Когда эта работа была закончена, получились солидные колонки по обе стороны разграничительной линии. Кроме того, в записной книжке было два шифра: НВЕ, ТСВ — с четырехзначными телефонами. Это, видимо, особые люди, которых Ветрова на всякий случай тщательно оберегала.
Предстояло выяснить, кто из этих лиц кроме Валентины Яблоковой являлся заказчицей и покупательницей золотых изделий у Ветровой. Кому принадлежат телефоны — частным лицам или организациям?
— Подготовь письмо и немедленно направь в Управление городской телефонной сети оперуполномоченного, — распорядился Миронов, просматривая протокол.
— Хорошо.
— А это что? — Подполковник остановил взгляд на чистом листе бумаги с оранжевым оттенком, скрепленном подписями Ветровой и понятых на уголке.
— Это, товарищ подполковник, бумага, в которую были завернуты ювелирные изделия, — пояснил Симонов. — Полагаю, на ней остались отпечатки пальцев того, кто заворачивал изделия, и того, кто передавал их.
— Неплохо.
— Я уже распорядился: дежурный возьмет отпечатки пальцев у задержанных, эксперт обработает бумагу и проведут сравнение.
— Торопишься, Николай Николаевич, всему свое время. Сначала дело необходимо возбудить, а уж потом… — Миронов нажал на кнопку и сказал в микрофон селектора — Эксперта ко мне.
Потом загадочно улыбнулся, снял трубку и набрал номер прокурора.
— Николай Степанович, есть разговор. Разрешите, мы подойдем к вам с начальником ОБХСС?
— Заходите, Алексей Павлович.
— Хотелось бы, чтобы и следователь Арева была на месте.
— Опять дело ей приготовили, поди, какое-нибудь закрученное? — посетовал Корнилов и серьезно добавил — Вроде бы она освободилась, сегодня подписал обвинительное. Крестится, что осилила «гроб», намучилась с этими приписками.
— Вот видите — крестится, а у нас как раз крестики.
— Ну, если крестики, сейчас приглашу.
В тот же день Арева приступила к допросу Ветровой. Та сидела с видом обиженной и оскорбленной. Поправляя затейливую прическу, односложно отвечала на вопросы. Прищуренные синие глаза сверкали колко.
— Нас, Нина Николаевна, в данном случае интересует все, что связано… — Арева, сделав выразительную паузу, неторопливым движением убрала бумажную салфетку, скрывавшую золотые поделки. — …Что связано с этими драгоценностями. Откуда они у вас? Кому предназначены?
— Тоже мне, драгоценности, — уклоняясь от поставленных вопросов, фыркнула Ветрова. — Смотреть не на что. Вы небось и не видели настоящих драгоценностей.
Антонина Яковлевна Арева, неопределенно пожав плечами, продолжала сосредоточенно наблюдать за явно избалованной вниманием и роскошью самовлюбленной женщинрй. Ветрова прилагала немало усилий для того, чтобы «сохранить лицо», создать впечатление, что находится здесь по какому-то досадному недоразумению, но еле уловимое движение глаз отражало напряженную работу мысли, предельную настороженность.
— Итак, от кого вы получили эти ювелирные изделия?
— Купила у неизвестного.
— Ваш ответ поспешный и необдуманный. Хотя было время подумать. Вот прочтите в Уголовном кодексе статью восемьдесят восьмую. — Арева развернула книгу на закладке и протянула Ветровой. — Вы подозреваетесь в нарушении правил о валютных операциях. Часть первая этой статьи предусматривает от трех до восьми лет лишения свободы. Вам понятно?
— Чего уж там не понять! Выходит, и купить ничего нельзя, сразу — в тюрьму, — сказала Ветрова с укором.
— Не прикидывайтесь, — упрекнула ее Антонина Яковлевна. — Не ставьте себя в глупое положение. Преступление, которое вы совершили, будет раскрыто. В этом можете не сомневаться. Наберитесь мужества и признайтесь. Итак, кому и когда вы продавали ювелирные изделия?
— Никому и никогда я ничего не продавала, — медленно и твердо проговорила Ветрова.
— Кто такой Микрюков и как вы с ним оказались вместе в телефонной будке?
— Я его не знаю. А как оказались в будке — спросите милицию. Я разговаривала по телефону, подъехала машина, выскочили из нее люди и втолкнули в будку этого, как вы называли, Микрюкова, а потом наев месте доставили в жэк.
— Значит, сначала втолкнули, а потом… — улыбнулась Арева. — Детский лепет. Поймите же, у вас один выход — говорить правду. Чистосердечное раскаяние, равно как и активное способствование раскрытию преступления, рассматривается как смягчающее вину обстоятельство.
— Никакого смягчения мне не надо.
— Ветрова, вы отрицаете очевидное.
Женщина, потускнев, глухо проговорила:
— Я все сказала.
— Тогда подпишите протокол, — сдерживая нараставшую досаду, предложила Арева.
Следующим перед нею оказался шатен лет тридцати, элегантно одетый, со спортивной выправкой. Густые черные брови сдвинуты, глаза слегка прищурены. Это Владимир Микрюков. Как и его компаньонка, он тоже отрицал свою причастность к золотым изделиям, знать не знал никакой Ветровой.
— Несостоятельность ваших, молодой человек, утверждений лежит, что называется, на поверхности, — значительно произнесла Антонина Яковлевна. — Не торопитесь, подумайте, я надеюсь на ваше благоразумие и понимание.
