— Пользоваться умеешь?
— Приблизительно, — признался я, с опаской осматривая черный прибор с кучей кнопочек и надписей.
— Деревня! — свысока укорила женщина. — Код и номер?
Она сноровисто нажала друг за другом дюжину кнопок. В динамике пропикало и загудел сигнал вызова абонента.
— Слушаю! — бодро рявкнул дежурный по городу.
Я схватил трубку и попросил кого-нибудь из угрозыска.
После паузы откликнулся знакомый оперативник, который добросовестно повторил за мной информацию для Сысоева, клятвенно заверив, что немедленно перезвонит майору домой. Потом Ира вложила в аппарат фотоснимок и запустила режим передачи.
Оперативник подтвердил сносное качество полученных оттисков и вежливо пожелал спокойной ночи.
Институт мы покинули тем же способом.
— Ущипнул, старый таракан! — пожаловалась креолка, потирая бедро и протягивая пластмассовую коробку.
— Что это?
— Тестер. Или ты забыл о сломанном телевизоре? Не я же буду его чинить!
И промурлыкала:
— Утром…
За все в этой жизни приходится платить. Разница одна: получаешь при этом удовольствие или нет…
Через широкую щель в шторах в спальню струился свет наступившего дня. Вернее — не кончавшегося. Но теперь этот свет, подкрашенный солнечными лучами, имел не голубоватый, а золотистый оттенок.
Настенные часы показывали десять. С ума сойти — полдень близится! С другой стороны, уснуть удалось под утро… И пять часов отдыха при таком раскладе — даже маловато. Совесть сразу успокоилась.
Ирина спала, откинув простыню и свернувшись калачиком, и улыбалась во сне. Ровесница, а тело — любая девушка позавидует! И сколько жизненных соков — кошмар!
Я осторожно отодвинулся и сел, свесив ноги с кровати.
— Ты куда? — последовала моментальная реакция.
— Доброе утро! В душ иду.
— А-а-а…
Чередование горячих и холодных струй возвращало организм к жизни. Постепенно я ощутил себя в отличной форме.
Шум воды скрыл звук открывшейся двери, которую я опрометчиво не запер на задвижку, — непростительная рассеянность.
— Разрешите присоединиться?
— Ты загорала без купальника? — ляпнул я первое, что пришло в голову.
— В трусиках, а что? Нынче многие так делают!
— Прямо отсюда улечу в Ялту!
— Развратник! — крикнула Ира, запрыгивая в ванну. Водные процедуры затянулись по независящим от меня причинам…
В гостиницу удалось добраться к полудню. Я хотел позвонить Никодимычу и покемарить часок вместо обеденного перерыва — сытный завтрак гарантировал отвращение к съестному до вечера.
Жизнь, однако, внесла коррективы в наполеоновские планы. С одного взгляда стало ясно, что в номере побывали гости. Нет, не уборщица — зачем ей заглядывать в дорожную сумку? Между тем «сторожок», оставленный по привычке на замке молнии, отсутствовал.
Из вещей ничего не пропало за исключением перочинного ножа: восьмисантиметровое лезвие, красная пластмассовая накладка на ручке, кожаный чехол. В материальном смысле убыток невелик, но…
Дальнейший осмотр аппартаментов выявил еще одну пропажу: на сей раз казенного имущества в лице обыкновенного тонкостенного стакана, из которого я вчера пил воду. Факт мне и вовсе не понравился.
Я набрал по телефону «02». Ответила оператор.
— Будьте добры, зафиксируйте сообщение. — Я назвал себя, подробно описал пропавшие предметы и потребовал точно отметить время звонка.
— Все? — удивилась оператор.
— Наш разговор пишется, да?
— Обязательно.
— Тогда — все!
И разъединился.
Если и не занесет в журнал учета информации, приняв звонившего за идиота, то на пленке разговор останется.
Следующим шагом стал вызов горничной.
Вчерашнюю красотку сменила не менее обворожительная блондинка. Ноги у нее не росли от шеи, но недостаток длины компенсировался аппетитной полнотой бедер.
— У меня прибирали, мадемуазель?
— Безусловно. Что-то не так?
— Пригласите уборщицу!
Улыбка утратила бодрость, но горничная спорить не решилась и вышла, стуча каблуками. Через пару минут она вернулась в сопровождении средних лет женщины в синем халате со значком гостиницы на лацкане.
— Вот! — доложила блондинка, намереваясь ретироваться.
— Останьтесь.
Я без обиняков объяснил обеим, что являюсь частным детективом и расследую серьезное преступление, а также заявил о пропаже ножа и стакана.
— Вы… считаете… я… — побледнела уборщица.
— Ни в коем случае! Вероятно, кто-то затеял плохую игру против меня, желая использовать вещи с моими отпечатками пальцев. В какое время вы убирали комнату?
Женщина справилась с волнением, посмотрела на часы и ответила:
— Около десяти.
— Рядом с графином стояли два стакана или один?
Она посмотрела на журнальный столик.
— Два.
— Сейчас?
— Один.
— Как происходит уборка?
— Отпираю пять-шесть соседних номеров, если, конечно, жильцов нету. Сперва выношу корзинки с мусором, потом пылесошу…
— Куда выбрасываете мусор?
