— Как звали женщину?
— Нина Николаевна.
— Что вы можете о ней сказать?
— На вид ей лет под сорок. Синеглазая, короткая мужская прическа, одета современно, в джинсах, в импортной куртке. Верткая бабенка.
— А мужчины?
— Их в лицо не видела. Сидели спинами к буфету. «Вольготно чувствуют себя ребята, — думал Миронов. — Торгуют не какими-нибудь там поделками, а золотыми украшениями, ни в чем не уступающими фирменным».
Когда Никитину увели, в кабинет вошел подполковник Симонов. Алексей Павлович рассказал начальнику ОБХСС о разговоре с Никитиной.
— Надо немедленно заняться буфетчицей Яблоковой, — заключил он.
— Она под подпиской о невыезде из города.
— Хочешь сказать, что следует повременить?
— Именно так, из-за осторожности.
— У нас, Николай Николаевич, разные понятия на сей счет. Яблокова может помочь: в ее руках нити, наверняка располагает сведениями, которых нам так недостает. Чего же мы будем откладывать? — Голос Миронова звучал холодно и глухо.
— Тогда давайте пригласим капитана Носикова, — предложил Симонов.
Миронов кивнул головой и продолжал:
— Если же Яблокова станет крутить, изменим меру пресечения. Прокурор теперь нас поддержит. Если он решился на Никитину… — Офицеры понимающе переглянулись: нелегко было его уломать.
Капитан Носиков вошел в кабинет.
— Бери, Василий Иванович, мою машину и кати за буфетчицей.
Потом Миронов позвонил эксперту-криминалисту Лиснову и попросил его разыскать толкового ювелира.
— Лучше из числа бывших, не связанных с производством, — посоветовал Алексей Павлович.
Тем временем доставили Яблокову. Высокая, не по годам располневшая, она то и дело поправляла густые темные волосы, вытирала платочком лицо, покрытое красными пятнами.
Яблокова во всем кляла слепую судьбу-индейку. Жила она одна, растила сына. Долго не могла выйти замуж. Однажды, отдыхая в Ялте, познакомилась с длинноволосым шатеном, привезла его в Ленинград. Помогла устроиться на завод, а он через некоторое время перешел работать банщиком. Яблокова переживала: это же срам-то какой — здоровый мужик с дипломом техника стал шайками заведовать. А потом вообще исчез и оказался за решеткой. Длинноволосый был мошенником, обирал доверчивых земляков в одном из южных городков.
Присев, Яблокова с ужасом подняла глаза, полные печали.
— Я ведь, кажется, все рассказала на следствии.
— Не будем касаться вашего дела, — успокоил Миронов. — Скажите, Валентина Ильинична, у кого вы купили золотые изделия, которые изъяты у вас в обеспечение возмещения материального ущерба?
— Ах вот оно что! — чуть ли не радостно воскликнула Яблокова. — А я-то мучаю себя догадками: зачем меня опять в милицию? Купила у одной незнакомой женщины.
— Так уж и незнакомой?
Яблокова изложила историю с приобретением крестиков точь-в-точь так же, как Никитина.
— Буфет, как вы знаете, у самого окна. Вся улица как на ладони, — продолжала она, окончательно успокоившись. — Я находилась за стойкой. И вдруг остановилось такси. Из машины вышли трое. Двое мужчин и женщина. Высокий, на вид крепкий, чуть задержался, протянул бумажку и, посмотрев на часы, что-то сказал водителю. Наверное, предложил таксисту через какое-то время снова подъехать сюда. Мужчины сели за столик у окна, а женщина подошла ко мне. Раскрыла сумочку, достала небольшой пакетик и высыпала содержимое мне на ладонь. «Здесь пятнадцать крестиков, — сказала она. — Покажите девушкам, цена пятьдесят рублей». И тут же отошла к мужчинам, села за столик. Ко мне подбежали официантки, кухонные рабочие и все крестики раскупили. Троица распила бутылку шампанского и уехала на такси.
— Кто обслуживал гостей?
— Галина Малахова.
— Приметы мужчин можете назвать?
— Тому, кто рассчитывался с таксистом, лет тридцать, в блестящей белой куртке японского производства. У моего мужа была точно такая же. Волосы темные, длинные. Второй ниже ростом и моложе. Кажется, в кожанке. Высокий приезжал с женщиной несколько раз. Я еще шутила: «Под охраной ездишь».
— Вы связывались с этой женщиной?
— Конечно, и не раз. У меня был ее телефон, записан на бумажке. Когда в столовой работала, он лежал под клеенкой на столике в буфете. Теперь же я работаю маляром. Недавно хотела позвонить: девочки заинтересовались крестиками. Я ходила в столовую, там записку с телефонным номером не нашла, дома тоже все перерыла — как в воду канула моя бумажка. Когда я звонила по тому номеру, трубку снимала старушка. Варвара Степановна ее зовут. Звонила я в понедельник и в четверг. Я спрашивала Нину Николаевну, которая затем мне перезванивала. Я ей говорила, что нашла покупателей, и она привозила. Телефон нашей столовой я дала ей при первой встрече. Во время разговора с Варварой Степановной я отчетливо слышала, как кто-то подходил к ней и просил ключи. Может, это вахта в общежитии или в гостинице.
— Вы не могли бы вспомнить номер телефона? Это очень важно.
