— Пара к Носовскому!
— Прекрасно: вместе работали — вместе вооружались.
Но шеф ничего хорошего в том не усмотрел.
— Сомневаюсь, что Носов или Репейников ездили в Молдавию, а пистолеты, заметьте, с ее территории не уходили, — сказал он.
— Кто-то привез, — предложил вариант майор.
Просто поразительно, какой сообразительный сыщик попался, — схватывает на лету!
— Могли и в Москве взять через перекупщиков, — осадил я исключительно из духа противоречия.
— Проверю, — пообещал Сысоев, но не слишком бодро.
— И тщательно просей окружение Репейникова — он ведь как-то общался с сообщником, — прибавил Никодимыч.
На этом мы себя исчерпали — ничего путного больше в головы не приходило.
Вот тебе раз! Целых три гиганта оперативной мысли…
Дождь полоснул холодной шрапнелью. Очередь мигом рассыпалась.
— Ой, красота! — взвизгнула бойкая лоточница. — Навались, робята!
Под «робятами» она, очевидно, имела в виду оставшуюся троицу покупателей, а навалиться предлагала на ящики со свежими огурцами. Навалились!
Я неторопливо отобрал самые маленькие и крепенькие.
— Ладно, все одно — килограмм! — провозгласила торговка, хотя стрелка весов уверенно зашкалила. — Скидка на погоду!
При этом лукаво подмигнула и любезно помогла запихнуть покупку в авоську.
Светка обрадовалась мне и огурцам, один из которых сразу попыталась укусить.
— Погоди! — предостерегла моя совесть.
— А-а-а… Ты неисправим!
— Вообще-то они мылись…
— Сами?!
Я показал тару — посмеялись.
За внешней напускной веселостью Светки угадывалась печаль.
— У тебя все в порядке? — забеспокоился я, присаживаясь на край кровати.
— Сегодня приходил отец Виктора. Вечером увозит останки домой в Мурманск… У нас, сам знаешь, в этом городе никого из родни нет.
Она шмыгнула носом.
— Расстроился, что меня не будет на похоронах.
Умение утешать — редкий дар, коим природа меня обделила. Говорить банальные слова — пошло, нахваливать Виктора — лицемерно… Я лишь взял Светкину руку и легонько пожал.
— Я бы смогла поехать… при большом желании. Но в том и дело, что… Цепляюсь за койку, как за спасательный круг!.. Пусто у меня здесь!
Ладонь выразительно легла на грудь.
— Стыдно, наверное… Только ничего не могу с собой поделать… Я не любила Виктора, увы… Вышла же за него назло себе и… всем!.. Что за семейная жизнь, а? Вкусная жратва, дорогие вещи, нужные «друзья»… И мы двое: не любовники, не друзья — так, пара отдельно взятых индивидуумов, понимаешь? Оба виноваты — верно! Но нет сил больше обманывать и себя, и других, особенно перед лицом смерти… Неприлично? Пусть!
Монолог дался Светке тяжело. Свидетельством тому — слезы на щеках.
Наверное, она ждала от меня каких-то слов поддержки или же, наоборот, неприятия, но я молчал…
Избави Бог вершить нравственный суд над себе подобными! Суд правовой — согласен, остальное — увольте. Мораль — та область, где у каждого из нас два суровых арбитра: Господь и ты сам! Что бы не говорили про общество, устои, нормы и тэ пэ.
Поэтому я молчал… И, когда молчание стало гнетущим, так и не вынес вердикта, переведя разговор на другие темы и стремясь отвлечь Светку от тягостных мыслей.
Это помогло — вскоре мы славно «трепались за жизнь», будто и не было никакого всплеска эмоций.
Перед моим уходом Светка потребовала отчета о ходе расследования.
— Тебе пора шагать на ужин! — попробовал уклониться я.
— Сегодня у меня огуречная диета!
О находках в квартире Репейникова она знала от следователя, проводившего опознание масок. Про другие новости слушала внимательно, временами удивленно вздыхала и чертила пальцем на одеяле ей одной ведомые фигурки.
— Я немного знала Ванду…
— Да?!
— Несколько раз делала там прическу и массаж — очень прилично. Познакомились, что интересно, случайно — через соседку.
— Соседку? — изобразил я изумление.
— По подъезду… Они с ней родственницы.
— Тесен мир — форменная бочка с… огурцами!
Светка не среагировала на шутку и серьезно спросила:
— Думаешь, был еще третий?
— Уверен.
В глазах вновь заблестели слезы.
— Извини… — пробормотала она. — Вспомнила, вот…
— Я доберусь до него — обещаю!
— Если успеешь…
Сомнение, горечь, обида — все в этих двух словах. Как это понимать? Что за недоверие лучшему частному детективу города?!
— Пока же происходит обратное, — тихо пояснила она, заметив мое недоумение. — Тебя то оглушают, то бьют, то травят!
Обидеться? Глупо. Ее можно тоже понять… Да и нервы, конечно.
— Не обижайся, Костик… Страшно потерять еще и тебя…
Голос мягкий, как вата. Светка приподнялась на кровати и потянулась ко мне.
Когда-то она целовалась с открытыми глазами — редкое для женщины свойство. Теперь веки стыдливо опустились.