Микрюков всячески старался показать, что ему пытаются, как он выразился, повесить лапшу на уши, насмешничал, от прямых вопросов всячески увиливал.
От следователя, однако, не ускользнула скрытая в нем тревога.
— Пока, Алексей Павлович, ничего утешительного, — сказала Миронову Арева после допроса. — Оба ведут себя довольно независимо. Видно, успели договориться.
— Все может быть, — машинально ответил Миронов, поглядывая на телефонный аппарат. И тут же объяснил свою невнимательность. — С минуты на минуту, Антонина Яковлевна, жду важного звонка. При обыске у задержанных изъят листок, в который было завернуто золото. Не исключено, что на нем могут оказаться отпечатки пальцев. Эдуард Карлович колдует…
— Что ж, существенная деталь.
Не успели они переброситься словом-другим, как телефон напомнил о себе.
— Легок, Эдуард Карлович, на помине. — Миронов не успел погасить улыбку. — Ждем тебя. Забирай все свои премудрости и — к Симонову. Мы с Антониной Яковлевной подойдем.
Они уже направлялись к двери, как опять раздался телефонный звонок.
— Товарищ подполковник, зашифрованные телефоны в записной книжке Ветровой разгаданы, — прозвучал бодрый голос Носикова.
— События развиваются быстрее, чем мы предполагали, — широко улыбнулся Миронов, глядя на Ареву. — И кому же эти телефоны принадлежат?
— Нагретову и Телегину. Они оба работают на ювелирном заводе.
— Чем занимаются?
— Монтируют сложные конструкции ювелирных изделий — это специалисты высокой квалификации.
— Выходит, действительно везет тому, кто сам везет, — добродушно улыбнулся Миронов. — У Лиснова в НТО тоже кое-что проясняется. Есть отпечатки пальцев. Через несколько минут скажет, пригодны ли для идентификации. Следователь готовит опознание.
— Как Ветрова?
— Молчит, но, думаю, долго не продержится. Уж слишком лихо все отрицает.
Носиков собрался было уходить, но задержался, чтобы сообщить:
— И еще. Звонил оперуполномоченный, он сейчас привезет список всех абонентов телефонов, номера которых обнаружены в записной книжке Ветровой. В основном это парикмахерские, кафе, столовые, магазины…
— Спасибо, Василий Иванович, — сказал Миронов. — Все, что попросит следователь, немедленно выполняй. Преступление должно быть раскрыто в сжатые сроки.
— Раскроем.
— Может, не тех щупали? Не торговец золотом* был в столовой, а монтировщик. А?
— Намек понял.
— Вот и хорошо.
Прошло три часа. Алексей Иванович вел прием граждан, когда позвонила Арева.
— Что, Ветрова призналась?
— Сдвиг есть.
— А я-то подумал… Хорошо, заходите, Антонина Яковлевна.
Закрыв за собой дверь, следователь поделилась самой значительной новостью:
— Ветрова заявила, что Микрюков ее сожитель.
— И вы не удивились, что парень, который годится женщине в сыновья…
— Чему там удивляться, — вздохнула Арева. — Не об этом речь. Он, видите ли, принудил ее участвовать в реализации ювелирных изделий. Вместе с ним она развозила по точкам золото, участвовала в реализации. Но откуда он брал изделия — не говорит.
— Ход конем, если применить шахматную терминологию! Отстаньте, дескать, от меня. Терзайте мужчину, он покрепче — сдюжит. Выходит, так.
— Именно так.
— Ну, а кто был третий с ними в столовой?
— Молчит. Пока молчит. Кстати, на упаковочной бумаге отпечатки пальцев пригодны для идентификации.
— Это уже кое-что.
— Мой план: завтра с утра провести опознание Микрюкова.
— Может, Антонина Яковлевна, сперва вместе с вами поговорим с ним? — предложил Миронов.
— Что проку-то? — усомнилась Арева. — Будем взывать к совести, стыдить, а он начнет куражиться…
— Ну ладно, — согласился подполковник. — А эксперт?
— Прикидку сделал, — сказала Антонина Яковлевна. — Похоже, на упаковке три следа пальцев Микрюкова.
— Так это же железное доказательство!
— Для суда. А этого наглеца еще убедить надо, что следы оставил именно он.
— Вы правы, — согласился Миронов. — Самое трудное — убедить.
— А тем более — признаться в преступлении.
Они переглянулись. Разговор заходил в тупик. Арева, однако, не торопилась уходить.
— Может, очную ставку с Ветровой сделать?
Антонина Яковлевна немного подумала:
— Давайте повременим. Ветрова хитрит, нащупывает, чем мы располагаем. — И, помолчав, добавила — При необходимости зачитаем Микрюкову ее показания, дадим понять, что Ветрова «рассыпалась».
— Как бы не спугнуть остальных участников!
— Пока нет основания для такой тревоги. Похоже, взяли вы Ветрову и Микрюкова чисто, без шума.
— А как вы, Антонина Яковлевна, рассматриваете Телегина и Нагретова с ювелирного завода?
— Пока нет никаких данных, что именно они участвуют в совершении преступления. А зашифрованные записи Ветровой дают нам лишь повод их подозревать, и не более. Не будем их сегодня трогать, а завтра обязательно все проясним.