— Я старалась, но ничего не получалось. Помню, что первые цифры «31», а последние — «12», но какие три цифры в середине — убей бог, не помню.
— Вы знаете всех, кто из ваших столовских купил у Нины Николаевны золотые изделия?
— Конечно, мы же бабы, друг другу показываем, хвастаем. Это наша слабость.
— Что еще можете сказать о Нине Николаевне?
— Не знаю, заинтересует ли вас, — вспомнила Яблокова. — Как-то в разговоре по телефону она обмолвилась, что сегодня не может приехать, собирается в Колпино и Тосно. Что бы это значило — я не знаю.
Яблокова посмотрела на подполковника печальными глазами немало пережившей женщины и горестно заключила:
— Не подвернись эти злополучные крестики, может, и не попала бы я в такую беду…
— Все может быть, Валентина Ильинична, — посочувствовал Миронов. — И через золото, как видите, слезы текут.
В дверь постучали. В сопровождении офицера вошел благообразный старик с аккуратной седой бородкой.
— Лев Исаакович, ювелирных дел мастер, — представил офицер. Он хотел еще что-то сказать, но Миронов легким жестом руки остановил его:
— Вы свободны.
Лев Исаакович выглядел намного моложе своего возраста, бросая ему вызов своей завидной стройностью, густой шевелюрой, хотя и сильно тронутой сединой, здоровым загаром.
— Мы с женой давно уже на пенсии, — усаживаясь поудобнее, рассказывал Лев Исаакович. — Вроде как на обочине. Воображение привычно связывает с этим упадок сил, увядание, угасание…
— Глядя на вас, я бы этого не сказал…
— Нам с женой на помощь пришли цветы. Все мы в старости становимся немного сентиментальными.
— Цветы, говорят, хлеб для души.
— Во-во, именно хлеб. Люблю, понимаете, цветы — мое отдохновение. Да и вы, гляжу, любитель.
Лев Исаакович обвел глазами окна, на подоконниках которых в аккуратных горшочках горели пурпурные цветочки.
— Цветы — это хорошо. Человек сердцем мягча-ет, — резюмировал он и как бы незаметно скользнул взглядом по миниатюрному пакетику, где находились золотые изделия. — Думаю, однако, что вы не за этим меня сюда пригласили.
— Вы правы, — согласился Миронов. Он пододвинул пакетик, открыл его, и на белый лист бумаги скользнули крохотные украшения. — Как вы думаете, чьих рук эта работа?
Лев Исаакович считался квалифицированным специалистом, человеком с чистой, незапятнанной репутацией. Продолжая глядеть на золотые вещицы, он сменил очки, провел руками по карманам.
— Не волнуйтесь, с оптикой мы поможем, — сказал Миронов, прошел к сейфу и вернулся с набором оптических приспособлений разной кратности. — Вот, пожалуйста. Если что еще надо, скажите.
— Достаточно, даже с избытком, — сказал Лев Исаакович, подолгу осматривая каждую вещицу. Он то снимал очки, то снова их надевал. Брал в руки оптические приспособления, смотрел через них, ощупывал изделия руками. И, отвалившись на спинку стула, резюмировал:
— Думаю, что это работа умелых рук, мастера высокой квалификации. Если бы не крестик, я сказал бы однозначно — сделано в заводских условиях. Но крестик? Их даже в мою бытность не изготовляли. Дальше. Насечка нанесена алмазной фрезой. Она большая редкость. Приобрести ее частным путем невозможно. Думаю, что обработка ювелирных изделий производилась там, где есть этот инструмент, — на производстве, большим мастером. Как раз тот случай, когда говорят — это ювелирная работа. Но сказать только это — значит ничего не сказать. Чтобы изготовлять такие изделия, нужно иметь специальное оборудование и инструмент. Плавильную печь, вальцы для Прокатки золота, приспособление для пайки. Одним словом, надо иметь мастерскую.
— Спасибо, Лев Исаакович, вы нам очень помогли. Вас отвезут.
— Не извольте беспокоиться, пройдусь пешочком. Давно мечтал прогуляться в этих краях. В молодости здесь бывал. Любил, когда все вокруг бурлило. Теперь больше по душе тишина…
Проводив ювелира, капитан Носиков возвратился в кабинет.
— Теперь давай, Василий Иванович, обмозгуем все, чем мы располагаем, — сказал Миронов, приглашая капитана взглянуть на графическую схему, которую он успел набросать. — Начнем с Яблоковой…
— Свяжитесь с Зинаидой Константиновной Рито-вой, — делая какие-то пометки в настольном календаре, говорил Алексей Павлович. — Надеюсь, это вам поможет. Тем более что она, считай, свой человек на ювелирном заводе.
Воспользовавшись паузой, Носиков с искренним недоумением произнес:
— Поразительно, неужели опять с этого предприятия? Еще чернила не успели высохнуть… Нет, видимо, зло непобедимо, товарищ подполковник. Арестована большая группа расхитителей, и никакого, предупредительного воздействия. Как-то даже не по себе становится.
— Не будем забегать вперед. Официально все можно представить как проверку реализации рекомендаций по усилению контроля за сохранностью материальных ценностей. Посмотрите, Василий Иванович, кто сейчас работает расточниками на станках алмазной обработки ювелирных изделий.
— Списки на всех материально ответственных лиц у нас имеются. А расточники относятся именно к ним.