— Здорово он ее?
— Ирину? Отключил одним ударом на полчаса. Знает, сволочь, как это делается!
— Подготовленный кадр.
— Во-во! Она и понять ничего не успела: ждала в подъезде, вошел гражданин с колпаком на голове и врезал… А вообще, Гена, женщины — народ странный: больше всего ревела над испорченным платьем, порвавшимся при падении!
— Непредсказуемые… — согласился Левин. — Где же он вас срисовал?
— Возле дома Ирины, конечно! Потерять-то меня потерял при переезде из больницы в больницу, да прикинул: появится Костя у подружки непременно — ждал, одним словом.
— А нынче ты «хвост» не заметил?
— Нет. Но велел Ире на всякий случай дверь никому не открывать.
Гена подошел к окну, выходившему на сквер перед зданием управления, и внимательно осмотрелся.
— Так ничего не получится, — пробормотал он.
В кабинет заглянул сотрудник и доложил:
— Соловьев звонит. Зацепились они там — в Доме малютки.
— Кто? — оживился Гена.
— Николай Иванович Беломоров.
— Ошибки нет?
— В те дни единственное поступление.
Глаза рыжего радостно вспыхнули.
— Куда ниточка тянется?
— В первый городской детский дом.
— Едем! — крикнул Левин, хватая меня за рукав.
Заведующую звали Клавдией Семеновной. Она призналась, что давно пора уходить на пенсию, но не хватает мужества оставить работу, которой отдана вся жизнь целиком.
— Подарки моих детей! — с гордостью сообщила женщина, указывая на сотни рукотворных сувениров и поделок, заполнявших небольшой кабинет.
Чеканки, акварели, макраме висели на стенах от пола до потолка. Глиняные фигурки зверей, мягкие игрушки, модели машин и самолетов стояли на книжном шкафу, тумбочке, письменном столе — везде, где имелось подходящее место. Выполненные с разной степенью мастерства вещи были одинаково дороги заведующей — их регулярно очищали от пыли.
Мы с Левиным на несколько минут забыли обо всем на свете, увлеченно рассматривая реликвии.
— Домашняя коллекция в два раза больше, — призналась Клавдия Семеновна, довольная произведенным впечатлением.
— Обалдеть! — восхищенно воскликнул Гена. — И вы помните, кто дарил?
— Каждого, — мягко произнесла женщина и печально улыбнулась. — Но вас, полагаю, привела к нам беда…
— Увы, — подтвердил я.
— Мы стараемся воспитывать добрых людей. К сожалению, в жизни всякое случается…
— Часто?
— Очень редко — к нашей чести, — с достоинством проговорила Клавдия Семеновна.
— Николай Беломоров относится к меньшинству? — спросил Левин.
Она вздрогнула и нахмурилась. Затем провела ладонью по гладким седым волосам, собранным на затылке в строгий узел, и сказала:
— Бедный ребенок… Что с ним?
— Подозревается по крайней мере в трех убийствах, — выложил карты Гена.
Клавдия Семеновна прикрыла глаза, а лицо на мгновение омрачила тень — отражение душевной боли.
— Он рос замкнутым и нервным. Держался обособленно. Читать выучился рано и забивался с книгой в укромный уголок нашего сада… С возрастом увлекся историческими романами — перечитал, наверное, все, которые есть в библиотеке. А с любимым «Айвенго» не расставался, храня томик у себя под подушкой.
Левин больно ткнул меня локтем под ребра.
— …Смастерил лук и выучился метко стрелять, чем очень гордился.
Одновременно со вторым тычком, Гена спросил:
— На кого охотился?
— Охотился? — подняла брови Клавдия Семеновна и чуть растерянно ответила: — Ни на кого… Просто рисовал мишень на листе бумаги и тренировался.
— То есть признаков жестокости вы не замечали? — решил уточнить я.
— В этом — нет, однако иногда… — она запнулась. — В любом ребячьем коллективе выдвигаются лидеры. В школе — внутри класса, у нас же такое происходит в масштабе всего дома. Главенствующие позиции, естественно, захватывают парни постарше. Мы стараемся контролировать процесс, придавать ему характер шефства старших над младщими, хотя порой уследить трудно…
— Беломоров претендовал на лидерство? — задал вопрос Гена.
— Напротив… Держался подчеркнуто независимо, чем раздражал многих. Однажды, когда ему исполнилось десять, двое четырнадцатилетних, ходивших, так сказать, в когорте вожаков, решили проучить мальчика за неповиновение по какому-то ерундовому поводу. Они поколотили его и привязали голого к крану в душевой для девочек аккурат в банный день. Представляете пережитое унижение? С Николаем случилась настоящая истерика — тяжелый припадок! А потом… Спустя месяц оба обидчика пропали!
— Пропали?! — не поверил Левин и привстал со стула, подавшись к рассказчице.
— Их обнаружили через день в лесу: обнаженных и привязанных друг напротив друга к стволам деревьев. Ребята пребывали в полуобморочном состоянии, жутко искусанные насекомыми. Трое суток отлеживались в медицинском изоляторе!
— Беломоров! — с болезненным удовлетворением констатировал Гена.
Его локоть в третий раз въехал мне в бок, но теперь я ответил тем же. Впрочем, рыжий даже не заметил — преимущество упитанных особ.
