Федулов замялся.
— Может, я и не прав, но они, мне кажется, друг друга недолюбливали. — В голосе его проскользнуло что-то грустное. — Хотя сын особенно и не жаловался. Правда, однажды…
Федулов сказал, что однажды, когда он возвратился из командировки, Сергей предложил ему вернуться к Галине Матвеевне.
— И, чем он мотивировал свою просьбу?
— Уйдем, говорит, к мамке. Уйдем — и всё.
— Значит, была на то причина?
— Выходит, была. И серьезная. А я уговаривал: подожди, надо, мол, все обдумать. Обещал ему все уладить.
Но Сергей воспринимал создавшуюся ситуацию гораздо острее, чем отец.
Как-то Федулов собрался в очередную командировку. Зашел к сыну в комнату. Облокотившись о подоконник, Сергей задумчиво смотрел в окно. Не радовал его солнечный день, не манила площадка, где ребята гоняли мяч.
— Опять, пап, уезжаешь? — повернув к отцу голову, спросил Сергей. И, не дождавшись ответа, стал просить — Не уезжай, пап, а? Прошу тебя, не уезжай.
— Так я же ненадолго. Я скоро вернусь.
Сережа, казалось, не слышал отца. В его голубоватых глазах стояли слезы.
— Почему мы здесь? — спрашивал он. — Уйдем отсюда. Чего ты молчишь? Ты же обещал. Уйдем, а? — убеждал Сережа отца, не подозревая, что его голос крепчал, что Тина Иосифовна за дверью все отчетливо слышит. — Хочу к мамке. Неправда, что она плохая. Я знаю, она хорошая, очень хорошая. Она ни разу, никогда меня пальцем не тронула, а эта…
— Потерпи, Сережа. Все будет хорошо. Обещаю тебе. А пока зазря не бунтуй, не нагоняй на себя тоску, — утешал отец.
Легко сказать: «не нагоняй», когда она сама наваливается и давит.
Стоило Федулову выйти за дверь, как Тина Иосифовна коршуном налетела на пасынка и устроила ему очередную взбучку.
— Хочешь отца увести? — кричала она. — На мозги ему давишь! Чего тебе, выкормыш,< тут недостает? Комнату, как барин, занимаешь. Сыт, книжек полно. Какого еще рожна? Ну, чего зенки распялил? Молчишь, щенок! Нет, отца я тебе не отдам. Слышишь, не отдам!..
Она сыпала и сыпала бранные слова, а потом схватила веревку и стала лупить пасынка по рукам, по плечам, по чему попало.
— Чтоб ты сгинул, гаденыш! — гаркнула мачеха наконец, бросив в мальчика веревку.
Сергей заплакал. Немного успокоившись, он решил покончить с собой. Но как? С балкона сигануть? Рискованно, сразу не помрешь. Руку или ногу сломаешь. Еще хуже будет. Отравиться? Нет, лучше всего повеситься. Веревка крепкая, на конце даже петелька есть. Продел в нее конец, и удавка готова. Он где-то читал, что так делают. Перила на балконе надежные. Голову в петлю и…
Мальчик взял в руку веревку и тут с ужасом услышал за дверью шаги мачехи. Проскользнув на балкон, он завис на перилах и шлепнулся на клумбу…
Лейтенант Корнеев поднялся на второй этаж и позвонил в квартиру № 7. Дверь открыла плотная женщина с суровым энергичным лицом, с узковатыми и невероятно подвижными глазами.
— А муж? — глянув мимо офицера вниз на лестницу, с тревогой спросила женщина. — Где мой муж?
— Федулов в отделении. Он скоро вернется, — успокоил Корнеев и спросил: — А парень? Нашелся? Он дома?
Федулова встрепенулась:
— Сережа?
— У вас сын пропал?
— Да. Но дома его нет. Где он? Что с ним?
Тина Иосифовна отступила назад, хотела было присесть на диван, но передумала. Опять взглянула на офицера и предложила ему сесть. Она заметно тушевалась, да и Корнеев чувствовал себя не в своей тарелке. Думал, что зря, видно, находится здесь, доставляет беспокойство и без того растерянной женщине. Не верилось, чтобы она была причастна к преступлению. Хотя, собственно, ничего подобного он и не имеет в виду, а лишь хочет кое-что уточнить о пропавшем ребенке. Во что был одет? Когда ушел из дома? Куда?
— При каких обстоятельствах вы в последний раз виделись с Сергеем? — спросил Корнеев.
— Это допрос?
— Скорее необходимость, — ответил Лейтенант и пояснил: — Существуют формальности, которые нам с вами, хотим мы этого или нет, придется выполнять. Так что расскажите, пожалуйста, когда ушел из дома Сергей, чем занимались вы, куда ходили/ с кем встречались. Начните по порядку.
Непроницаемые глаза Федуловой округлились. Она пренебрежительно дернула плечом:
— Чем женщина занимается в выходной день? Обед приготовила. Попылесосила, протирала мебель.
— Давно здесь живете?
— Третий год как съехались.
— А раньше где жили?
— У меня была комната в коммунальной квартире. Корнеев вернулся к начатому разговору.
— Итак, в каком часу Сергей ушел из дома?
— Около десяти.
— А где в это время были вы?
— Дома.
— Куда и зачем ушел Сергей?
— Он взял снасти и отправился на рыбалку.
Корнеев сделал паузу и спросил:
— Скажите, а как Алексей Иванович относится к сыну?
— Как? Думаю, вполне нормально.
— Дружат?
— Да, пожалуй, так.
— Не ревнуете?
