Женщина могла бы, конечно, открыться мужу… Любому другому, кроме Эрнеста Сергеевича! Болезненное самолюбие, подозрительность и патологическая ревность грозили при подобном исходе привести к трагедии для всех троих. Беата молчала и морочила Синицыну голову, выбрав из двух зол меньшее. Крепилась до тех пор, пока Синицын не объявил последнее условие накануне плавания: либо она сдастся, либо он наломает дров…
— Вот теперь действительно все, — подвела итог моя клиентка.
Ясно… Фальшь в поведении троицы я давно почувствовал, но только не думал, что дело имеет столь колоритный драматический фон: скандал на страницах газеты, бегство от мафии, страдающий от неразделенной любви фотограф.
— Синицын в городе все время был при вас с мужем? — спросил я.
— Нет… Он нередко уходил гулять в одиночку.
— Понятно.
— Что вам понятно?! — неожиданно вспылила Беата. — К чему вы клоните? При всех отрицательных чертах Сергея…
— Бросьте! — перебил я. — Мы с вами думаем об одном и том же! Дабы заполучить вас, Синицын продаст Савельева с потрохами!
— Он не может не понимать, что тем самым подпишет смертный приговор и мне, и себе! — запальчиво возразила она.
Ах, вот на что, дурочка, надеялась!..
— Может! — твердо отрезал я. — Еще как может! И вовсе не слежку вы заметили, дорогуша, а испугались происков собственного любовника!
— Нет! Он мне не любовник!!!
— Кандидат — какая разница? Вы тянули до последнего: авось Сереженька одумается, так? Вы намеренно гнали от себя очевидные подозрения — вам просто не хотелось верить! Обойдется, мол… А ему достаточно было лишь позвонить в Москву. Всего один междугородний звонок и… Господи, хоть бы вы мне на день раньше душу излили!
— Не хочу верить… — всхлипнула Беата. — Он — несчастный человек.
— Слыхали… «замечательной души»! По милости вашего несчастного убито восемь человек, при этом Вадика он придушил лично!
Женщина тяжело опустилась на табурет и заплакала. Внезапное и вынужденное прозрение — нечто подобное мне приходилось видеть и раньше. Самообман так сладок… И так жестока расплата… Я не мешал Беате.
Да, картинка существенно изменилась. Смотрелась она неплохо, но смущала небольшая деталь: когда Синицын успел получить передатчик?
Беата притихла, потерянно изучая пустоту перед собой.
— Сейчас не тот момент, чтобы юлить.
— Понимаю… — тихо отозвалась она.
— Про слежку — правда?
— Да… Это было первое, что меня насторожило и явилось единственной причиной, чтобы обратиться за помощью к вам.
— А второе?
— Сергей, — призналась Беата.
— Синицын открытым текстом сообщил, что намеревается вас сдать?
— Нет, что вы… — Беата помедлила и прибавила: — В последний перед отъездом день я сходила на работу к Марине…
— Марина?
— Моя подруга, у которой мы жили. Там на машинке я отпечатала письмо — есть навыки. Вечером Марина отнесла его вам.
— Подбросила!
— Подбросила, — согласно усмехнулась Беата. — Синицын с обеда пропал, вернулся поздно. Я напоила его чаем на кухне. Он выглядел печальным и каким-то… побитым. Да, верное слово! Пожелал мне спокойной ночи и… сказал: «Прости».
— Так! — оживился я.
— Для него подобное поведение не характерно. Я так удивилась, что долго не могла уснуть. И лишь сейчас как-будто понимаю…
— Еще бы! Эх, женщины, женщины… До чего вам нравится быть обманутыми! Он же, гад, вас продал! А слежка… От вашего «хвоста» Синицын и получил рацию — заранее!
Беата снова уткнулась лицом в ладони.
— Вы значительно облегчили задачу преследователям своим белым мерседесом: он в нашем городе — что бельмо на глазу, — посетовал я на чужое головотяпство.
Напрасно посетовал, так как собеседница искренне поразилась:
— Мерседес?! У нас нет машины… Вернее, мы оставили ее дома, в Москве.
— Как вы добирались в Бобры? — насторожился я.
— Нас отвез приятель Марины на своих «Жигулях».
Потрясающе! Очередная плюха… Чей мерс, ребята? Совпадение?
— Как фамилия приятеля?
— По-моему, Трифонов.
В точку! Вот откуда взялся на дебаркадере Юрка Трифонов! Тесен мир…
— Извините, Костя, — виноватым тоном произнесла Беата. — Давайте договорим позже: люди есть хотят.
Что правда — то правда: духовной пищей сыт не будешь. Не стесняясь женщины — клиентка как-никак — я выудил из дальнего угла навесного шкафчика рацию и пихнул ее в карман.
Провидение или случайность — не знаю, только я посмотрел под ноги. Горка соды была раздавлена и белые пятна покрывали пол коридора. Следы уходили в его конец — к туалету. Машенька натоптала? Нет… Что ей делать в каюте Синицына? Неужели…
В три прыжка я достиг двери с латунной циферкой «семь» и рванул ручку. Савельев ошалело воззрился на непрошенного гостя. Капитан, восседавший рядом, глупо улыбнулся.
— Где? — выдохнул я, показывая глазами на верхний диванчик.
— Сергей?.. Вышел минут десять назад, — ответил писатель.
— Куда?
— Взял «Узи», чтобы сменить Евгения, — сказал кэп.