— Он не сознался, — сказала Клавдия Семеновна. — Самое интересное, что пострадавшие не выдали его: не столько из-за самолюбия, сколько от страха!
— Нет, Клавдия Семеновна, позвольте с вами не согласиться, — возразил Левин. — Такие лбы и испугались малолетку? Чушь!
— Напрасно не верите… Беломоров сумел вселить в них такой ужас, что больше ни они, ни их приятели не смели его и пальцем тронуть. Правда, объявили общий бойкот, но продолжался он недолго, так как Николай не нуждался в общении. В конце концов ребята смирились и махнули на единоличника рукой.
— Он был сильным? — поинтересовался я.
— Физически? Да, крепким… Свободное время делил между книгами и упражнениями в спортивном городке.
— Родители не давали о себе знать?
Женщина смутилась.
— Мы подходим к самому любопытному, но и неприятному для меня… Как-то в марте восемьдесят третьего года перед женским праздником воспитательница сообщила о мужчине, который бродит по территории и выспрашивает мальчиков о дне их рождения. Я сразу подумала о чьем-нибудь отце, решившем найти своего ребенка — в разных вариантах подобное периодически происходит. Вместе с воспитательницей мы поспешили в сад, где перед ужином гуляли дети. Мужчина о чем-то увлеченно беседовал с Николаем на скамейке в кустах…
— Как он выглядел? — нетерпеливо перебил Левин.
— Прилично одет, лет тридцать с небольшим… Черты лица приятные, но на Колины не похожи. Настолько, что мы засомневались… Однако мальчик представил: «Это мой папа». Честно говоря, я растерялась… А мужчина, пользуясь замешательством, потрепал ребенка по плечу и быстро пошел к воротам. Мы окликнули его, но он прибавил шагу и скрылся.
Клавдия Семеновна нервничала — воспоминания не доставляли ей удовольствия.
— Вы говорили с Николаем? — спросил я.
— Конечно… Мальчик уперся и не хотел ничего толком объяснить. Твердил одно: «Папа обещал подарить мне кинжал — настоящий!»
— Кинжал? Ребенку?! — взвился Левин.
— Коля под влиянием книг увлекался средневековым оружием: мастерил мечи из дощечек, сколотил из фанеры щит… Неоднократно при ребятах высказывал мечту о настоящем кинжале…
— Некоторые в космос хотят, некоторым ножик подавай, — невесело пошутил Гена.
— Мы восприняли ситуацию очень серьезно: я предупредила персонал, мальчика постоянно контролировали. Новоявленный родитель не давал о себе знать. Решили — поиздевался, мерзавец, над ребенком и все. Но Коля ждал… Волнения постепенно улеглись — я потеряла бдительность и…
Клавдия Семеновна огорченно всплеснула руками.
— Прошло целых полгода, понимаете? Однажды в начале октября мальчик исчез! Их класс ходил в кино. По окончании фильма вышли из зала и хватились Беломорова. Тот по обыкновению сидел один — в стороне от остальных. Сперва подумали, что он ушел раньше — надеялись застать в детском доме. Куда там… Заявили в милицию, в гороно… Искали — безрезультатно!
— Полагаете, что парня отец сманил?
Рыжий многозначительно посмотрел на меня.
— Уверена. Но официально признали побег — добровольный… Комиссия приехала, всю душу мне вымотала. Чуть с работы не сняли…
— Оргвыводы у нас любят делать, — ввернул я.
— Выговором ограничились — единственный в жизни! И представляете, в апреле восемьдесят шестого года Беломоров вернулся!
— Вернулся?! — крикнули мы с Геной и забыли закрыть рты. — Как?!
— Явился в один прекрасный день ко мне и сказал: «Здравствуйте, тетя Клава. Я хочу учиться».
— И все?! — поразился Левин.
— Сколько раз я его пытала… Работники милиции наседали, инспекторы гороно — впустую… Так и не вытянули ни слова о том, где пропадал и чем занимался…
— Вы смирились?
— А что было делать? Николай начал наверстывать упущенное, упорно штудировал учебники. В характере появилась целеустремленность! И спортом серьезно занялся: гантели, бокс, бег…
— Готовился, — брякнул я.
— К чему? — изумилась заведующая.
— Да так… Какие-нибудь вещи он принес с собой из странствий?
— Одежда другая… Рюкзак с батоном и книгой «Айвенго».
— Смотри-ка ты… — хмыкнул Левин. — И ребята его приняли?
— Приняли. Особенно после драки с местной шпаной. Он один разогнал пятерых. Зауважали, хотя приятельские отношения у него ни с кем не сложились — по-прежнему держал всех на дистанции.
— Девушки? — спросил я, памятуя о вполне естественных интересах молодежи.
— Сторонился…
— Чем же все завершилось? — заторопился Гена.
Клавдия Семеновна глубоко вздохнула.
— Десятый класс он закончил на год позже сверстников — ему уже восемнадцатый шел.
— В восемьдесят девятом? — быстро сосчитал Левин.
— Да-да, — покивала женщина. — На следующий день после получения аттестата собрался и ушел. Вежливо меня поблагодарил за все, правда… Я спросила, мол, куда? — «Воевать!» Как вам такое нравится?
— В армию что ли? — не понял Гена.