— Мне не мешает! — с пьяным вызовом ответил Колесников.
— Мы достаточно хорошо знаем вашу биографию, Колесников, — жестко заметил Герлах. — Особенно последний ее этап.
Чуть заметно усмехнулся, видя, как сник при этих словах Колесников, и напористо сказал:
— Я вам предлагаю сделку покрупней, чем та, которую вы провернули. Три тысячи долларов вы получили. Магнитофон и шубу я не считаю. Еще десять тысяч на вашем счету в швейцарском банке. Вот!
Герлах положил на стол банковский счет. Колесников с пьяной. сосредоточенностью полистал его и кинул обратно:
— Георгий Колесников — миллионер! Смешно!
— Ничего смешного! — подлил ему виски Герлах. — Проценты плюс определенная сумма, в которой вы не обязаны отчитываться, а ваш банковский капитал остается неприкосновенным. Неплохо?
— Куда лучше! — согласился Колесников, выпил и, окончательно пьянея, заявил: — Но не для меня!
Герлах прищурился и со скрытой угрозой сказал:
— Подумайте. Очень вам советую. Время для этого у вас будет.
Колесников его не слышал. Он спал. Герлах нажал кнопку звонка. В дверях встали два крепко сбитых парня.
— Уложите его наверху. — Герлах кивнул на Колесникова. — Побольше выпивки, лед, содовую. Сигареты отберите. Попросит курить — суньте ему травку. Дверь на ключ. Документы мне.
Повернулся и вышел из комнаты.
В номер отеля, где молча сидели у телефона Семенчук и Парфенов, коротко постучали.
— Да, да! Войдите! — быстро обернулся к дверям Семенчук.
В номер вошел представитель торгпредства, кинул на спинку кресла пальто.
— Никто не звонил?
— Нет, — покачал головой Семенчук. — Что в консульстве?
— В полицию заявлено... — устало опустился в кресло представитель торгпредства. — Пока ничего!
— Не сквозь землю же он провалился! — сказал Парфенов. — Должны быть какие-то концы... А что фрау эта говорит?
— Штайнер? — переспросил представитель торгпредства. — Да все то же... Последний раз видела его на приеме в фирме. Больше ничего не знает.
— А не темнит? — поинтересовался Парфенов.
— Кто ее разберет? Не должна бы...
— Веселые дела! — вздохнул Парфенов.
— Куда уж веселей! — Семенчук прошелся по номеру и остановился перед представителем торгпредства. — У нас визы завтра кончаются.
— Знаю, — кивнул тот. — Придется вам лететь без него.
— Как же так? — вскинулся Парфенов.
— Другого выхода нет, — пожал плечами представитель торгпредства. — Все необходимые шаги мы предпримем.
— Ну Колесников! — выдохнул Парфенов. — Отмочил номер!
— Угомонись, — остановил его Семенчук. — Ничего же не известно... А если несчастье с человеком? Авария на дороге... Сердце прихватило... Мало ли!
— В больницах его нет, — погасил сигарету представитель торгпредства и, помолчав, добавил: — В морге тоже.
— Значит, живой, — упрямо повторил Парфенов. — Прячется.
— Да уймись ты! — прикрикнул Семенчук. — Нельзя же так... Бездоказательно.
— Третьи сутки человека нет, — мрачно сказал Парфенов. — Какие тебе еще доказательства?
Ему никто не ответил. Сидели молча, поглядывая на телефон.
Герлах посигналил у ворот виллы, притормозил «мерседес» у крыльца и, хлопнув дверцей машины, поднялся по каменным ступеням.
В холле его встретила Эллен.
— Как подопечный? — Герлах снял пальто.
— Когда приходит в себя, требует соединить его с консульством и полицией.
— Надо его ломать побыстрей, — озабоченно сказал Герлах.
— Что-нибудь случилось?
— Кажется, ему предстоит поездка в Штаты.
— Даже так? — подняла брови Эллен.
— В детали меня не посвятили, — покосился на нее Герлах.
— Это уж как водится! — усмехнулась Эллен.
Герлах сделал вид, что не слышал, остановился на площадке второго этажа и кивнул на плотно закрытую дверь:
— Заходили к нему?
— А это нужно?
— Пока нет. Давайте-ка взглянем на него вместе.
В комнате с задернутыми шторами неярко горит плафон под потолком, освещая уставленный бутылками стол. На диване лежит полуодетый Колесников. Он что-то бормочет, вскрикивает, опять затихает в тяжелом сне. Потом вдруг вскакивает, испуганно озираясь по сторонам, вытирает рукавом рубахи потный лоб, подходит к висящему на стене зеркалу и вглядывается в свое небритое, исхудавшее лицо.
Крутится магнитофонная лента, сидит за столом один из парней с наушниками на голове. В креслах расположились Герлах и Эллен. В зеркале они видят все, что происходит в соседней комнате.
— Вид у него не очень... — сочувственно качает головой Герлах.
— Курит не переставая... И пьет... — объясняет Эллен. — Парни, по-моему, перестарались с травкой.
— Отойдет, — успокоил ее Герлах. — Небольшая встряска, и все будет о’кэй!
Обернулся к парню с наушниками и спросил:
— Есть что-нибудь интересное?
— Нет, шеф. — Парень покосился на Эллен: — Фройлен, правда, досталось...
— Спрягал ее имя с матушкой? — усмехнулся Герлах.
