Возвратившись в Васильковку, я вызвал к себе Марию Зарубу и без обиняков спросил:
— Так где вы перехоронили останки Селиванова?
— Вы снова за свое, неужели не надоело? Оставьте меня в покое, я ничего не знаю! — завыла она.
— Эх, Мария, Мария. Зачем вы упираетесь? Ведь Степан мне все рассказал. И лопату у него на чердаке я нашел. Он назвал приметное место у старой акации. Кстати, знаете ли вы, что случилось со Степаном?
— Нет, — буркнула она сквозь слезы.
— Ваш брат под поезд бросился, — сказал я, не сводя глаз с нее. — Знаете ли вы, по какой причине ваш брат без ноги остался и чуть было жизни не лишился?
Слезы исчезли с ее глаз в один миг, словно с разбитой посуды вода. Заруба потупилась, закусив язык. Немного погодя подняла голову и посмотрела на меня будто бы незрячими глазами. Потом заговорила хриплым голосом:
— Степана я обманула. Мужа после очередной ссоры удушила сонного. Шинель сожгла в печке, а его закопала в подполье. Боялась ответа. Детей отвезла в детдом, чтоб не выдали.
Мне казалось, что и голос ее сейчас оборвется и сгинет навсегда. Ан нет, не сгинул. Заруба продолжала:
— Не жила я. Света белого невзвидела от страха. Душа истлела.
— Хватить жалеть себя, — оборвал я ее. — Поздно жалеть. Зло всегда порождает новое зло. А ответа не миновать.
ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ
В конце декабря выпал обильный снег, и в одно воскресенье дочка уговорила меня походить на лыжах. Прогулка так захватила нас, что мы вернулись домой вечером. Не успели переступить порог, как жена сообщила, что меня уже несколько раз спрашивал по телефону Войный и просил, чтобы я, как только вернусь домой, сразу же позвонил ему.
— Пропал человек, — сообщил мне Степан Павлович по телефону. — Пришла утром женщина в слезах: целую неделю ищет мужа и не может найти. Отчаявшись, решила обратиться к нам за помощью. Дело, видать, серьезное, — беспокойно звенел в трубке голос Войного.
Переодевшись, я поспешил в милицию.
В кабинете Войного сидела женщина средних лет с продолговатым, но полным лицом, с заплаканными глазами.
— Это следователь. Повторите ему свой рассказ, — обратился к ней Степан Павлович.
— Мой муж, Анатолий Манжула, уехал встречать Новый год к родственникам в село Грабки Синельниковского района и вот до сих пор не вернулся. Я объездила всех родственников, но ни у кого из них его не было. Боюсь я, что и в живых его уже нет. — Женщина умолкла, вытерла лицо носовым платком и снова заговорила, торопливо оглядываясь на дверь, будто тот, о ком она поведет речь, притаился где-то за дверью. — В Васильковке живет Иван Щербина, давний соперник мужа. Чует мое сердце: он убил Анатолия. Помогите, я здесь одна, как перст. С Урала Анатолий меня привез, познакомились там на стройке. Жили с ним хорошо, в мире да согласии. Кому-то наша жизнь поперек горла стала… — тоненько запричитала она.
Немного успокоившись, женщина оставила нам письменное заявление и ушла домой, а мы принялись составлять план оперативно-следственных мероприятий по розыску Манжулы.
Выехал он в гости со станции Просяная. Кто-то же видел его в этот день, а может быть, и ехал вместе с ним. Мы поручили уполномоченному Опляте отбыть на станцию, расспросить людей об этом, а также проверить образ жизни исчезнувшего, выяснить, кому он был не по нраву.
Чтобы ускорить розыск, я предложил обратиться по радио за помощью к жителям района, подробно изложив возраст исчезнувшего, приметы, в чем был одет.
Раздав поручения всем работникам милиции, мы с Войным на ночь глядя выехали в село Волосское. Там у Манжулы было много родственников. Предполагали мы, что он мог загостить у них.
Добрались до села за полночь и решили переночевать в конторе колхоза. Пока наш извозчик ходил за соломой, стелил нам постель около натопленной печки, я решил поговорить со сторожем конторы.
— Знаете ли вы Анатолия Манжулу? — спросил его.
— Знаю, — ответил сторож. — А что, набедокурил?
— Да нет, — вздохнул я. — Пропал без вести.
— Да вы что? Как безвестно? — удивился сторож.
— Уехал из дому перед самым Новым годом и до сих пор не вернулся, — вмешался в разговор Войный. — Ищем вот. К вам тоже приехали по этому вопросу. Может, кто подскажет нам что-нибудь. Каков он был, Анатолий?
Сторож начал охотно рассказывать.
— Парень он ничего, вроде бы не бестолочь, степенный. Сиротой рос. Отец давно умер, матери не стало после войны. Хлебнул горя… Что же с ним стряслось? — Маленький, сухонький, с жиденькими, белесыми, как пух одуванчика, волосенками, старик вздохнул и посмотрел на меня. — Тут неподалеку живет Анатолиева тетка, Мария Скотаренко. Мы вместе встречали Новый год, но Анатолия у нее не было…
— Есть ли у него другие родственники? — полюбопытствовал я.
— Есть, — ответил сторож, — конечно, есть. В этом… дай бог памяти… в Чаплино живет дядя по материнской линии, фамилию забыл. Не то Норенко, не то Здоренко. Моя баба его знает хорошо. Да еще в Мироновке есть у него двоюродный брат, Манжула Станислав…
Поговорив со сторожем, мы растянулись во весь рост на ржаной соломе, которая чуть-чуть пахла прелью.
