— Хорошо, давай к делу. Ну ладно, эти двое отравились, а третий, начальник ихний? А сам Бобровский?
— Я получаю долю с разных дел. Обычно платят те, кто сам замазан торгаши всякие, воры. Не все, но те, кого я достал. А недавно покатилась по городу волна грабежей, появился чужой рэкет. Крутые профессионалы, работают, будто специально, чтобы побольше крови. Видать, любят это дело. Короче, Бобровский внезапно отказался со мной дело иметь.
— Вот так — ни с того, ни с сего?..
— Конечно, нет. Я сразу понял, что есть кто-то у него за спиной. Каналы сбыта у него и раньше были, так что он вполне мог и без нас обойтись в этом. Разговор шел у него в кабинете, домой к себе он не пускал никого. Ну, я его положил на пол — меня долго просить не надо — и объяснил, что к чему. Бить не бил, но он у меня с перепугу обмочился, пока не вспомнил, кто хозяин. У него и раньше бывало — наглел. То спортклуб ему этот высели — магазин ему открыть не терпится, то еще чего-то… Не нажрется никак. Я с каратистами ссориться не стал, ихняя молодежь — сплошь ненормальные. Ничего не втемяшишь.
— Ну, положим, слухи, что Глеб не только сам замешан в рэкете, но и пацанов школит на это — твоя работа.
— Есть маленько. Девочек к пацанам из «Богатыря» тоже я пристроил.
— Это когда уже Глеба убрал?
— Э, стоп. На меня можно много вешать, только Глеба — не я сделал. Здесь не следствие, брехать мне незачем. Этот парень мне нравился. Думаешь, большое удовольствие работать с ублюдками вроде Грызина? Я хотел, чтобы он был в моей команде… Да чего там теперь… Мне кажется, я догадываюсь, чьи это дела, меня чутье редко подводит. Помнишь, я говорил об этих — профессионалах? Уж на что Чубук, жлобская морда, держался до последнего, — но и он им сдался. Уж не знаю, чем они его взяли, но он им исправно платит. Была у меня с ними встреча, и эти парни четко сказали, чтобы я у них под ногами не путался. Я к ним присмотрелся и понял — эти могут, никаких сомнений, тут не до амбиций. И никакая сигнализация им не помеха, потому что это они самые и есть — вневедомственная охрана. Когда милиция начинает убивать, надо ноги уносить, пока дают. В общем, мою территорию они пообещали не трогать, но, видно, не сдержались. Не следовало им аптеку трогать.
— Но ведь и ты решил не связываться с Кольцовым, а припугнуть аптекаря — авось у того хватит мошны на две стороны отстегивать.
Мерецков помолчал.
— У всех свои дела. Не знаю, почему аптекарь решил работать с Кольцовым — сдуру или от жадности, или еще как, но у нас с ним был договор. Есть товар, нет товара, деньги должны идти. По блатным законам, в это и влазить не следует. Кольцов, думаю, понимал, что не стоит перегибать палку. Я, конечно, человек практичный и предпочитаю худой мир доброй ссоре, но и я могу выйти из себя. В конце концов, я несу убытки! И когда ко мне приходит Кольцов и заявляет, что Бобровский поручил ему меня убрать, мне, честное слово, становится не до смеха. На полном серьезе, будто советуется, как ему получше меня пришить, отмечает слабые места в моей охране. На следующий день прихожу домой — а Кольцов уже там. Меня аж скрутило, хотя, казалось бы, чего? Кому, как не офицеру вневедомственной охраны, знать шифр квартиры, код и пароль? А ключи? Мы же их сами сдаем на пульт…
— За что же тебя так не полюбил Бобровский? Вы же вроде сработались?
— За что, за что… Кольцов прямо и сказал, что у него заказ… на меня, уже и аванс выплачен. Я сразу понял: аптекарь, больше некому.
— И во сколько же они тебя оценили?
— Чего? Да недорого. Миллион. Мне достаточно было посмотреть на его ухватки, чтобы понять — не остановится, он уже убивал. Короче, предложил я ему столько же за аптекаря.
— Значит, ты все-таки боялся старого Бобровского? Или деньги девать некуда?
— Тогда глупо было торговаться. Как и сейчас. Я вообще не терплю таких отношений — середина на половину. Либо друг, либо уж враг. То же и с Кольцовым. Я, конечно, расстроился, когда узнал, что мои хлопчики угнали машину Агеева. Ну извинились бы, новую ему пригнали. Но ведь в самом деле: стоит тачка возле дома днем и ночью… Соблазн! А Агеев в то время уже мертвый был… и Кольцов пришел ко мне уже как свой. Чтобы получить у аптекаря деньги за меня, он должен был представить доказательства, Мерецков нежно погладил запястье, где синела татуировка. — Эта наколка всему городу известна. Я, правда, для такой цели руку себе рубить не собирался, но у Кольцова, видно, где-то имелся свеженький покойник про запас. Тогда я еще ничего не знал про Демина и Агеева.
— А про Кольцова?
— Что — про Кольцова?
— Кольцов поручение твое выполнил, деньги отработал, но и сам не уцелел.
— Да ну? Вот уж на кого нужен был «профессионал»! Кто же это мог сделать?
— Познакомиться желаешь? — спросил Второй не без желчи.
Мерецков смахнул капли пота, усеявшие лоб.
