел туда, потом вышел и сказал, что теперь налево и прямо по улице. Потом он указал мне этот дом и попросил остановить машину напротив, у сквера.
— И долго вы находились в пути?
— Минут семь — десять, не больше, если исключить остановку, специально время не засекал. Можно и проверить, я скоростью буду регулировать.