— Вы чего? — спросил он угрюмо.
— У вас нитка в усах.
— А у вас солома в чашке.
Бутылка с коньяком вдруг собрала весь кухонный свет и заиграла призывно. Он налил еще рюмку, опять полную, опять с верхом, и выпил, как вылил в сухой песок. В бутылке осталось чуть-чуть, с полрюмки. Он и это допил под встревоженным взглядом Валентины.
— Спасибо за компанию, — буркнул Михаил, покидая кухню...
В своей комнате он заходил большими кругами, в центре которых раскинулась тахта. Коньяк, поначалу было умиротворивший, теперь возымел обратное действие. Беспокойство приливало, как ярая вода в ураган. Михаил обратился к логике, — он же математик... Нужно выстроить числа, то бишь события, в четкие ряды и проанализировать каждое...
Жози почти не стала говорить по телефону. Спешила. Естественно: занята, женщина, иностранка. Но оказалось, что она ждет. Тоже естественно: хотела получить пакет из рук в руки, который, кроме всего прочего, и не влез бы в почтовый ящик. Однако говорить не стала, а умчалась на своем «седане». Естественно: занята, женщина, иностранка.
Жорка Дрын. Встреча возле универмага. Да где еще этому спекулянту околачиваться, как не у магазинов? Приходил сегодня. Естественно, коли ему заказаны книги и кожаный пиджак...
Логика сработала, как механизмом щелкнула. Никаких поводов для тревоги у него не было и быть не должно...
Но Михаил заметил, ощутил, что кроме разума и чувств, кроме мускулатуры и воли сейчас им водит еще какая-то сила — непонятная, неизведанная.. Коньячная, парапсихологическая иди дьявольская? Она уже спутала ему шаги и тяжкой рукой подтащила к полупустым книжным полкам. А что тут? Редкие томики, трепаные обложки детективов, брошюрки... Но неизведанная сила подняла его руку и сняла тонкую книжечку в жестком, крепчайшем переплете. Михаил отшатнулся бы, не держи его эта дьявольская сила... «Уголовный кодекс РСФСР». Он залистал его, жадно выискивая нужный текст. Статья 64... Вот:
«...выдача государственной или военной тайны иностранному государству...»
Михаил опустился на тахту и вытер мокрый лоб. Не сошел ли он с ума? Да разве его корабль есть государственная тайна? Или военная? А разве проект Андрея секретный? Это их личные замыслы, собственные, частные, которыми они могут распоряжаться как хотят. В кодексе же говорится о тайне, принадлежащей государству. Испугался дурак собственной тени.
И Михаил расхохотался на всю квартиру. Он сидел на тахте, покачивался и нетрезвым хохотом стучал в тихие стены.
Дверь приоткрылась.
— Что с вами? — испуганно спросила Валентина.
— У меня нитка в усах.
Я улыбнулся, поднял обе руки до уровня плеч, сжал их в кулаки, а затем с силой свел вместе, так что кулак ударился бы о кулак, не попадись меж ними голова этого типа. Он свалился, как дохлый тунец. О’кэй.
Два дня Михаил прожил с нескрываемым ожиданием. На третий день телефон зазвонил весело и намекающе. Он сорвал трубку.
— Мишья, жду.
И все. И писк в трубке — веселый и намекающий. Собирался он с нетерпеливой дрожью в ногах; ему казалось, что бегом он домчится скорее любого транспорта...
Ее квартира встретила полумраком. Свет кофейного торшера лег на мебель ровной паутиной. Золотая обивка, кресел и диванов солидно потускнела. Все стекло утратило свой холод, заблестев шоколадным отливом.
— Мишья, как я рада...
В длинном платье из какой-то темной материи, с распущенными волосами, с усталыми глазами, опустилась Жози рядом на диван и капризно попросила:
— Налейте мне и себе.
— Чего?
— О, виски и содовой, да-да.
Они прикоснулись губами к стаканчикам. Михаил умел смаковать коньяк, но непривычное виски, отдающее самогоном да еще разведенное водой, хотелось выпить залпом, как и положено пить самогон. Жози закурила, закурил и он красивую сигарету.
— О, Мишья, опять у меня в голове большая дырка. Месье Делорм прислал привет и кое-что, да-да...
Она соскользнула с дивана и подвела его к столику, где стоял изящный транзистор. Япония, фирма «Хитачи»...
— Ваш, да-да, и вот пятьдесят долларов для «Березки».
Михаил погладил транзистор и неумело сунул конверт с деньгами в карман. И тут же подумал, что надо бы поцеловать ей руку, но Жози уже сидела на диване.
— Жорж Делорм сказал... Еще будет про-игрыватель «Гаррад», будет усилитель и колонки «Дайнако», да?
Теперь он взял ее легкую руку и поцеловал долгим поцелуем, словно это были губы.
— Потом-потом, а теперь виски, — деловито отстранилась она.
Из квадратной бутылки толстого стекла он налил еще и выпил первым, не разбавляя водой.
— О, Мишья пьет, как супермен, да?
— Разве не похож?
— Похож-похож! Только прибавить смелости, да? Свободы в жестах, да? Больше шутки, да? И не бояться женщин, да?
— Каких... женщин? — спросил он тихо.
— Я не есть женщина, нет?
Шел сюда Михаил за ответом о своем проекте. Потом ему захотелось спросить, придет ли Андрей. Затем обрадовался деньгам и транзистору «Хитачи». А теперь все вопросы и радости показались пустяками — их смыло волной надежды на невероятное, втайне ожидаемое.
