- Вот твои брательник с неба свалился,- сказал Святой и визгливо засмеялся.
Петя увидел у двери черноглазого паренька с пушистым чубом, в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Они обменялись взглядами: Пашка с прищуром, со смешинкой, Петя - серьезно, изучающе.
- Так ты, говоришь, мои брат? .. Хэ! У меня, оказывается, уйма родственников, а я думал- Пашка круглый сирота,- засмеялся Пашка, знакомясь с Петей.- Ну что ж, языком почесать можно,- согласился он и подошел к столику.
Петя рассказал о своем житье-бытье и заключил:
- Вот пришел посоветоваться.
- Нашел советчика!- необычно, без усмешки, воскликнул Пашка.- А ты не тумкаешь: вдруг я потяну тебя на дело? Может, на нашего пахана стоит наплевать с седьмого этажа?
Пашка артистически взмахнул рукой, с шиком выхватил из грудного кармана папиросу, подбросил ее и ловко, как циркач, поймал ртом.
Потом из глубокого кармана штанов вынул металлическую обойму, зажег спичку и, воткнув ее под ноготь, поднес горящий конец к папиросе. Прикурив, он стрельнул спичку в угол. Теперь он щурился от удовольствия.
- Люди все должны делать красиво, даже плевать. -Допираешь?
- И в карманы лазить красиво?-Петя сказал и пожалел: тот мог обидеться, послать к чертям.
- Но Пашка захохотал.
- У тебя, я вижу, шарики крутятся. Мы бы с тобой шарахали неплохо. Только младенцев развращать не хочется …
- И в школе учились бы неплохо … Пашка затянулся. Выпуская дым изо рта и ноздрей, он смотрел на
Петю с той долей презрения, какую, по его разумению, следовало выражать при обращении с несмышленышами. Косой чуб нависал над его правым глазом.
- Ты вот что, шмендрик, запомни: за парту мне дорога заказана.
- Ну и дурак!- вырвалось у Пети.
- Полегче на поворотах, мамкин сосунок! Кончик языка прищемить недолго и родственничку…
Петя примирительно сказал:
- Ладно, я пришел не ругаться … Что же делать с отцом? Пыхнув дымом, Пашка покосился на брата, озорно блеснув глазами, и выпалил, будто приглашал участвовать в веселой игре:
- Кокнуть его.
- Ты что?!- испугался Петя. Серьезно?
- А что?- Пашка хмыкнул.- Заслужил.
- Он хоть и подлец, а отвечать за него придется …
А он вот не отвечает! На него, что, законов нет?! Одну семью разодрал, другую … Правильно лейтенантик сказал: душу он у меня вынул… Кокнуть его надо, и шабаш! А то еще кому-нибудь жизнь покалечит.
Пашка бросил на пол папиросу. Пошарил в кармане и заказал в буфете две кружки пива и две стопки водки. Петя от водки начал отказываться, но Пашка цыкнул, и тот выпил.
В голове зашумело, и разговор пошел легче.
- Мне твои батя тоже все кишки вымотал. Я и смотался в училище,-пожаловался Петя.- У меня до сих пор его хлеб в горле колом стоит … Сестру жалко. Сидит дома и всякую гадость слушает.- Помолчав, добавил с пьяной решимостью:
- Согласен: надо пристукнуть его, чтобы не портил людям жизнь …
- Во, это разговор!- похвалил Пашка, но его прервал Святой.
- Полегче, салаги! Надо знать, где и о чем болтать.
Пашка глянул на Святого и сразу притих.
- Кто это?- спросил шепотом Петя.
- Рано тебе знать,- огрызнулся Пашка и заказал еще водки и пива.
А поздно вечером они в обнимку шли по темной узкой улочке и пели песню - один в лес, другой по дрова. Пашка вел Петю к себе.
ИЗ ДНЕВНИКА МИХАИЛА
Семья - это непрерывное беспокойство. То радость, то недоразумения, а то и страдания. Может быть, такое житье и к лучшему? Иначе человек ожиреет.
Прихожу как-то я домой, поцеловал свою Надюшу, пообедали мы, сели отдохнуть, мне и говорит Надя: «Лейтенант Митя стал заходить каждый день. Надоел. Поговорил бы ты с ним…». У меня даже сердце застопорило. Дух перехватило. Конечно, Надя красивая, и ничего нет особенного в том, что на нее заглядываются, но этот нахал Митька …
Я, конечно, виду не подал. Даже улыбнулся и спокойно пообещал побеседовать с миленьким нахальчиком. Еще пошутил: «Я ему пропишу ижицу!»
На другой же день встретился с ним. На улице. Отошли мы в сторонку, я ему и говорю:
- Знаешь, Митька, секрет один хочу тебе открыть.
- Со всеми потрохами в твоем распоряжении, Мишка!- закричал он радостно, будто ему девушка объяснилась в любви.
- Так слушай! внимательно : я женат.
- Вот так да! Это не секрет, а секретище. Что же, могу еще раз повторить: рад за тебя и завидую.
- А вот я тебе позавидовать не могу.
- Отчего же?-удивился Митя.
- Своими бесконечными посещениями ты ужасно надоел Наде.
- Надеюсь, понятно?
Митька тряхнул своей кудрявой головой и говорит:
- Больше, чем понятно. В гости к тебе я больше не ходок, как говорится, карету мне, карету! Но … любить ты мне не запретишь. Понимаешь, душа выворачивается наизнанку …
- Дорогой, ничего тебе не запрещаю -не имею юридических прав, но, в случае необходимости, как ,говорят дипломаты, буду вынужден применить соответствующие санкции. Ясно?
- Более, чем ясно,-тоже серьезно ответил Митя. И добавил уже с шутовством: -В общем, все ясно. Приказ начальника -закон для подчиненного.
