— Помню.
— Это вас действительно интересует? — И, не дождавшись ответа, продолжал: — Вы только на меня не сердитесь, я иногда бываю злым. Так вот, никаких писем на наших жуликов я не писал. Рассказал как-то тетушке, так она мне месяц покоя не давала. Все требовала вывести их на чистую воду. Я ей и соврал. Сказал, что написал письмо. Но какой толк был бы от него? Бросили бы в корзину и забыли. Без толку все это! Без тол-ку! И к прокурору города я не ходил. По отцовскому делу. Вы тетушке не говорите, ладно? А то она расстроится. — И Бабушкин повесил трубку.
Рано утром Корнилова разбудил телефонный звонок. Он привык к звонкам в любое время суток. Даже спал теперь один, в кабинете, чтобы не тревожить среди ночи жену. Телефонный аппарат ставил всегда на полу, рядом с диваном: удобно — протянул руку и поднял трубку…
Дежурный по управлению доложил, что во дворе дома на улице Гоголя обнаружен тяжело раненный Лежнев.
— Выезжаю, — сказал Корнилов, и спазм сдавил ему горло. Он положил трубку и несколько секунд сидел не двигаясь. И в эти секунды пронзительно, до боли пронзительно ощутил собственную малость, горькое чувство оттого, что не может предугадать, предотвратить события, касающиеся его так прямо, так непосредственно.
Пока он одевался, снова зазвонил телефон.
— Игорь Васильевич, с Борей несчастье! — Голос звонившей женщины он узнал сразу.
— Вера Михайловна, ты где? — спросил Корнилов. Лежнева не расслышала его вопроса.
— Его нашли без сознания, — продолжала она, всхлипывая. — Два ранения. В грудь и живот. В больнице говорят: потерял много крови. Как он попал на улицу Гоголя?! Он же поехал в Гатчину, по вашему делу…
— Материал для очерка?
— Ну да! Обещал быть к десяти. Ночь мы с мамой не спали, звонили в милицию, в больницы. Сейчас его привезли в Военно-медицинскую академию…
— Как он?
— Сказали, что надежды мало. — Она снова заплакала.
— Где тебя найти? — спросил Корнилов. — Я подъеду через пятнадцать минут.
Он перезвонил дежурному. Сказал, что заедет в академию. Посмотрел на часы: половина шестого.
Утренний город начинал просыпаться. На пустынных улицах лежали длинные тени от домов. Шаги первых прохожих звучали необыкновенно гулко. На набережной несколько рыбаков, собравшись в кружок и поеживаясь на свежем ветерке, обсуждали какие-то свои рыбацкие проблемы.
Минут через семь он был уже у хирургического отделения Военно-медицинской академии.
Вера Лежнева стояла у окна. Одна в пустом вестибюле. Услышав шаги, она обернулась, прошептала:
— Игорь Васильевич… — и беззвучно заплакала.
— На каком этаже? — спросил Корнилов нарочито по-деловому.
— На третьем. Пять минут назад приходил хирург. Все без изменений…
— Подожди меня. Может быть, сумею пройти к Борису…
Он направился к старику, дремавшему на контроле. Когда Корнилов подошел, старик открыл глаза и почему-то встал.
— Халат найдется? — спросил Игорь Васильевич.
— Гардеробщица еще не пришла, — извиняющимся тоном ответил старик. — Вам в отделении дадут.
Что-то было такое в манере Корнилова разговаривать, да и во всем его облике, что заставляло людей держаться с ним почтительно. В гостиницах, например, даже незнакомые швейцары никогда не спрашивали у него гостевую карточку.
— Хирурга зовут Юрий Алексеевич! — крикнула Вера Михайловна, и ее голос звонко разнесся по пустому вестибюлю.
Дежурный укоризненно покачал головой.
Юрия Алексеевича Корнилову вызвала из ординаторской дежурная сестра. Она же дала ему халат. Оказалось, что Юрий Алексеевич, пожилой, усталый человек, — дежурный врач. Он лишь принимал Лежнева и вызывал на операцию бригаду хирургов. Операция началась час назад. Когда она закончится, сказать трудно. Еще труднее предсказать результат.
Корнилов спросил, где находится одежда Лежнева.
— Вы хотите посмотреть?
— Да.
Хирург помолчал в нерешительности.
— Это вам необходимо по службе?
— Необходимо по службе. — Игорю Васильевичу не хотелось вдаваться в подробности.
— Марина! — позвал хирург сестру, читавшую книгу за столиком, на котором уютно горела настольная лампа. Девушка посмотрела в их сторону. — Проводите, пожалуйста, товарища полковника в приемное отделение. Пускай ему покажут одежду Лежнева.
— Мне можно будет задержать Марину минут на десять? — спросил Корнилов. — При осмотре одежды потребуются понятые.
Хирург посмотрел на Марину. Похоже, что любой вопрос приводил его в замешательство.
— Мы там найдем вам понятых сколько угодно, — сказала Марина. — Не беспокойтесь.
На большом служебном лифте они спустились на первый этаж. Марина молча, с любопытством разглядывала Корнилова. Глаза у нее были большие, темные — он не сумел разглядеть их цвет, лампочка в лифте была совсем тусклая.
Так же молча они прошли по широкому гулкому коридору до стеклянных дверей с надписью «Приемное отделение».