— Спасибо, можно и на расстоянии. Думаю, будет для этого время. Грызина убирать из дела — понадобится специалист. Да и майор этот, из прокуратуры, клещом вцепился — не оторвать…
Экспертная реконструкция происшедшего, восстановление последовательности выстрелов показали, что оба погибших вели прицельную стрельбу. Кольцов находился у двери, правым боком к Бобровскому, держал руку вытянутой. Поэтому ружейная пуля, попав в подмышку, не задела его руку. Бобровский в момент первого ранения стоял, подняв ружье к плечу. Пуля попала ему в голову, когда он, наклонившись вперед, опускался на колени. Значит, Кольцов стрелял первым и успел выстрелить трижды до того, как последовал ответный выстрел из ружья. А после того, как в него самого попала пуля, выстрелил в четвертый раз, размозжив голову падающего Бобровского.
Отвратительное содержимое банки было заведомой фальшивкой. Экспертиза однозначно установила, что татуировка не является прижизненной и нанесена на кожу жуткого обрубка (от локтя до запястья) руки мужчины, скончавшегося за неделю до того. Все время, вплоть до отчленения руки, труп находился в земле.
Татуировка в целом соответствовала той, что имелась у Мерецкова. «Собственно, — подумал Строкач, — аптекарь вряд ли уж так внимательно присматривался. Наколка похожа, ухо — самое обыкновенное, и все это, очевидно, не вызвало у него никаких подозрений».
Картина складывалась. Кольцов прибыл на хутор, где его с нетерпением ожидал Бобровский, предвкушая известие, что с ненавистным «покровителем» покончено раз и навсегда. Исполнитель был проверен в ситуации менее критической. Именно Кольцов пристрелил Глеба Косицу, мстя за пережитое аптекарем унижение и, разумеется, тем самым освободив помещение «Богатыря». Втайне Бобровский всегда ненавидел таких, как Глеб, физически сильных, красивых и независимых. Власть над ними была острейшим наслаждением, но Косица оказался недостижим и неприступен. Оставалось одно.
После того, как Кольцов оправдал ожидания, Бобровский приступил к реализации главной цели — покончить с врагом номер один. Собственно говоря, он полагал, что Мерецков и для Кольцова конкурент и соперник, и капитан вполне мог бы «сделать» его бесплатно. Однако сам Кольцов придерживался иного мнения.
Вместе с тем Бобровский не доверял никому — этому свидетельством отравленный коньяк, оставленный в домашнем баре, с опаской относился он и к Кольцову: приглашал в дом, держа под рукой ружье. Он был, в принципе, удовлетворен — из города поступила информация, что Мерецков исчез. Это подтверждалось содержимым стеклянной банки. И все же, выстрелить он опоздал: свою жизнь не уберег, но и убийцу не упустил.
Кольцов готовился к делу хладнокровно. К пистолету был приклеен изолентой пластиковый пакет, чтобы не сорить гильзами. Сработать бесшумно — ножом — у него не получилось, Бобровский даже после предъявления «доказательств» не подпускал его к себе. Оставалось огнестрельное оружие, но капитан немного переоценил свой профессионализм.
Служба в милиции давала ему многое. Сослуживцы со старого места работы — из Ленинского райотдела, — охотно выбалтывали капитану служебные секреты, вызывая тем самым огонь на себя.
Строкач был убежден, что болтуны из Ленинского мололи языками без злого умысла — но результатом стало развертывание системы рэкета в районе и возрождение ремесла «зонтов», тем более прибыльного, что сигнализация у тебя под контролем.
С трупом подвернувшегося бомжа Кольцов распорядился без церемоний. Отрезал ухо, столь ему необходимое, а голову забросил подальше в пруд. У него же отрубил и руку, довольно умело нанеся татуировку. Конечно, для экспертизы это семечки, но для аптекаря хватило. Однако судьба распорядилась иначе.
Размышляя, Строкач сидел в своих «жигулях», когда из-за угла показалась знакомая крепкая фигура. Спортивная собранная походка, выдвинутая вперед челюсть — все говорило о том, что единственный персонаж, не пострадавший в ходе этого дела, чувствует себя неплохо.
Майор выскочил из машины как раз вовремя, чтобы мужчина не успел скрыться в воротах.
— Константин Петрович! Какая встреча!
Мерецков остановился, секунду поколебался и повернулся к майору. Лицо его сразу стало утомленным.
— Встреча, говорите, майор? Да уж. Только вы на меня слов не тратьте, я сегодня наговорился — во! — он секанул ладонью по кадыку. — Спасибо вам, конечно, только сдается мне, дали вы маху, не меня, а себя подставили. Люди всегда могут столковаться.
— Это вы о нас с вами, Константин Петрович? — Строкач улыбнулся не без лукавства.
— Нет уж, мы с вами свое отговорили. Думаю, майор, перемудрили вы тут. Спасибо за урок, в другой раз буду осторожнее.
— С вами что-то случилось? Может, проедемся к нам? Иной раз разговором начистоту можно и душу спасти, и, знаете ли, — тело.
— От чего? От свежего воздуха?
— Не надо этой иронии, Константин Петрович. Задерживать вас я не собираюсь…
— Ох, уважили!..
— Фактов нет, вы же знаете.
— Вот и дайте мне пройти!
— Пожалуйста, — Строкач отодвинулся и печально улыбнулся. — Вы свободный человек, идите… Но уверяю, остаться — в ваших же интересах.