— Грустен… Ужасно соскучился по тебе, милая!
— Не ври!
— Готов повторить под присягой!
— Болтун. Откуда звонишь?
— От себя — совещаемся здесь с шефом.
— Меня, значит, в сторону?!
— Как не стыдно, дорогая! Потому и беспокою, что не справляемся.
— Правда? — заинтересовалась она. — Чем могу?
— Снимочки Алинки в левой тумбочке моего стола…
— И ты посмел?!
— Погоди, — оборвал я намечающийся поток возмущений. — Когда мы их смотрели дома у Романа, ты обратила внимание на прическу, помнишь?
— Да…
— Взгляни еще разок, пожалуйста.
Настойчивость убедила Гелю в отсутствии подвоха.
После трехминутной тишины она сказала:
— Правильно… Так Алина стриглась прежде — в самом начале занятий у меня в студии.
— До знакомства с Замятиным, верно?
— Получается так…
— Теперь соображаешь?
— Да-а… — растерянно протянула Геля.
— Будь на месте! — распорядился я и повесил трубку.
Никодимыч оживился, потирая руки.
— Молодец! — похвалил он.
— Рано или поздно количество фактов всегда перерастает в качество — закон!
— Адрес знаешь?
— Естественно! Запоминать телефоны и адреса хорошеньких девушек — мое хобби!
Нам открыла сама Алина.
— Костя?! — ахнула она, изображая радостное удивление.
Однако фигура Никодимыча за моей спиной поубавила бодрости.
— Здравствуйте, — сказала блондинка, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и придерживая дверь.
— Не ждали гостей?
Моя очаровательная улыбка смутила хозяйку окончательно.
— У меня… э… я… не одна…
— Замечательно! Ромик нам и нужен!
От удара по голове у человека закатываются глаза и отваливается челюсть. Примерно такие же последствия у Алины вызвало мое заявление. Остолбенение могло продлиться сколь угодно долго, поэтому я отодвинул девушку в сторону и прошел в комнату. Шеф протопал следом.
Перевертышев сидел на софе. Яркий спортивный костюм, испуганные глаза.
— Привет! — весело воскликнул я и врезал голубчику по морде.
Костюмчик не помялся, ибо падать Роме было некуда — обмякшее тело привалилось к подушкам вдоль спинки софы.
— А-а-а! — визгливо закричала очнувшаяся Алина.
— Это минимум того, что ему полагается, — успокоил я даму и без церемоний толкнул ее в плечо. Алина пролетела через комнату и плавно опустилась рядом с дружком, сверкая голыми ляжками.
Шеф невозмутимо занял стул, отрезая пути отступления в коридор. Я оседлал другой, поставив его напротив барахтающейся парочки.
— Сволочи! — пискнула дама, запахивая халатик.
— Ругаться нехорошо, — напомнил Никодимыч.
— Что вам надо? — пробурчал Рома, держась за подбородок.
— Правду, — кротко пояснил я.
— Какую еще правду? — повторно пискнула блондинка.
— Твой приятель знает. Да, Рома?
Я выразительно погладил свой сжатый кулак.
С повторной просьбой обращаться не пришлось — Перевертышев заговорил.
Скитания фотографу надоели. Возраст и здоровье требовали остепениться. Вернулся домой в оставшуюся после родителей квартиру. И место в газете нашлось. Все бы хорошо, да с деньгами на первых порах поджимало. Рядом с преуспевающими друзьями детства Роман сам себе казался нищим. К счастью, помогли столичные связи, нажитые в период вольного художничества. В конце восьмидесятых в ногу с демократией маршировала и эротика, вопреки широко известному заявлению одной участницы телепередачи, что «секса у нас нет». Плакаты, календари, игровые карты быстро раскупались публикой, обнаженными девицами запестрели обложки книг. Пересъемка западных изданий перестала удовлетворять заправил нового бизнеса — появился спрос на отечественную натуру.
Рома загорелся идеей и заинтересовал Замятина: барыши вырисовывались немалые! Словом, Сергей дал средства на лабораторию, а Перевертышев развернулся на полную катушку, поставляя продукцию в столицу. Качество москвичей радовало — платили щедро. Затраты на оборудование окупились полностью, потекла чистая прибыль. Большую часть Роман передавал Замятину, но и себя не обижал. Где брал модели? Среди проституток, студенток и других «слабохарактерных» представительниц женской половины общества. Не бесплатно, конечно.
Специфика дела гарантировала скромность сторон — утечка информации практически отсутствовала.
Через объектив Рома и познакомился с Алиной. Постоянными любовниками не стали, но встречались периодически. Затем Сергей, любивший просматривать готовую продукцию «фирмы», отметил достоинства девушки и «положил глаз». Благодарный Перевертышев не пожадничал и все устроил легко и непринужденно…
Что касается бегства из дома в связи с трагическими событиями — тут мои предположения оправдались: Рома поверил в возвращение Алика, посчитал себя очередным кандидатом и решил схорониться. Квартира Алины подошла во всех отношениях. Искать фотографа здесь никому и в голову не пришло.
— Испугался — чистая правда! — подчеркнул Перевертышев.
— Как же ты со снимками промахнулся? — спросил шеф.
