— А мальчики?..
Вера догадалась о чем идет речь, поджала упрямо губы.
— Большинство из нашей школы. Бывает Виктор, Костя, Муслим, Петя…
— С Костей ты продолжаешь встречаться?
— А почему бы и нет?!
Вера высвободилась из объятий матери, легла на подушку, закинув за голову руки.
— Неужели у тебя нет девичьей гордости?.. — спросила Любовь Сергеевна уже громче, посмотрев на спящих ребят»
— А при чем здесь гордость? — переспросила Вера. — Ты, мама, слишком доверчива, веришь каждой сплетне. Пойми: я уже не маленькая и сама знаю, что мне делать, и в людях я уже кое-что понимаю.
— Понимаешь ли?.. — мать хотела что-то еще сказать, но тут раздался стук в дверь, и она поднялась, сказав:-Кого это принесло спозаранку?
Любовь Сергеевна открыла дверь и остановилась изумленная. У порога стоял Костя.
— Ты опять пришел?
— Мне надо поговорить с вами, Любовь Сергеевна, — проговорил Костя решительно и сделал шаг к двери.
— Не о чем мне с тобой говорить.
— Я прошу меня выслушать…
— Нет надобности.
— Мама! — на лесенке, позади матери, стояла Вера в наспех накинутом домашнем халате. — Мама, почему ты не разрешаешь человеку слово сказать?
Но Любовь Сергеевна захлопнула дверь и, обернувшись к дочери, строго и раздельно сказала:
— Я буду разговаривать с тобой, а не с ним.
Больше Костя ничего не слышал, мать с дочерью ушли в комнаты. Он постоял еще минуту, глядя на дверь, потом решил: «Ладно, поговорю с Владимиром Тарасовичем», — и пошел через улицу.
Вера шагала по комнате решительно, шлепая не застетнутыми босоножками, рывком уселась за стол и выжидающе посмотрела па мать, вошедшую следом. Любовь Сергеевна прикрыла дверь в детскую комнату, тоже села за стол, поправила руками волосы и только тогда заговорила вполголоса:
— Как ты ведешь себя нехорошо… Я разговариваю с мальчиком, а ты встреваешь в разговор, перебиваешь, начинаешь указывать мне. Я тебе дала поблажку, и ты, забыв стыд, начинаешь грубить. У кого ты учишься грубости? Я прожила больше тебя, немало видела всяких людей и тебе хочу только добра. Сказала я тебе, чтобы ты не встречалась с Костей? Сказала. Почему не слушаешь мать свою?
— Потому что ты не права, мама, да, не права, — горячо, может быть, в первый раз так твердо, возразила Вера. С матерью она всегда была откровенна, и мать понимала ее. «Что же случилось сейчас с мамой? — недоумевала Вера. — Почему она перестала мне доверять?» И, словно отвечая на эти вопросы, Любовь Сергеевна сказала, глядя на дочь заботливыми, строгими глазами.
— Не права? Ты слишком доверяешь. Костя воспитывался в ужасной семье, воровской… От него можно всего ожидать. Ты доверчива, неопытна, и я только хочу предостеречь тебя… У меня сердце изболелось… Вечерами я мучаюсь, жду тебя, гак и думаю, что ты явишься со слезами, что-нибудь с тобой случится…
Любовь Сергеевна поспешно сдернула с комода косынку и вытерла глаза. Но Вера не бросилась утешать маму, как это было всегда, она сидела надутая и непреклонная.
— Нет, мама, ты не права, — упорно повторила она, — Костя не такой, каким ты его представляешь. Виктор ему делает гадости, наговаривает на него, а он старается выручить товарища, заботится о нем. Ты же с человеком и поговорить не хочешь, слушаешь всякие ябеды, наговоры…
— Ну, вот что, дочка, — встала мать, — придет отец, тогда поговорим. Я вижу, мне с тобой не сладить уже…
МЕСТЬ
Костя ждал Михаила до темноты, но так и не дождался. А как ему хотелось посоветоваться! Разговаривать с отцом Веры совсем не то, что с матерью — было страшновато: вдруг и он выгонит? Костя ходил по комнате, чувствуя, как сжимается сердце, по разному представляя встречу, и шептал, подбадривая себя: «Все равно пойду! Надо идти!»
Костя вышел на улицу, когда перед домом уже засветились лампочки, на тротуарах появились белые пятна, словно кто-то пролил мед. Минуту Костя постоял в нерешительности, потом махнул рукой и пошел быстрее, боясь испугаться и раздумать. Вскочил в трамвай. В вагон битком набилась молодежь, парни и девушки шутили, смеялись и, судя по разговору, все они собрались в парк имени Горького. «Если разговор пройдет хорошо, то приглашу Веру в парк», — решил Костя,
Выпрыгнув из трамвая, он чуть не столкнулся с отцом Веры. Владимир Тарасович возвращался с работы, почему-то припоздав. Одет он был в старенький костюм и кирзовые сапоги. «Подойти?»- подумал Костя. Поэтому отказался от этой мысли: лучше поговорить дома, в спокойной обстановке.
Чтобы не встретиться с Владимиром Тарасовичем, Костя зашел в переулок и остановился у низенького, размытого сверху дувала. Неожиданно из-за дувал а раздался крик. Костя прислушался. Кричала, судя по скрипучему голосу, старуха:
— Змееныш ты! Совсем забыл мать свою, неслух. Покарает тебя бог, помяни мое слово. Жил бы дома, не связывался со всякой шпаной, не шлялся по улицам. Беги, беги, бросай свой дом… — Старуха всхлипнула. — И в кого ты уродился такой паскудник?..