— Совершенно верно! — ухмыльнулся парень, но, увидев лицо Эллен, сжался на своем стуле.
— Ну что ж... — взглянул на часы Герлах. — Пора его немного встряхнуть! Замените Эрика, фройлен. — И приказал парню: — Спускайся в машину. И передай Вернеру, чтобы тоже был готов.
Когда Герлах вошел в комнату, Колесников стоял у стола с бутылкой виски в руках. Обернулся на стук двери, увидел Герлаха, рука его судорожно сжала горлышко бутылки.
— Спокойно, спокойно... — остановился Герлах. — Поставьте бутылку на место. Вот так... Садитесь, нам надо поговорить.
— Почему меня держат взаперти? Какое вы имеете право? Я советский гражданин!
— Были им, — заметил Герлах.
— Что значит «был»? — вскочил Колесников. — Где мой паспорт?
— Думаю, он вам больше не понадобится, — спокойно сказал Герлах. — Сядьте, Колесников! Сядьте, вам говорят!
Колесников тяжело опустился на стул и потянулся за стаканом с виски.
— Не стоит больше пить. — Герлах отодвинул стакан в сторону. — Вам сейчас нужна ясная голова. В состоянии вы меня выслушать?
Колесников молча кивнул.
— Советский гражданин, исчезающий в чужой стране, перестает им быть, — жестко сказал Герлах. — Вы исчезли. По доброй воле или нет — этого никто не знает. Последствия вам ясны?
Колесников ничего не ответил.
— Даже если бы не было всех привходящих обстоятельств, — вы понимаете, конечно, о чем я говорю, — положение у вас безвыходное. Вы отказались работать на нас у себя в Союзе, будете работать здесь.
— Кем? — вырвалось у Колесникова.
— Тем же, кем работали. Инженером-конструктором. Но мне кажется, — давайте вместе это взвесим, — в этой стране вам оставаться бессмысленно. Слишком вы, извините, наследили с этим контрактом! Боюсь, что на вас будут косо посматривать... Есть варианты получше! Скажем, Соединенные Штаты. Неограниченные возможности для научной инициативы! Устраивает вас такая перспектива? А, Колесников? Что же вы молчите?
— Свяжите меня с консульством, — ответил Колесников. — Немедленно!.
— Вы удивительно упрямый человек! — с трудом сдержался Герлах. — Неужели вам до сих пор непонятно, что вашему консульству уже нет до вас никакого дела! Вас нет, Колесников!.. Ни для консульства, ни для вашей торговой делегации. Вас бросили на произвол судьбы!
— Врете вы все! — зло сказал Колесников. — После всего, что случилось, я не верю ни единому вашему слову!
— Ну что ж... — поднялся Герлах. — Одевайтесь. И едем!
— В город? — встрепенулся Колесников.
— Вы увидите, кто из нас прав, — ушел от прямого ответа Герлах. — Одевайтесь, Колесников!
«Мерседес» въехал прямо на летное поле и остановился у взлетной дорожки, на которой светился огнями готовый к отлету авиалайнер.
— Смотрите внимательно! — обернулся Герлах к Колесникову, сидящему между Вернером и Эриком.
К трапу самолета уже подходили пассажиры, и среди них Колесников увидел Семенчука и Парфенова.
— Узнаете?
Колесников подался вперед, то ли хотел крикнуть, то ли освободиться от рук сидящих рядом парней, но губы у него задрожали, он коротко всхлипнул и уткнулся головой в спинку переднего сиденья.
— Выпейте, — протянул ему плоскую фляжку Герлах. — Будет легче.
И повернул ключ зажигания. «Мерседес» взревел мотором и покатил к воротам аэропорта.
Город раскинулся на холме, а внизу, огибая его, тянулась цепь озер. В городе была своя главная улица, свой торговый центр, свой лучший в штате отель. Если судить по рекламе, все здесь было лучшим. А лучше всего сама реклама!
Каждый вечер главная улица призывно подмигивала голубыми, желтыми, красными огнями баров, дансингов, закусочных, кинотеатров, итальянских и китайских ресторанов, маленьких магазинчиков с намалеванными на витринах надписями: «Нон стоп». Проносились взад и вперед на мощных «харлеях» и «хондах» подростки в кожаных куртках, у игральных автоматов толпились люди, возбужденные азартом и выпивкой, у зеркальных дверей отеля одна за другой парковались машины.
По утрам улица была пуста, только два негра собирали в черные пластиковые мешки груды скомканных газет, арахисовую шелуху, пустые бутылки из-под колы да у входа в ресторан стоял рефрижератор, ожидая разгрузки.
Джордж Коллинз — так называли теперь Георгия Колесникова — проснулся, едва будильник начал вызванивать мелодию популярной песенки Майкла Джексона.
Не снимая пижамы, прошел в маленькую кухоньку, включил электроплиту, поставил воду для кофе, кинул на сковородку несколько ломтиков бекона и вернулся в комнату.
Когда Коллинз вышел из дома, улица уже оживала.
Служащие супермаркета в одинаковых белых рубашках с короткими рукавами поднимали железные шторы на витринах, два подростка в линялых джинсах начищали медные ручки дверей отеля, а швейцар, еще без куртки, но в форменной фуражке, покрикивал, на них хриплым спросонок голосом.
На углу, напротив дома, где размещалось советское консульство, газетчик раскладывал кипы газет и журналов.