Машинально я посмотрел в угол, где сиротливо стояли укороченный «калашников» и обрез Павла.
Черт! Черт! Черт!!! Он подслушивал… А я, дурак, потерял бдительность, увлеченно обсуждая с Беатой…
В том же темпе я взлетел по лесенке на палубу. Гренадер самочинно переместил наблюдательный пост в рубку и спокойно рассиживал там в крутящемся кресле.
— Синицына видел?
Женя привычно поиграл бровями и процедил:
— На корме.
«Шлюпка!» — молнией пронеслось в мозгу…
Я, к сожалению, угадал: шлюпка уходила к берегу. «Замечательной души человек», прикидывавшийся до сей поры доходягой, активно загребал, не жалея ладоней.
— Тревога! Ко мне!!!
Первым на мой призыв прибыл Женя.
— Куда он? — в очередной раз нарушил обет молчания гренадер.
— Мы ошиблись, — кратко констатировал я.
Евгений — человек действия — молча передернул затвор автомата. То ли Синицын обладал отменным зрением, то ли — слухом: он моментально бросил весла и тоже вскинул оружие. Очередь, пущенная неумелой рукой, прошла высоко над нашими головами. Однако мы по инерции присели.
— Так! — крякнул Женя. — Ну, бля!
Его палец уже лег на спусковой крючок, когда снова шарахнуло. Теперь стреляли с берега и куда качественнее — стекла люксов весело полопались, засыпая нас градом осколков. Мы растянулись на досках палубы, закрывая руками головы. Следующая вереница пуль хлестнула в корпус яхты — в район ватерлинии.
— Суки! — рявкнул гренадер и практически не целясь выпустил добрую треть магазина по береговому откосу.
— В лодку! — скомандовал я, отметив про себя, что дружки Синицына — ребята рисковые: не боятся зацепить своего шпиона.
Выполнить приказание Женя не успел. С острова грохнул пулемет. От треска рвущейся обшивки судна побежали мурашки по коже.
— Сматываемся, — благоразумно предложил я.
Женя рывком вскочил и бросил тело к двери, за которой начиналась спасительная лесенка на нижнюю палубу. Я последовал его примеру. Мы скатились в коридорчик, покрытый телами нескольких туристов, пережидающих таким разумным способом заварушку. К моему удивлению, обстрел сразу прекратился.
— Иллюминатор! — воскликнул я, движимый жаждой мести.
Ненароком наступив на спину Ольги Борисовны, я проскочил в седьмую каюту. Повторный женский вопль засвидетельствовал, что и Женя не рассчитал трассу.
Я отбросил капитана и писателя, легкомысленно наблюдающих за разыгравшейся на воде баталией через круглое окошко, и рванул защелку. Подоспевший Евгений полоснул из «бойницы» по шлюпке.
— Какого черта! — заорал Бельский и толкнул стрелка.
— Там Синицын!!! — в тон ему вякнул Савельев.
— Молчать! — От вопля гренадера заложило уши.
Он вновь занял позицию, но стрелять не стал и медленно опустил ствол. Я заглянул в иллюминатор: брошенная шлюпка болталась на волнах. Видимо, Синицын выпрыгнул и, прикрываясь ею, двинул к берегу вплавь. Достать предателя было практически невозможно. И точно… Через пару минут Синицын показался на линии прибоя и юркнул за камни — там ему уже ничто не грозило.
Мы с Женей подавленно молчали. Савельев и Бельский, потрясенные случившимся, не смели раскрыть ртов, опасливо косясь на автомат в огромных лапах гренадера.
— Что это? — вздрогнул писатель, настороженно прислушиваясь.
Откуда-то снизу доносилось бульканье. Характерное бульканье — такой звук издает воздух, выходящий из отверстия погруженной в воду емкости. Вернее, множества отверстий… Нечто подобное я слышал в ночь ограбления.
— Приплыли… — мрачно обронил Ростислав Владимирович.
Без разъяснений ясно: пули превратили нижнюю часть борта в сито.
— Мы тонем? — зачем-то спросил Савельев.
Ему никто не ответил.
В дверном проеме обозначился Павел. За его спиной маячили Таня и Регина. Судя по возникшему гомону, наиболее смелые туристы толкались в коридорчике.
— Кто мне скажет, что все это значит?! — нервно произнес Савельев, глядя на меня.
Справедливый выбор. Я громко и четко заявил:
— Суть дела не изменилась. Корректировки требуют образы жертвы и охотников.
— То есть? — переспросил капитан.
— Не Илью, а господина Синицына связывают неформальные отношения с командой вертолета. — Я в упор поглядел на писателя. Выражение глаз Эрнеста Сергеевича менялось по мере возрастания степени понимания. В высшей они почти остекленели.
— В-вы… — заикнулся он.
— Именно! — подчеркнул я. — Не вдаваясь в подробности, назову имя: Назаров!
Писатель без сил рухнул на койку.
— Частности обсудим в индивидуальном порядке позже.
Понял он или нет мое предостережение не болтать пока лишнего, сказать трудно, но остальные ничего толком не сообразили — это уж точно.
— Что за белиберду вы несете?! — возмутился капитан. — Как командир судна я требую…
— Как капитана вас в данный момент должна больше волновать судьба яхты! — веско перебил я. — Надо думать о спасении людей. Лирическую подоплеку я готов изложить, когда разберемся с пр