Рука наткнулась на упругую грудь и нежно сжала. Светка вздрогнула всем телом, потеряла точку опоры и упала навзничь, увлекая меня за собой.
— Прошу тебя… Брось поиски… — горячо шептали губы. — Ты мне нужен… Нужен живой!
Не знаю, как бы далеко зашло дело, — я, во всяком случае, почти утратил способность соображать, — но дверь распахнулась, и в палату вошла медсестра.
— Господи! — воскликнула она.
Остальной словарный запас при виде происходящего улетучился, из открытого рта донеслось невразумительное клокотание. Потом она всплеснула руками и сбежала, возмущенно хлопнув дверью.
Светка тихо засмеялась, поправляя растрепавшиеся волосы, а я отскочил к стене, борясь негнущимися пальцами с расстегнувшейся рубашкой.
— Тебе лучше быстрее уйти! — Наверняка притащит сюда дежурного врача!
Предложение правильное! У дверей я все же обернулся и спросил:
— У Виктора не было знакомых среди бывших уголовников?
Светка широко распахнула глаза.
— Почему ты спрашиваешь?
— Есть кое-какие соображения…
— Был один…
— Кто?!
— Ты!
Она махнула рукой, приказывая убираться.
Дежурный сержант проводил меня долгим завистливым взглядом. Светка — красивая женщина, а сержант тоже всего лишь мужчина…
Я набрался наглости и попросил в приемном покое разрешения позвонить.
Телефон в квартире Носовых не отвечал. Идиотизм, да? Пустая же… Посмотрим!
Второй звонок дежурная разрешила сделать вовсе без энтузиазма.
Никодимыч сидел дома и ждал неизвестно чего. Жена и внучка достойно проводили время в ссылке под охраной несравненной Гели, которая передала мне лично горячий товарищеский привет — шеф именно так и сказал: «Товарищеский!» Эх, женщины…
Бредовое предположение подчиненного Никодимыч выслушал чересчур равнодушно, ограничился неопределенным «ну-ну» и повесил трубку.
Нерешительное топтание у стола с телефоном бдительная работница приемного покоя истолковала превратно, быстренько подтащила аппарат к себе и твердо накрыла ладонью.
— Вы куда?! — удивилась женщина, когда мои пальцы ухватились за ручку двери во внутренние покои больницы.
— Похоже, выронил где-то там кошелек, а в нем — десять тысяч долларов, — огорченно сообщил я.
Бедняга чуть не упала со стула, успев придержать отвалившуюся челюсть.
Нервы у сержанта оказались крепче, а может, челюсть хуже двигалась. Он лишь недовольно поморщился при моем возвращении.
Светка отложила книгу на тумбочку и вопросительно вскинула глаза.
— Дай мне ключи от твоей квартиры!
— Где деньги лежат? — сострила она.
— Тебе видней…
Уклончивый ответ ей не понравился.
— Зачем? Там милиция и так все перевернула.
— У вас ведь телефон с автоответчиком?
— Японский… — подтвердила Светка, пытаясь понять, куда я клоню.
— Как им пользовался Виктор?
— В каком смысле?
— Держал включенным постоянно или…
— Включал только, когда дома никого не было.
— А ты?
— То же самое…
— Запись когда слушали?
— Виктор делал это днем, если приходил обедать, или вечером после возвращения с работы. Но я не понимаю…
Договорить она не успела, так как я подскочил к ней и нежно поцеловал.
— Очень хочется осмотреть аппарат!
— Почему?
После второго поцелуя вопросы иссякли, а ключи перекочевали в мой карман.
На этот раз уютная прежде квартира Носовых выглядела холодно и сумрачно. На улице прогремели первые раскаты грома обрушившейся на город мощной грозы. Призрачные отблески молний рождали на мгновения в комнате причудливые тени, которые метались по всему пространству, — становилось жутковато и хотелось убежать.
Дрожащий палец ткнулся в выключатель. Люстра из чешского стекла брызнула светом сотен ватт, моментально растворив все фантомы. Тяжелые портьеры закрыли окна, отгораживая дом от буйства стихии. Страшная голова чудища на диване оказалась забавным плюшевым медвежонком.
Я прошелся по комнатам. Везде присутствовали следы обыска. Нельзя сказать, что наша милиция проводит это действо разрушительно и беспардонно, тем более в доме жертвы, а не преступника, — но чужая рука всегда заметна на общем фоне установившегося годами порядка. Вот хотя бы та газета с отпечатком подошвы — подстилали на стул, когда шуровали в антресолях мебельной стенки. Или книги в шкафу — некоторые тома в собраниях стоят не по номерам. Ага! Раз уж книги пересмотрели, то, значит, трясли тщательно и внимательно.
Телефон-автоответчик сиротливо стоял на пустом журнальном столике в углу гостиной с выдернутым из розетки шнуром питания. Кассета — на месте, пленка примерно на середине.
Мягкое кресло с готовностью приняло мое тело. После нескольких бесплодных попыток завести заморскую шарманку, возмущенно мигавшую разноцветными черточками-датчиками, пальцы нажали-таки нужную кнопку. Динамик три раза пипикнул, а потом из него донеслось едва уловимое шуршание чистой от записи ленты. На всякий случай я терпеливо дослушал тишину до конца, потом включил перемотку.