— Да спрятал от греха, когда Алина с Сергеем… сошлись. Он-то из ревности потребовал уничтожить, а я пожалел, — признался Рома. — В спешке забыл совсем…
— А других фотографий не жаль?
— Жаль…
Его лицо выражало неподдельное сожаление.
Алина ощутила потепление климата и сообразила, что каких-либо серьезных проступков за Перевертышевым нет.
— Слушайте, вы! — подала она голос. — Убирайтесь туда, откуда пришагали! Ворвались в квартиру, избили… Думаете, что не найдем на вас управу?!
Типичный клекот базарной торговки, пережившей испуг и ударившейся во все тяжкие: застращать, смутить, запугать соперника и вынудить к позорному бегству.
— Молчи! — шикнул Роман, проявляя признаки здравомыслия. — Что мне делать, мужики?! К этому… к Сысоеву идти?
— Поступим по-другому, — предложил я, взглядом призывая Никодимыча не вмешиваться в дальнейшее…
— Все одно — фигня! — в очередной раз выругался Сысоев. — Не получится!
Мы с Никодимычем битый час сотрясали воздух майорского кабинета, отстаивая свой план по изобличению Робин Гуда, но сыщик не соглашался.
Авантюрный налет в наших выкладках, несомненно, присутствовал. И риск был — верно. Только ничего более путного в голову не приходило, потому и стояли твердо на занятой позиции.
Сысоев открыл форточку — растения в горшках не справлялись с дымом «Мальборо», испускаемым разволновавшимся шефом, — и упрямо повторил:
— Не получится! Вдруг не он?!
— Да он! — запальчиво воскликнул шеф. — Все сходится… Сколько можно переливать из пустого в порожнее?!
— А если Костя с ним не справится? Если мы опоздаем? Какие-то секунды — и конец!
— Он меня убивать не будет. Кто я для него? Участник игры! Особый! Главный зритель к тому же… — Наконец-то определил собственную роль…
— Он с тобой по-особому и разберется! — мрачно пошутил Сысоев.
— Не сразу, — возразил шеф с подкупающим оптимизмом. — Сперва побежит снимать скальп с последнего из могикан.
При упоминании о скальпе я непроизвольно коснулся своей шевелюры и поежился.
— Возможностей ухлопать Костю парень имел сколько угодно, — развил мысль Никодимыч. — Взять хотя бы стройку, куда он его заманил после нападения на журналиста… Что мешало добить потерявшего сознание?
— Но в Соломбале Робин Гуд явно караулил нашего друга — спасла случайность, — не сдавался сыщик.
— Попугать и обострить игру — вот в чем смысл! — настаивал шеф.
— Хорошо! Предположим, Косте удастся выкарабкаться и «завести» убийцу. Где гарантия, что тот помчится в нужное нам место с луком или еще какой другой средневековой хреновиной?
— Представь соревнования по биатлону. Важно не просто показать лучшее время, катя к финишу, но и поразить все без исключения мишени. Пропустить одну — штрафной круг, а стрелка часов бежит… Костя — зритель на конце дистанции. Однако спортсменом допущен промах: надо вернуться на огневой рубеж — иного не дано!
Чертовски образно рассуждал Никодимыч — я им сейчас гордился! На майора пример также произвел впечатление. Скала дрогнула и зашаталась.
— Что прикажете доложить начальству? — спросил он.
— Получил оперативную информацию, устроил засаду и поймал птичку — всего и делов! — бойко подсказал я.
— Дело-ов! — передразнил Сысоев. — Вырвется птичка из силков и тебя же и клюнет…
— Прорвемся, Митрич, — не боись! — весело хлопнул его по плечу шеф. — Я лично берусь подслушивать под дверью.
Уточнение доконало сыщика и даже вызвало улыбку. Вот она — сила авторитета!
Я старался не загадывать, заранее не оттачивая вопросы, и не планировал свои возможные действия в зависимости от вероятных поворотов нашей встречи. Заниматься этим перед общением с душевнобольным — зря тратить время и нервы. Лишь одно помнил твердо: конечную цель. В остальном же полагался на опыт, интуицию и везение.
На подготовку мы затратили несколько часов. Но собранные сведения ничего не добавили к сложившемуся портрету. Тем не менее я знал о Николае все-таки больше, чем он обо мне. И элемент внезапности — не последнее дело.
Вечер выдался прекрасный — не в пример мрачной погоде, сопутствующей развязке большинства детективных романов. На чистом небе зажигались первые звезды, ветерок разгонял остатки полуденной жары, девушки в легких платьях степенно прогуливались по улицам парами с тайной надеждой повстречать двух или хотя бы одного принца.
Оружие, если газовый «люгер» можно назвать таковым, я не взял. Палить из него в помещении — значит самому поймать кайф от «СиэС».
Заводское общежитие делилось пополам на «семейников» и «холостяков». В левом крыле стояла тишина — время ужина. Зато в правом жизнь била ключом: гогот, пьяные песни, визг гостящих подружек — здоровый быт родимой молодежи.
Лифт не работал. Пока поднимался на восьмой этаж лестницей, дважды получал приглашение «вмазать» и однажды подвергся атаке растрепанного существа непонятного пола. Испытания выдержал с честью.