Федулова неприятно хохотнула. На ее щеке, возле уха, Корнеев заметил ранку, тщательно загримированную.
— Сцен не устраиваю, — ответила она, повернувшись к офицеру боком.
— Отец с сыном вместе рыбачат?
— Бывает.
— Ив лес ездят?
— Да, ездят.
— Почему же Сергей нынче с отцом не поехал?
Федулова насупилась.
— Почему да отчего? Мне-то откуда знать.
— Вы, Тина Иосифовна, все отлично знаете, — сказал Корнеев. — Почему отговорили пасынка поехать в лес? Он долго не решался произнести слово «пасынок», не зная, как Федулова на него отреагирует, но она, казалось, пропустила его мимо ушей. — По каким соображениям?
Нехитрый прием «опережающего вопроса» сыграл свою роль.
— Была, значит, на то причина, — сдавленно проговорила она.
— Какая? — Корнеев не давал паузе затянуться.
— Форму надо было купить.
— Что же вы из доброго дела секреты строите? — укорил лейтенант. И продолжал: — Вы, значит, уехали, а Сергей на рыбалку ушел? Так?
Федулова снова промолчала, и было видно, что она что-то обдумывала.
— К нему приятель заявился, вместе они и ушли.
— Как его зовут?
— Андрей Пухов. Раньше в одной школе учились. Корнеев рассуждал вслух:
— Парни ушли на рыбалку, а вы поехали в город. Купили форму и возвратились домой. В каком часу это было?
Женщина вспоминала. Корнеев смотрел не нее и пытался угадать, о чем она думает.
— Переволновалась я, — вздохнула Федулова. — Вернулась из центра, а Сергея дома не оказалось, стала искать.
— Где?
— На Неву бегала.
— На Неву? — переспросил Корнеев. — И кого там видели? К кому обращались?
— Никого не видела, ни к кому не обращалась.
— Где еще искали?
— Больше никуда не ездила. Расстроилась. Решила мужа подождать. — Женщина подумала и добавила: — Может, к матери мотанул.
— А где мать живет?
— За городом, в деревне.
— У вас есть адрес?
Не отвечая, Федулова подошла к журнальному столику, взяла алфавитку, полистала. Потом поискала в ящике стола, в ранце.
— Не нашла. У мужа надо спросить. Знаю, что где-то был адрес.
Корнеев за эти годы поднаторел в науке разгадывать людей по их поведению, по интонациям ответов. Все повадки Федуловой выдавали в ней человека настороженного, словно со сжатой внутри пружиной.
— Ну, а как пасынок? — спросил вдруг офицер.
— В каком смысле?
— Был ослушником, обижал, грубил?
— Ну что вы! Разве такое возможно?
— Часто с матерью встречался?
— У него теперь одна мать — это я, — с вызовом ответила Федулова.
— Да, но вы же только что сказали, что, может, он к матери мотанул. Стало быть, встречался, навещал ее. И не раз…
Женщина недоуменно, словно ничего не понимая, глядела на Корнеева. Тот счел неуместным развивать сейчас эту тему, хотя следствию вообще-то необходимо знать взаимоотношения людей, вовлеченных в круг, очерченный преступлением.
— Кто предложил заявить в милицию?
— Слух прошел, что в карьере мальчика выловили.
— В каком карьере?
— А тут. На Кирпичной.
— Думаете, ваш?
Повисла неловкая пауза.
— Кто первым предложил? — уточнил офицер.
— Муж. А я поддержала.
— Всегда поддерживаете друг друга? Живете, так сказать, в любви и согласии?
По лицу Федуловой скользнула сдержанная улыбка.
— Наверное, так.
Корнеев ухмыльнулся: когда «наверное» любят, то, вероятно, вовсе не любят. Он выписал повестку и передал ее Федуловой.
— Подходите завтра к десяти, — сказал он. — Все, что мне сейчас рассказали, — запишем. А повестка — документ, освобождающий вас от работы и обязывающий к явке…
Выслушав доклад Миронова, начальник уголовного розыска ГУВД резюмировал:
— План одобряю. Версии намечены должным образом. Людей задействовано достаточно. — Полковник Зи-галенко энергичным жестом отодвинул бумагу и мгновенно изменил тон. — Что же, Алексей Павлович, происходит? На прошлой неделе изнасилована восьмилетняя девочка. Позавчера зверски избита еще одна. А сегодня вот мальчик…
Зигаленко хотел было подняться из-за стола, но в последний момент передумал и решил не вставать.
— Целый букет, — продолжал он. — Не многовато ли для одного отделения?
Вопрос повис в напряженной тишине.
В ту пору, когда Миронов еще работал следователем, он иногда контактировал с Зигаленко — оперуполномоченным по делам несовершеннолетних. Беспокойный и инициативный офицер, тот много сделал и делает по предупреждению детской преступности. Спустя несколько лет их дороги снова сошлись. Зигаленко поддержал Алексея Павловича в те смутные времена, когда от него «деликатно» освобождались под предлогом перевода на другую должность. «Все рано или поздно встанет на свои места, — говорил Георгий Дмитриевич Миронову, который тогда переходил в его непосредственное подчинение. — Время покажет, кто есть кто. Осваивайтесь в новой роли. Работайте».
— Преступление можно было предупредить, — нарушил молчание Миронов. — Мать погибшего Сергея обращалась в отделение милиции. Была она и у начальника: просила его вмешаться, помочь мальчику, защитить его. Майор Боровин обещал разобраться, взять под контроль, но, к сожалению, ничего не сделал. Палец о палец не ударил.