Из горестных раздумий вывел Павел, заскочивший переодеться перед ужином.
— Зачем? — недоуменно спросил я, наблюдая за его манипуляциями со щегольскими брючками.
— Вечер же… Танцы!
— И дамы в декольтированных платьях?
— Именно! — подтвердил Паша.
Он не ошибся… В кают-компании произошли существенные перемены. Стол в центре пропал, но вдоль боковой переборки притулился прямоугольный — поменьше размером, уставленный разнообразной снедью и напитками. Ковер с пола убрали, освободив место для танцев. Карточный столик задвинули в угол. Кондиционеры обеспечивали приятную прохладу. Верхний свет выключили, гирлянды разноцветных лампочек мигали в такт музыке, льющейся из колонок суперкомбайна «Сони».
— Лепота! — вымолвил Паша, дергая меня за рукав.
Его одежда не вносила заметный диссонанс в ансамбль мужских костюмов и женских вечерних туалетов, но мои рубашка и джинсы смотрелись откровенно кощунственно.
Капитан мигом уловил фальшь и подрулил к нам.
— Извините, господин Берестов, — чуть смущенно обратился он. — Вас не затруднит внести изменения в свой наряд?
Между песнями как раз образовалась пауза, и его слова отчетливо прозвучали в наступившей тишине. Публика устремила взоры в нашу сторону.
Ростислав Владимирович, не желавший поставить гостя в неловкое положение, стушевался и растерянно развел руками: таковы, мол, правила… извините… Никто не вмешивался. Все ждали, удастся ли выкрутиться нарушителю «придворного этикета». Павел нерешительно топтался рядом.
Я собрался брякнуть нечто дерзкое и гордо покинуть помещение, но за спиной прошептали:
— Искатель! — И сразу же предостерегли: — Не оборачивайся.
Лицо капитана сохраняло выражение огорчения — он ничего не слышал. Паша, вытянув шею, кого-то выискивал глазами.
— Сейчас вернусь, — сладчайше заверил я цербера и вышел на палубу, прикрыв за собой дверь.
Татьяна прислонилась плечом к белой стенке кают-компании сбоку от входа.
— Получил? — усмехнулась девушка. Платье из блестящей ткани цвета ночного неба обтягивало ее тело, оставляя полностью обнаженными плечи и ноги.
— Есть маленько, — признался я, любуясь красоткой.
— Пойдем…
Таня отперла дверь люкса, граничащего с кают-компанией.
— Иди же… — поторопила она при виде моей нерешительности.
— Понял!
Люкс отличался от нашей с Павлом каюты лишь размерами, что позволяло установить в нем две настоящие кровати вместо откидных диванчиков.
Хозяйка зажгла свет, пошуровала в платяном шкафу и извлекла серый мужской костюм. Под пиджаком висела голубая рубашка.
— С ума сошла!
— Должен подойти, — сказал Таня.
— Женя нас убьет!
— Не волнуйся, разве что тебя, — успокоила девушка.
— Ты не могла бы отвернуться? — попросил я, начиная переодевание и памятуя о принятых в обществе условностях.
— И не подумаю! Вдруг ты что-нибудь стащишь лишнее.
— Ну если так…
Стеснительность — не моя добродетель.
— Хороший торс, — похвалила Таня со знанием дела.
— Польщен! — хмыкнул я, натягивая чужие брюки. — Немного свободны…
— Ничего, а и потеряешь — не смертельно.
К чему вся эта затея? С чего такое проявление заботы о ближнем?
Я не удержался и выразил одолевающее недоумение вслух.
— Шла на ужин… Вижу: человек в затруднительном положении. Почему бы не помочь? Ты бы иначе поступил?
— Нет! Я бы прямо там все с себя снял и отдал тебе!
Она засмеялась, положила ладони мне на плечи и чмокнула прямо в губы.
— Пошли, — отстранилась Таня, хотя я надеялся на продолжение. — Сейчас не тот случай…
— А будет тот?
— Посмотрим… — она вытолкнула меня на палубу.
Через час «все смешалось в доме…», простите, на корабле Бельского с лирическим названием «Лебедь». Вино лилось рекой, музыка гремела, пол ходил ходуном под ногами танцующих. Витиеватые тосты, которыми первоначально блистали мужчины, стараясь произвести впечатление на дам, иссякли, уступив место простым «наливай» и «за нас».