В большой комнате, за столом, сидел черноволосый молодой мужчина в белом халате и что-то быстро писал. Две медсестры тихо разговаривали.
— Грант Александрович, товарищу из милиции нужно показать одежду Лежнева, — сказала Марина.
Не отрываясь от своих записей, черноволосый окликнул одну из разговаривающих медсестер:
— Елена Ивановна, помогите найти одежду.
С горьким чувством взял Корнилов легкую кожаную куртку Бориса. Одна пола ее заскорузла от крови. Отверстия от пуль были только на спине. Выходные. Наверное, в момент выстрела куртка на груди была распахнута.
Сестра положила на стол перед полковником журналистский билет, немного денег, водительские права и техпаспорт на машину, японские часы.
«Интересно, где Борина машина?» — подумал Корнилов и спросил у медсестры:
— Ключей в карманах не нашли? Записную книжку?
— Может быть, в брюках? Я сейчас проверю.
Записная книжка оказалась в брючном кармане. «Тоже мне сыщики, — подумал полковник о тех, кто первым прибыл на место происшествия. — Уж записную книжку должны были найти!»
Ключей в карманах брюк не оказалось.
За легкой перегородкой кто-то застонал.
— Ничего, больной, потерпите, — уговаривал мягкий мужской голос. — Сейчас станет легче. Еще один укольчик…
Елена Ивановна принесла Корнилову несколько листков бумаги. Пишущей машинки в приемном покое не оказалось, и полковнику пришлось писать протокол осмотра одежды Лежнева и изъятия вещей авторучкой. Он дал Елене Ивановне расписаться и оглянулся, ища вторую сестру. Ее не было, но в это время опять вошла Марина.
— Товарищ Корнилов, — сказала она, — операция прошла хорошо. Так сказал Вознесенский.
Эту фамилию Игорь Васильевич знал. Вознесенский был одним из лучших хирургов города.
— Спасибо, Марина. Вы не подпишете протокол?
— Я подпишу, — подал голос Грант Александрович, все еще продолжавший писать за своим столом. Он встал, распрямил плечи. — Чертова писанина! Скоро схлопочу геморрой!
Он подошел к Корнилову, протянул руку:
— Капитан Мирзоян. Давайте ваш протокол. Я хоть и не поднимал головы, но все слышал. И пациента при мне привезли. — Мирзоян лихо вывел похожую на китайский иероглиф подпись. Корнилов обратил внимание на то, что у капитана золотой «паркер». — Будет чудо, если этот человек выкарабкается. Но мы в эпоху чудес и живем, — он с усмешкой покосился на свой стол, где лежало несколько историй болезней, исписанных быстрым, летучим почерком. — Елена Ивановна, не выпить ли нам кофе с коньячком?
— Грант Александрович, не доведут вас до добра разговоры про коньячок, — сказала медсестра и включила самовар, стоявший на отдельном столике.
— Пить нельзя, так хоть поговорить всласть! — засмеялся капитан. И увидев все еще стоявшую у дверей Марину, спросил: — А ты, красавица, не выпьешь с нами?
— Выпила бы! И кофе и коньяку, да надо на этаж.
— И я спешу, — сказал Корнилов. — Спасибо за приглашение.
— Вы, товарищ полковник, не пугайтесь, у нас никакого коньяка нет. Даже спирта не нюхаем. Это я так — какой армянин откажет себе в удовольствии поговорить о коньяке?
Потом они опять шли с Мариной по коридору, но теперь он уже не был таким пустынным и гулким — двое солдат в белых халатах вытирали швабрами кафельный пол, у раскрытых дверей одной из палат стояла группа врачей.
— Вы не будете подниматься наверх? — спросила Марина.
— Нет. В вестибюле меня ждет Лежнева.
— Тогда вам сюда, — девушка показала на маленькую дверь. — У вас есть телефон отделения? Запишите. — Она продиктовала номер.
Корнилов записал его на обороте только что составленного протокола.
— Потеряете, — сказала девушка.
— Не потеряю, Марина. Спасибо вам за помощь.
Вера уже знала, что операция прошла хорошо, — к ней спускался один из ассистентов хирурга. Он тоже повторил ей слова шефа: «Теперь надежда только на вашего мужа».
Корнилов предложил довезти ее до дома. Но Лежнева отказалась.
— На метро мне быстрее.
— Борис уехал вчера на машине? — спросил Корнилов.
— Да. Она цела?
— Сейчас приеду на службу, выясню. Но ключей у него в карманах не было никаких.
— Может быть, выронили, пока везли на «скорой»?
— Может быть, — согласился Игорь Васильевич.
Он отдал Вере часы и деньги мужа.
— Придет в себя, принесешь ему часы, — улыбнулся он. — А записную книжку и права я пока оставлю.
Вера покорно кивнула.
Корнилов уже сел в машину, когда вспомнил, что осталась невыясненной еще одна важная деталь. Он оглянулся — Вера медленно шла по противоположной стороне улицы.
Развернувшись прямо под знаком, запрещающим поворот, он подъехал к Лежневой.
— Вера!
Она оглянулась, подошла к машине.
— Где Боря вел записи, когда встречался с людьми?
— А… Ты об этом! Он брал с собой диктофон. Потом я должна была с него печатать. Такая морока… — Она улыбнулась грустной улыбкой.
— И вчера уехал с магнитофоном?