— В бумажный мешок в конце коридора у запасной лестницы.
— Оттуда видны двери номеров — моего, например?
— Нет… Выступ стены мешает.
— Пока вы высыпаете мусор из корзин, в номер может проникнуть посторонний?
Уборщица вновь побледнела, губы затряслись.
— Но…
— Да или нет?
— Да-а.
— Когда вы заперли мою комнату?
— В четверть минут одиннадцатого, — неожиданно откликнулась горничная. — Я проходила по коридору и сама видела!
— Вы знаете в лицо жильцов этажа? — переключился я на блондинку.
— Вообще-то стараюсь…
— И что?
— В коридоре было пусто! — сообразила она.
— В котором часу пришел я, видели?
Горничная широко распахнула и без того огромные глаза.
— Так вы меня видели, милая?
— Ну да! Вы прошли мимо служебной комнаты около двенадцати!
— Точнее!
— Минуты через две радио пропикало полдень.
— А до этого я был в гостинице?
Обе женщины уставились на меня, как на последнего придурка, забывшего собственное имя.
Повторный вопрос привел их в чувство.
— Сменщица сказала, что вы не ночевали… И до двенадцати дня мы вас не видели.
— Спасибо, дамы, вы мне очень помогли!
Я вытащил из кармана портативный диктофон размером с пачку сигарет и щелкнул кнопкой «стоп». Растревоженные женщины удалились, немного успокоенные заверениями не поднимать шума.
Ясно, что меня хотят подставить! Где? Как? Убить человека перочинным ножом при большом желании можно. Кого? Федина? Ирину?! Окончательно запутавшись, я запер дверь и помчался на улицу.
Первый же частник откликнулся на отмашку и зверски тормознул, оставив на асфальте половину протектора.
— Чего под колеса бросаешься? — весело заорал водитель.
— Гони! — потребовал я, называя адрес и засовывая купюру в карман его рубашки.
— Сумасшедший! — хмыкнул тот, но встретился со мной взглядом и онемел до самого розового дома…
В знакомую дверь я не звонил, а колотил двумя ладонями.
Ирина, целая и невредимая, изумленно пялилась на меня, не в состоянии выговорить ни слова.
— Потом… — вякнул я через плечо, сбегая по ступенькам вниз.
Как назло лифт в доме Федина не подавал признаков жизни. Лампочка указателя горела на отметке тринадцатого этажа, вызывая возмущение двух пожилых женщин, безнадежно жмущих кнопку вызова.
— Уснули там, что ли?!
— Опять молодежь развлекается! — посетовала вторая. — Прохвосты!
Квартира журналиста этажом выше… Нехорошее предчувствие обожгло: неужели не успел?
И я бросился наверх…
Пятый… Восьмой… Одиннадцатый…
Дыхание сбивалось, пот ручьями заливал лицо.
Тринадцатый… Четырнадцатый…
Никого… Тишина…
Ни звонить, ни стучать не стал. Унял клокочущие легкие и прижался ухом к двери Фединых.
Едва слышный стон… Не понять: мужской или женский… Еще один…
С некоторых пор вышибание дверей — мое хобби. Короткий разбег, выброшенная в полете тараном нога — треск и грохот…
Вскочил, машинально сжав оказавшийся в руке осколок косяка, и влетел в комнату.
Звон разбитого стекла раздался мгновением раньше. Фигура в синем джинсовом костюме уже маячила на балконе. На голове — колпак-маска. Наверное, я бы смог достать гада, но споткнулся о тело бабушки Тоси и упал.
— Черт!!! — заорал я поднимаясь.
И остолбенел, потеряв дар речи при виде ужасного зрелища: несчастная лежала поперек ковра с перерезанным горлом, а ее муж, окровавленный, связанный по рукам и ногам, — на диване. Обнаженную грудь Николая Адольфовича покрывали многочисленные порезы, на губах пузырилась сукровица.
Мой перочинный ножик валялся рядом на полу… Именно это обстоятельство вывело из оцепенения. Я прикоснулся пальцем к сонной артерии Федина — жив!
Догнать гада! Догнать!!!
На балконе — пусто… Крыша? Слишком высоко. Нижний, тринадцатый! Перегнулся через перила — точно: алый мазок на полу и дверь балкона нараспашку.
Кинулся назад…
— Вызывайте милицию! — крикнул соседям, с опаской повысовывавшимся из берлог на непонятный шум.
На тринадцатом картина аналогичная: гомонят, обступив мужика с кровавыми соплями — хозяина квартиры, что под журналистской.
— Где?!
Глупый вопрос: шум опускающегося лифта показал лучше всяких слов.
Трагичное и смешное вечно рядом: съезжать по перилам в погоне за бандитом — в какой кинокомедии такое было?! И перила не полированные — не разгонишься.
У крыльца — молодуха с хозяйственной сумкой и меловым лицом. Видела!
— Куда делся?
Пальцем в пространство между домами…
Далее никого ни о чем не спрашивал, ориентируясь на бегу по озадаченным прохожим — не каждый день увидишь чувака в колпаке палача!
Ага, стройка… На нее и смотрят вон те девочки-школьницы… Почему не видно рабочих? Где краны, бульдозеры?
«Замороженный объект» — мелькнула догадка. Гад явно знал, куда отходить.