утницу под локоть.
— Понятия не имею, — озабоченно призналась девушка. — Мы перед сном погуляли по берегу. Паша проводил меня до палатки. Утром, когда… все случилось, я его не видела…
Тюк принял Илья, руководивший погрузкой шлюпки.
— Смена караула? — насмешливо поддел он.
— Заткнись! — огрызнулся я, уводя вспыхнувшую девушку подальше от болтуна.
Все правильно — ошибки, следовательно, нет! Паша, доставивший на берег вместе с вещами для лагеря плащ-палатку. Паша, отличавшийся от товарищей по круизу некой простотой… Паша, бормотавший во сне в первый день плавания примечательное «Падла»… Паша, опирающийся на своеобразный жизненный опыт в характеристике Никиты Петровича как «папы»… Он мог забраться в мою сумку в любое время и найти баксы — вне всякой связи с пребыванием в каюте посторонней женщины. И по яхте вполне мог разгуливать, пользуясь моим отсутствием… И в ельнике…
Я остановился и придержал Машеньку.
— В какое время Павел зашел вчера за тобой?
— Я не знаю — часы от воды испортились. — Девушка потупилась. — Он… не заходил. Мы заранее договорились встретиться под соснами — днем там сидели…
— Попробуем по-другому… Народ разошелся от костра. Ты пошла в палатку?
— Да…
— Где была Регина?
— В палатке. Я с ней посидела минуту-другую и ушла.
— И сразу — к соснам?
Она кивнула и пояснила:
— Паша опоздал и очень извинялся.
— Сколько минут ты его прождала?
— Ну-у… Десять-пятнадцать, наверное…
У меня отчаянно заколотилось сердце.
— Кого ты еще видела?
— Под соснами? — не поняла Машенька.
— Во время вашей с Павлом прогулки.
— Капитана с боцманом — они тушили костер.
— И все?
— Все. — Машенька расстроенно вздохнула, но тут же встрепенулась. — Ой, погодите! Илью видели. Он из леса вышел…
— И?! — насторожился я.
— Направился к лагерю.
— Покажи, где это произошло?
Машенька неуверенно осмотрелась вокруг и протянула пальчик в сторону кустарника, у которого раньше располагалась палатка Щедриных.
— Где же Паша? — Девушка разволновалась и вцепилась мне в руку.
— Скоро найдется, — утешил я лживо, так как сам уже почти твердо верил в обратное.
Нашу занимательную беседу прервал возникший на берегу переполох. Туристы, грузившие шлюпку, побросали работу и смотрели куда-то вправо вдоль кромки воды, издавая возгласы удивления.
— Извини, — сказал я Машеньке и устремился туда.
— Вон! — показал рукой Савельев.
К нам приближалась фигура в грязно-белом одеянии. Она с трудом передвигала ноги, устало загребая песок.
— Капитан! — вырвалось у меня.
Остальные путешественники не имели счастья лицезреть Бельского в перепачканном исподнем и поэтому не сразу признали его, привыкшие к щегольскому одеянию лощеного кэпа.
Мы бросились навстречу несчастному. Ростислав Владимирович изобразил подобие улыбки на опухшем от побоев лице и рухнул в мои объятия. Подоспевшие Евгений и Эрнест Сергеевич помогли донести бесчувственное тело до шлюпки под ободряющие подсказки кортежа взволнованных круизников.
Таню и раненого матроса перевезли на яхту еще раньше. Сейчас туда же под крылышко заботливой медсестры переправили еле живого Бельского. Нежданное возвращение украденного капитана затянуло погрузку судна: потребовалась дополнительная ходка шлюпки за последней партией лагерных принадлежностей.
С утра солнце по обыкновению палило, а часам к десяти небо затянули низкие серые тучи, похолодало. Семен раскочегарил дизель в одиннадцать и дал протяжно-тоскливый гудок к отплытию.
Ветер поднял волны: не большие, но при плавании на прохудившейся посудине казавшиеся нам настоящим цунами. Яхта еле ползла, натужно переваливая через них…
Капитанский люкс превратили в походный лазарет. Здесь отлеживались сам хозяин и морячок-рулевой под пристальным наблюдением неутомимой Татьяны. Ольга Борисовна оправлялась от пережитого потрясения за переборкой по соседству. Машенька добровольно вызвалась помогать ухаживать за больными.
Ростислав Владимирович, взбодренный уколами и всеобщим вниманием, поведал затаившим дыхание слушателям о концовке истории, скрытой от них утренним туманом.
Грабители отошли от искореженной яхты на веслах, стараясь не шуметь. Они долго огибали остров, направляясь на его противоположный берег. Там в камышах их поджидал… Павел. Троица бандитов порадовалась успешному завершению операции, выгрузила капитана, распила бутылочку, посмеиваясь над идиотами-туристами, и взяла курс на Колдун — так следовало из их разговора, ибо на том острове грабители предусмотрительно оставили запасные канистры с топливом, чтобы затем без помех добраться в район Бобров. Ушли они не таясь, на моторе. Бельский после длительных потуг освободился от пут и лесом вернулся к лагерю, немного сбившись с пути и выйдя на берег чуть в стороне…
Измена Павла потрясла всех, за исключением меня, — разговор с Машенькой окончательно открыл глаза. Однако радости от сомнительного первенства я не испытывал, казня себя тем, что должен был догадаться раньше и предотвратить нападение. Маленькие зацепки для того имелись… Утешало лишь то, что я нахожусь на судне по иному поводу, который даже теперь оставался мне неизвестным.