Долго я находился под впечатлением этого неприятного разговора.
ОТ АВТОРА
В кабинет вошел Тимофеи Павлович Окороков. По-прежнему розовел его, похожий на булку, подбородок. Но мешки под глазами стали по объемистее и потемнее.
- Вот ведь какая история -вновь нас с вами свела судьба,-усмехнулся Вязов, указывая ему на стул.
Окороков хмуро поглядел на лейтенанта, покривил губы.
- Бывает.
На стул он опустился грузно, как непомерно уставший человек, шляпу снял медленно и на колени положил ее дрожащей рукой.
«Что с ним?-недоумевал Михаил.- Боится?»
- Как же вы порешили со своим сыном?-попытался Михаил несколько разрядить обстановку.
- Вы, товарищ лейтенант, спрашиваете, что нужно, а в семенных делах мы как-нибудь разберемся сами,-отрезал Окороков. Он напыжился уставился в окно.
- Пора уж,-с упреком сказал Михаил.- И я попрошу вас отвечать на вопросы, даже если они вам не нравятся. Мы приглашаем не для беседы за чашкой чая … Так как же все-таки обстоят ваши дела с родным сыном?
- Никак. Разошлись.
- Понятно. А с неродным?
- Нормально. Учится парень в ремесленном, скоро закончит -и на своих ногах.
- Ваши сыновья знакомы? Я не знакомил.
Отвечаете на вопрос.
- Не знаю.
- С Павлом вы встречаетесь? Виделись один раз …
Окороков натужно вздохнул. После того, как в отделении милиции! Тимофеи Павлович узнал, что его ограбил сын, в его душе что-то надломилось и с тех пор был рассеянным, много пил и не пьянел.
Нет, его не тревожили воровские дела сына, он и сам много лет жил на птичьих правах, воровал, сидел и снова воровал. Правда, по карманам не лазил, но какая в сущности разница! Вор! Давно он утратил человеческое достоинство. Порхал, прятался. Может, есть у него еще другие дети, кто знает. А вот Пашка… Подумать только! Родной сын - и так о нем сказал: «Если бы знал, кого встретил, то даже ног марать не стал…». Сердце Тимофея Павловича, казалось, кто-то сжимал. Как жил до сих пор? С кем жил и работал? С жуликами: жадными, тупыми пьяницами. Черт знает что! Правда, внешне дружки Окорокова выглядели вполне пристойно. Председатель артели отгрохал домину, главбух построил домишко поскромнее и деньги, наверное, складывает в кубышку. Вот только трясутся они оба день и ночь. Противно смотреть. Где они, мечты молодости … Выходит, сам себя обокрал. Даже сын отвернулся от своего отца! ..
Несколько дней разыскивал Пашку Тимофей Павлович и, наконец, нашел. Заискивающе улыбаясь, пригласил в ресторан. Боялся отказа. Пашка долго не отвечал и вдруг согласился:
- В милиции с папашей побывал. А почему бы не закатиться в ресторан? В желудке смертная тоска …
Они сидели за столиком вдвоем в дальнем углу. Папаша не скупился: коньяк, икра, курица, рыба … Пашка трудился двумя руками, даже вспотел. Поглядывал на отца весело, с набитым ртом. Чокались.
- Давай выпьем за то, чтобы не иметь зла друг на друга,- предлагал отец.
- Ладно,- соглашался Пашка,- делить нам нечего.
- Может, и за покойную матушку?- спрашивал отец.
- Помянем,- не возражал уже захмелевший и сытый Пашка. Но когда старший Окороков захотел выпить за дружбу и предложил жить вдвоем, Пашка встал, покачался, сморщился и захохотал:
- Жить? С кем? С этим пустым местом?- Он показал пальцем на собственного папашу и медленно, с трудом переставляя ноги, пошел к выходу.
Так закончилась встреча. А после нее Тимофей Павлович совсем потерял голову, пил на работе и дома, на людей смотрел зверем. И вопросы лейтенанта в нем такую вызвали душевную боль, что он едва справился с собой .
В кабинет вошел капитан Акрамов и сел в сторонке. Михаил внутренне подобрался. Надо, наконец, понять Окорокова. Дело об ограблении склада пока что не продвигалось, опросы ничего не давали -никаких вещественных доказательств, никаких следов преступления. А Окороков твердит одно и то же: «Не знаю. Не предполагаю». Он многое знает, но что-то его удерживает.
Слушая, как лейтенант дотошно выспрашивает, а Окороков уклоняется от ответов, капитан Акрамов все больше приходил к выводу, что дело об ограблении склада затяжное, отнимет много времени и сил.
В городском же управлении сказали: «Сами разбирайтесь. Не такое уж серьезное дело, чтобы еще мы вмешивались».
Было от чего расстроиться. И хотя капитан сидел спокойно, он внутри негодовал на этого человека, ничтожного отца и профессионального преступника.
Окорокова отпустили. Акрамов подсел к столу Михаила и не то официально, не то дружески спросил:
- Ну, что, парторг, будем делать?
- Думаю, надо посоветоваться с товарищами. Что-нибудь подскажут.
- Хорошо. Завтра соберемся.
Акрамов вышел. Михаил тоже встал из-за стола и, подойдя к окну, стал разглядывать уличную коловерть. Он любил вот так, глядя на улицу, думать, успокоиться и оценить обстановку. Восстанавливая в памяти детали недавнего допроса, Вязов вдруг догадался, почему Окороков так раздраженно отвечал на вопросы о сыновьях. «Значит, Пашка ему выдал на всю обойму, сполна. Оказывается, не растерял толстяк остаток совести. Молодец Пашка. Да… Вытащить бы парня из болота…».