Захмелевший Никита Петрович лихо отплясывал русскую как под аккомпанемент оркестра народных инструментов, так и под чуждые мелодии «диско» на бис (!). Беата, нервничавшая из-за Машеньки, регулярно оказывающейся в чересчур крепких объятиях партнеров по танцам, вспомнила все-таки, что ей самой лишь тридцать пять, плюнула на обязанности дуэньи и пустилась во все тяжкие. Эрнест Сергеевич и капитан пили крепко и не пьянели, не давая никому скучать, а «замечательной души человек» разомлел и впал в состояние умиленно-восторженной любви ко всему живому. Вадик лакал коньяк фужерами, лез к женщинам, не вызывая у них ответного энтузиазма, и дважды удалялся блевать за борт. Паша изредка подбегал ко мне перекинуться парой-тройкой словечек, но большую часть времени кружил коршуном возле Маши, благосклонно принимающей его ухаживания. Регина вняла умному совету и охмуряла Евгения. Гренадер выказывал полное равнодушие к спиртному, зато с брюнеткой танцевал охотно, стараясь забредать с нею в углы, где потемнее. Татьяна смотрела на эти ухищрения сквозь пальцы, отдавая должное шампанскому и сигаретам, и тоже не обижала отказом мужчин, приглашавших ее танцевать. Мне удалось заполучить девушку на три тура — назойливость могла привести к слишком опасному сближению с Женей, еще не расколовшим аферу с переодеванием. Однажды, правда, я поймал его озабоченный взгляд на «своем» костюме, но в природе происходят совпадения и похлестче — гренадер, очевидно, так и подумал… Одна Ольга Борисовна пребывала в привычном амплуа: тихой мышкой забилась в уголок и следила за всем и вся…
К полуночи накал страстей заметно поугас — не дети, чай, чтоб бузить до утра. Первым пропал Вадик — видимо, крепко повис, бедолага, на поручнях над волнами. Потом «опомнилась» Беата, с трудом оторвала мужа от рюмки, а Машеньку — от Павла, и увела семейство в каюты. Савельев успел зацепить Синицына — обсудить на сон грядущий литературные проблемы. Ольга Борисовна уговорила Никиту Петровича идти баиньки. Как-то незаметно исчезли и Регина с размякшим Женей.
— Пойду отдыхать, — промямлил изрядно «загруженный» Павел.
В кают-компании остались мы с Татьяной. Капитан не считался: он уставился остекленевшим взором в пространство и старательно пытался удержать равновесие на стуле. Таков удел кэпа: уходить с корабля последним…
Я запустил на магнитофоне пленку. Ирина Аллегрова запела умопомрачительный «Транзит».
— Потанцуем? — предложил я девушке.
Таня подняла глаза, полные слез.
— Что случилось? — Мое беспокойство было абсолютно искренним.
Она почти упала мне на грудь и уткнулась личиком в плечо. Пьяна? Не похоже…
— Тебе плохо?
— Нет… — шепнула Таня и крепче прижалась всем телом.
— Хочешь отведу…
— Молчи! — оборвала она.
Всю песню мы топтались на одном месте. Аллегрова сообщила: «Я не вернусь…» только тогда моя партнерша ожила и спокойным голосом, не вязавшимся с прежней меланхолией, сказала:
— Пойдем, тебе надо переодеться.
Бравый боцман волок командира корабля впереди нас. Таня обождала, пока они скроются в соседней капитанской каюте, и повернула ключ в замке своей.
— Погоди. Парень точно обидится, — предостерег я, имея в виду Женю.
— Его нет.
Девушка вошла, включила свет и деланно рассмеялась:
— Ну, что я говорила?!
Ничего не оставалось, как переступить порог и оглядеть пустое помещение.
— Где же он?
— Ты дурак или только прикидываешься?
— Но Вадик…
— Дышит воздухом рожей вниз где-нибудь на палубе, — уверила Таня без тени сомнения.
— А Регина и… — начал соображать я.
— Да-да, у нее в каюте! Пошевеливайся…
Она нетерпеливо дернула меня за полу пиджака. Я сбросил чужие шмотки и хотел повесить их в шкаф, но хозяйка поторопила:
— Я сама. Одевайся и мотай!
— Как? — Мои наполеоновские планы начали разрушаться медленно и уверенно.
— Так! — передразнила девушка.
— Я думал…
— Индюк тоже думал, — отрезала Таня зло и с горечью прибавила: — К твоему сожалению. — Ее губы скривились, пальцы нервно выхватили сигарету из пачки.
Пыль из-под рухнувших бастионов моих надежд смешалась с табачным дымом…
— Опять «не тот случай»? — дал я последний и робкий залп отчаяния.
— Сообразительный ты наш! — Брошенные Таниной рукой джинсы угодили точно в мою «израненную» грудь.
В дверь осторожно поскреблись. Сомневаюсь, чтобы Евгений обладал такой щепетильностью и предусмотрительностью, однако разгуливать в одних плавках по комнате чужой женщины — пусть и на глазах случайного посетителя — в мои намерения не входило. Таня придерживалась того же мнения.
— Шкаф! — шепотом указала она.
Повторять команду ей не пришлось.
Ворох одежды на голове и плотно прикрытые дверки не позволили подслушать разговор хозяйки с гостем (или гостьей) — сплошное бу-бу-бу… К счастью, мое заточение не затянулось.
— Чего Оно хотело? — дипломатично спросил я, выбрав из тактических соображений местоимение среднего рода.
Реакция Татьяны превзошла ожидания.
— Так ты… — она запнулась и заметно побледнела. Зеленые глаза зло сузились. — Не вздумай распускать язык, а то…
— А то? — заинтересовался я, так как она замолчала и не познакомила с ожидающей меня карой.
Неожиданно Таня обмякла, села на кровать и закрыла лицо руками.
— Как вы мне все надоели! — глухо донеслось сквозь сжатые пальцы. — Уходи.
— Хорошо, — сдался я. — И спасибо за маскарад.
На пороге я обернулся, посмотрел на скорбную фигуру и доброжелательно предложил:
— Будет плохо — зови…
Легкие с радостью набрали прохладного ночного воздуха. Корабль стоял на якоре: капитан предупредил нас, что в этой части озера фарватер не обозначен и плавание ночью чревато опасностью наскочить на мель.
Небо усыпали звезды-веснушки, на воде блестела дорожка лунного света — красотища!