Зато другие туристы дали волю эмоциям.
— Подонок! — заблажила Регина. — Урод! Его грубые шуточки… Я с первого часа на яхте поняла: он — не из нашего круга!
— Он, Машенька, не позволял с тобой… м-м… ничего плохого? — забеспокоилась Беата.
— Нет… — Девушка, едва сдерживавшаяся во время рассказа Бельского, всхлипнула и выбежала из каюты, расталкивая преграждавших дорогу к двери пассажиров.
— Бедняжка, — высказалась Ольга Борисовна со странной интонацией: смесь соболезнования и удовлетворения.
— Мы все виноваты: не доглядели, — вздохнул писатель.
— Надеюсь, бюро возместит убытки? — вызывающим тоном задал вопрос Синицын.
Жестоко получилось по отношению к капитану. Бельский моментально потух и с тоской отвернулся от публики.
— Не все потеряно, — заметил Никита Петрович. — Если рация у метеорологов есть — свяжемся с властями. Авось, успеют перехватить.
Перспектива мало кого вдохновила, но во всяком случае ощутимо сняла напряжение в «лазарете». Таня воспользовалась благоприятным моментом, непреклонно потребовала освободить помещение и дать ей возможность заняться лечением…
У пробоины установили дежурство — на всякий пожарный. Вадик осуществил мечту покрутить штурвал. Боцман — единственный стоящий на ногах специалист — метался от машинного отделения к мостику, контролируя ситуацию. На камбузе занялась стряпней Беата. Запас продуктов, спасенный вместе с яхтой, позволял надеяться на то, что при рациональном расходовании мы продержимся месяц.
Большинство же туристов, наведя порядок в каютах и подсчитав убытки, понуро слонялись по палубе, лениво перебрасываясь мнениями по поводу «проклятого круиза» и обозревая горизонт в поисках спасительного «паруса», случайно занесенного судьбой и ветром в эти места. Один Синицын, высушивший штаны и шибко расхорохорившийся, лез ко всем и делился впечатлениями непосредственной жертвы налета, обещая положить сюжет на бумагу в виде шикарного триллера. При его способностях к преувеличениям и фантазированию название книги напрашивалось само собой: «Геройский подвиг матроса Синицына».
На мой взгляд, на картине преступления имелась одна непрописанная деталь, требующая непременной доработки кистью. Для кого-то она, возможно, и не имела принципиального значения, но только не для меня… Не ошиблась ли Машенька? Если нет, то что делал ночью в лесу Илья? Время совпадало… Случайность? Мог он околачиваться в районе ельника, когда там шла беседа между Павлом и «связником»? Мог… Малодушный соглядатай? А вдруг его молчание вызвано отнюдь не трусливостью, а совсем иными мотивами, связанными с абсолютно другой сюжетной линией, ради коей меня заманили на яхту? Дабы добраться до истины, следовало побеседовать кое с кем наедине и прояснить некоторые нюансы. Я уповал на то, что мои расспросы туристы воспримут как естественное стремление пострадавшего полностью установить все причины и обстоятельства собственных злоключений.
Первым на глаза попался Вадик. «Мореход» начал оправдываться, что сразу же вечером уснул. Пробудившись ближе к рассвету от давления в мочевом пузыре, он заметил отсутствие под боком меня и Павла, но не удивился, полагая, что мы вдвоем вышли проветриться. Затем Вадик услыхал шум на яхте, заинтересовался и «прокричал капитану». «Если б я знал», — завершил он свое покаяние.
С Ильей и гренадером я по понятным причинам не разговаривал, а Никита Петрович уверил, что они умылись на ночь озерной водой и втроем улеглись отдыхать. Он лично слышал, как кто-то прошел туда-сюда мимо палатки, но и только. С учетом сведений о прогулке Илюши, полученных от Машеньки, старший Щедрин скорее всего спал и ничего не видел.
Савельевы охотно обсудили со мной проблему, посочувствовали и развели руками: спали.
На корме в шезлонге грустила Регина. Она не слишком обрадовалась моему обществу, но, соблюдая приличия, не сбежала.
— Выспалась? — невинным тоном осведомился я.
Вопрос, не связанный с трагическими событиями, озадачил брюнетку. Она презрительно фыркнула и демонстративно отвернулась.
— Ты, часом, не дышала воздухом перед сном?
— Чего? — удивилась Регина. — Зачем?
— Мало ли… — уклончиво сказал я.
— A-а… Нет. Маша дышала. С Павлом.
— Он за ней зашел? — Проверять, так всех — даже Машеньку.
— Сама убежала — не терпелось, видно. — Регина гаденько хихикнула и добавила без связи: — Грудастая, поди, локти кусает.
— Почему?
— Так унесли фотоаппаратик и вещички. Снимочек — тю-тю! — Она остро глянула на меня: права в своих надеждах или нет?
Я не стал разочаровывать женщину и легкомысленно сказал:
— Тю-тю так тю-тю.
— Темнило! — изрекла непримиримая брюнетка.