Однако уснуть я никак не мог. Войный тоже лежал молча и жевал соломинку.
Утром, чуть занялась заря, уже беседовал с теткой исчезнувшего — Марией Скотаренко. Голос у тетки дрожал, глаза были полны слез.
— Анатолий — труженик и семьянин хороший. Жену свою любил, в прошлом году в отпуск к нам с женой приезжал. Больше я его и не видела. С Новым годом нас телеграммой поздравил, счастья желал, а самого несчастье постигло…
Поговорив еще с женой сторожа и получив в сельсовете характеристику на Манжулу, мы выехали в Мироновку.
Станислава Манжулы дома не оказалось. Рыбачить пошел, на подледный лов. Жена же Станислава сообщила, что Анатолий на Новый год к ним не приезжал и писем от него они давно не получали.
— Что будем делать? — спросил меня Войный.
Я предложил заехать на станцию и связаться с райотделом милиции: может, что-нибудь новое поступило от Опляты.
От дежурного по отделу мы узнали, что на станции Чаплино задержан мужчина, на одежде которого якобы обнаружены следы крови.
— Это вызывает интерес. Может, подскочим туда? — предложил Войный.
Я отказался. Хотелось поговорить со Станиславом.
Но беседа со Станиславом ничего нового мне не открыла, и я не мешкая выехал в Чаплино.
Перед отъездом связался с дежурным райотдела милиции, спросил, какие новости, не звонил ли Войный.
Новостей не было никаких, а Войный доложил, что задержан был некий Батура Сергей Никанорович. Он в стельку пьян. Толком объяснить ничего не может. На одежде действительно следы крови.
В Чаплино я Войного не застал, зато с Батурой поговорил.
Пока я говорил с Батурой, явился Войный. Еще с порога заявил:
— Батура к убийству Манжулы не причастен.
— Убийству? — не понял я Войного.
— Да, я так думаю. Хотя у меня и нет твердых доказательств, — отчеканил Войный. — Звонил Оплята. Он нашел женщину, которая по фотокарточке опознала Манжулу. Женщина рассказала ему, что видела Манжулу в поезде Днепропетровск — Чаплино, с ним был мужчина. Она ему описала приметы Манжулы и того мужчины, с которым Манжула ехал. Понимаешь, ехали вместе, и вдруг один исчезает. Что же здесь, по-твоему, может быть?
— К Батуре приметы не подходят? — поинтересовался я.
— Нет. Тот мужчина полный, а этот худой. Однако гадать не стоит. Оплята вот-вот должен быть здесь.
В эту минуту открылась дверь.
— О, легок на помине!
Оплята вошел в кабинет вместе с женщиной. Женщина остановилась у порога, поправляя прическу.
— Вот она видела их обоих в поезде. Запомнила и нарисовала, — доложил Оплята и протянул мне два портрета, сделанные карандашом на листке бумаги из школьной тетрадки.
— Вы художница? — спросил я, пригласив женщину сесть.
— Да, окончила художественное училище. Я из Донецка. Ездила в Днепропетровск, — ответила женщина сдержанно, и мне это понравилось.
— Ваша фамилия, имя и отчество?
— Пархоменко Татьяна Саввична.
— Если вы можете сообщить какие-либо сведения, идущие к делу, то… прошу вас, только подробнее, пожалуйста.
— Хорошо, — улыбнулась женщина, снова поправив свои волосы. — Тридцать первого декабря я ехала домой. Билет взяла до станции Чаплино. Решила по дороге навестить свою школьную подругу. В Синельниково ко мне в купе сели двое мужчин. Один в длинном зимнем пальто с серым каракулевым воротником, в шапке-ушанке из заячьего меха. Лицо полное, с крупными чертами. Нос широковат, глаза серые. Второй помоложе. В светлой куртке и кепке, на ногах валенки. Оба были выпивши. Толстяк рассказывал анекдоты, а второй заливисто смеялся. Я читала книгу, а потом стала за ними наблюдать. Мне захотелось их нарисовать. Вот так у меня и оказались эти портреты. А вчера, когда я ехала в Днепропетровск, в вагон зашел старший лейтенант Оплята. Я показала ему свою тетрадь. Да, еще я заметила, как эти мужчины вышли в Чаплино — и сразу же в магазин. У меня такое впечатление, что они давно знакомы. Тот, что в пальто, называл улицу Коцюбинского.
Я записал ее показания, поблагодарил и попросил остаться в Чаплино на два-три дня.
— Походим по поселку, может, найдем толстяка.
— Не могу. Детей оставила у соседки. Я могу приехать через три дня. Муж вернется домой, побудет с детьми. Ладно? — попросила она.
Я согласился. Отпустили мы домой и Батуру.
Вечером собрались вместе: Войный, Оплята, участковый Василевский и я.
— Ну, какие у кого будут соображения по делу? — спросил я.
— Главное у нас — найти толстяка, — начал первым Войный. — Без помощи общественности не обойтись. Поэтому я решил заснять карандашные наброски, сделанные Пархоменко, и раздать фотокарточки проводникам поездов, торговым работникам. Может, и найдем концы таким образом.
— Необходимо также сделать проверку на улице Коцюбинского, — дополнил я Войного.