— Жози, — сипло сказал он. — Я готовлю вам царский... подарок.
— Дорогой, да?
— Бокалы, из которых пили Николай и Александра.
— Цари, да?
— Особы, — почти бессильно подтвердил он.
— О, вы меня... как это... ба-ло-ва-ете.
Ее глаза надвигались, но так медленно, что он ждуще окостенел. Их прохладный мрак казался ему каким-то неотвратимым и роковым — может быть, потому, что она не моргала, не улыбалась и ничем не тревожила свое четкое лицо. Когда эти жуткие и прекрасные глаза стали досягаемы его дыханию, она тихо сказала, будто взмолилась о пощаде:
— О, чуточку виски...
Он суетливо налил в оба стакана, и они выпили. Нетвердой рукой поставил Михаил посуду на столик, легонько его откатил — теперь уже ненужный — и оглядел комнату скорым непроизвольным взглядом, как бы осознавая: где он, что с ним? Этот его рассеянный взгляд зацепил что-то странное, вроде бы какой-то предмет, которому здесь не место; там, в уголке, в кресле...
Но внизу, на диване, томительно посветлело — он увидел обнаженную ногу, выскользнувшую из длинного платья, словно она прошла сквозь материю. Теперь глаза Жози были у его глаз. Маленькая рука бесплотно легла на пиджак. Он прикоснулся губами к ее теплому рту...
Яркий свет ударил по глазам. Михаил отшатнулся, зажмурившись на секунду.
Под потолком горела включенная люстра, а у двери стоял Андрей — в халате, высокий, прямой. И тогда, словно что-то вспомнив, Михаил глянул в конец комнаты, на кресло, — там лежала сумка Андрея, которую тот обычно носил на плече.
Жози зевнула, лениво закуривая новую сигарету. Андрей подошел к ним и сказал, покачиваясь на носках:
— Так-так, Мишья...
— Почему ты... здесь? — спросил Михаил, все еще щурясь.
— Потому что я здесь живу.
— Здесь живет... Жози.
— И Жози здесь живет, — усмехнулся Андрей.
— Ничего не понимаю...
— Она моя жена.
— Не может быть, — вырвалось у Михаила.
И он глянул на Жози — она медленно выпустила дым ему в лицо. Михаил вскочил с дивана:
— Она же иностранка...
— И я иностранец.
— Неправда, ты русский!
— Да, я русский, — опять усмехнулся Андрей, — но не советский.
— Как... Ты же Андрей Багров?
— Нет. Я Андрэ Багрофф.
— Кто же ты? — тихо спросил Михаил.
— Атташе посольства по вопросам культуры и печати.
— Какого посольства?
— А это имеет разницу, Мишья? — отозвалась Жози.
Когда какому-либо типу упрешься дулом в живот, то он становится покладистым, как дешевая красотка. В конце концов, лучше сто раз быть трусом, чем один раз трупом. О’кэй.
Михаил начал дышать ровнее. Он чувствовал, как странно вспотела верхняя губа и предательски ослабли коленки. Андрей смотрел пронизывающим взглядом, все покачиваясь на носках. Михаил не узнавал его. Где внимательность глаз, где участливость слов, где взрывная улыбка? Ну да, он же не Андрей, он Андрэ...
— Ты шпион, — тихо сказал Михаил.
— Нет, я разведчик, — наконец-то показал Андрэ забытую улыбку. — А ты вот шпион.
— Врешь! — взорвался Михаил.
— Мишья, выпей еще виски, — лениво предложила Жози.
Андрэ подошел ближе, к самому лицу Михаила, и только теперь Михаил рассмотрел его глаза — серые, какие-то бездонные, с алюминиевым непререкаемым блеском. Губы большого рта сжаты крепко, будто он ими ухватил что-то невидимое. Седоватые волосы тоже блестели алюминием. Скулы, которые раньше не замечались, теперь выступили вперед, каменно.
— Тебе платили вещами и долларами, милый, — сказал глухо Андрей.
— Я продавал книги...
— Книги? Идем!
Он схватил Михаила за руку и дернул, увлекая к стене. Там была маленькая дверка, которую Андрэ рванул, словно ее держали изнутри...
Просторный стенной шкаф был доверху завален его книгами, которые лежали макулатурной кучей.
— А Делорм? — бессмысленно спросил Михаил.
— Неужели ты думаешь, что это старье нужно Делорму?
— Зачем же вы это делали?
— Так бы ты деньги мог и не взять...
Михаил нагнулся и вытащил одну небольшую книжечку. Константин Паустовский, «Золотая роза». Ее подарил отец, кажется, после окончания восьмилетки — он всегда дарил книги, каждой весной, от первого класса до десятого.
— За что мне платить деньги?
— О, Мишья, ты есть ивняк, — засмеялась Жози.
— Наивняк, — поправил Андрэ.
— Так за что мне платить? — требовательнее повторил Михаил.
— За проект, — усмехнулся Андрэ, отчего его рот сделался каким-то острым, щучьим.
— Тогда при чем тут шпионаж?
Андрэ опять схватил его за рукав и подтащил к маленькому столику, светлевшему у окна.
— Забирай и можешь еще раз послать в «Юный техник».
На столике лежали его чертежи, лежали так, словно их никто и никогда не разворачивал.