Хлопнула дверь, и из калитки выскочил студент. Увидев Костю, он недружелюбно спросил;
— Ты чего здесь делаешь?
— Просто стою, товарища дожидаюсь, — ответил Костя. — Что же не здороваешься? Здравствуй! Кто это на тебя так орал?
Студент вынул из кармана сигарету, закурил и только после этого глухо, с неохотой ответил.
— Мать.
— Эх, ты! — удивился Костя. — За что же она тебя так?
— Она религиозная, заставляет богу молиться и в церковь ходить. А я не хочу. Давно надоели ихние молитвы, да и ребята смеются…
Студент раскурил сигарету, огонек осветил совсем не хмурые сейчас, а какие-то печальные глаза и грустные морщинки у его пухлых, немного вывернутых губ. Он выпустил струю дыма и спросил доверительно:
— А у тебя мать есть?
— Была, — вздохнул Костя.
— Где же она?
— Во время войны под бомбежку попала.
— Я слышал, и ты попадал?
— Вместе мы… Я один остался…
— Плохо, — мягко, даже задушевно сказал студент. — У меня отсталая мать, а все таки я к ней хожу. Скучаю все же…
— Я бы свою маму сроду не бросил. Почему ты вместе с ней не живешь?
Студент опять раскурил сигарету, затянулся.
— Не могу я… Когда в школе учился, она меня с собой в церковь водила. В кино не пускала. В пионеры приняли — она давай срамить: «Пропащий безбожник!» От ребят стыдно… Все в кино идут, а я в церковь… Вот я кое-как седьмой класс закончил и поступил в техникум. Потом в общежитие устроился. Скорее бы специальность получить. Хоть она такая, мать-то, да помогать надо. Старая стала. Сколько платят уборщице, сам знаешь… Ведь я у нее приемыш. Много сил она положила, чтобы я семилетку кончил.
Костя слушал и теперь догадывался, что не так уж прост этот, всегда хмурый, нелюдимый парень. Не сладко ему жилось. Много пришлось ему испытать в жизни невзгод. Костя хотел было посоветовать ему не связываться с блатными ребятами, но раздумал: такие советы не принимают, да и после как-нибудь можно об этом поговорить.
— Тебя как звать? — спросил он.
— Махмуд.
— Знаешь, что, Махмуд, приходи ко мне без Витьки, — пригласил Костя, но тут же вспомнил, что Михаил запретил приводить студента, помолчал и упрямо тряхнул головой. — Приходи.
— Что ж, я не против, — согласился Махмуд. — Видел, ты радиотехникой занимаешься. Меня это дело тоже интересует.
— Ну, вот и договорились.
— О чем это вы договорились? — насмешливо спросил вывернувшийся из-за угла Виктор. — Э, да тут Коська агитирует! Чего это тебя сюда занесло? А-а, понят-но: к своей крале направляешься.
Костя вздрогнул, побледнел, посмотрел на Махмуда. Тот отвернулся и усиленно сосал сигарету.
— Может, опять в райком собрались? Вы и по ночам в райком ходите? — продолжал издеваться Виктор. — Иди, иди. Не забыл номер дома? Десятый.
— А ты не забыл номер дома семнадцатый? — вдруг выкрикнул Костя. Он и сам не знал, как это у него вырвалось. Виктор осекся и даже, как показалось Косте, оглянулся с испугом и, дернув за рукав Махмуда, сказал:
— Пошли.
Костя смотрел вслед Виктору и Махмуду сердито, все еще не придя в себя от негодования. Дружки скрылись за углом. Тогда Костя повернулся и пошел в другую сторону. Теперь он горько пожалел о том, что пригласил Махмуда к себе; придется с Михаилом Анисимовичем разговаривать, может быть, упрашивать — нельзя же отказываться от своих слов.
Торопиться не было необходимости: Владимир Тарасович должен после работы умыться, поговорить с детьми, поужинать. Не следовало какой-либо мелочыо вызывать неудовольствие у отца Веры, и поэтому Костя шел медленно. Да и надо было обдумать только что происшедшее событие. Почему Виктор испугался? Откровенно ли говорил Махмуд?
А в это время Виктор допрашивал Махмуда:
— О чем эго вы договорились?
— К себе приглашал.
— А мне сказал: Вязов запретил пускать в квартиру. Запрет только меня касается?
— Не знаю.
— А ты не скурвился?
— Перестань, Витька! — обидчиво отмахнулся Махмуд.
Они шли надутые и настороженные. Махмуд смотрел себе под ноги, сутулился, взглядывал по сторонам уныло. Виктор вышагивал брав- посматривая на своего дружка с подозрением.
Так они прошли полквартала, когда из тени деревьев навстречу им вышли Крюк и Долговязый.
— Где болтались? — спросил Крюк.
— С Косъкой встретились… — виновато ответил Виктор, сразу потеряв свой бравый вид.
— Ну и что? Послали бы его к чертовой матери, пусть бы шлепал на карачках.
— Он… — Виктор запнулся.
— Ну?
— Он в райком на меня жаловался.
— Велика важность!
— Он знает семнадцатый дом…
— Что?! — заорал Крюк и подскочил к Виктору,
Махмуд же украдкой сделал шаг назад, ближе к дереву.
— Где он?
— Пошел к Верке… — дрожа и заикаясь, ответил Виктор.
— Отшиби память! На! — Крюк сунул в руки Виктору кастет. — Догоняй.
Разросшаяся зеленая изгородь вдоль тротуаров скрывала торопливо шагавшего Виктора. Почти у самого дом