Ветерок шнырял по закоулкам, качал ветки, забирался под костюм, выхватывал тепло горстями. Все меньше проходило по улицам людей, и, казалось, дома тоже застыли от холода. Петя засунул рукав в рукав, а Пашка гонористо втиснул руки в карманы - знай, мол, наших, ни жара, ни холод не берет.
Выбросив окурки, вновь зажигали папиросы - маленькие огоньки, мерцающие у рта, напоминали о тепле, и с ними было легче ждать.
- Наверное, в холодную погоду не сподручно такое дело … - проговорил застывшими губами Петя и еще больше сгорбился. Сестра Зоя частенько обзывала его мерзляком. Он бы давно и с удовольствием убежал в общежитие, улегся в теплую постель. Черт с ним, с отчимом, можно расправиться с ним и по позднее. Но неудобно перед Пашкой. Засмеет. Со стыда сгоришь. Пашка испытывал всякое, на жизнь смотрит с насмешкой, будто она случайно досталась ему в наследство и ее можно транжирить как попало.
И сейчас Пашка хмыкнул, сплюнул, сумев удержать в зубах папиросу и уставился на Петю.
- Ты, старик, во-первых, не болтай о нашем деле,- и стены имеют уши. Доходит?
Петя задумался. Когда они договаривались, в головах шумело от водки и пива, тогда все казалось легким и преодолимым. Зато в этот ночной час Петя вдруг хорошо понял, на что он идет. Ему стало жутко. И надо было как-то заглушить страх.
- И для чего живут паршивые люди? - с тоской спросил Петя, вытаскивая из рукавов руки и закуривая новую папироску. Не дождавшись ответа от Пашки, продолжал:- Твои отец кто? Какая у него забота? Пожрать обмануть.
Самый настоящий паразит, вроде клопа. Но клопов мы давим, а такие люди, глядишь, спокойно ходят и посвистывают … Их надо без всякого закона давить,- отозвался Пашка.
У нас в училище есть один мальчишка,- продолжал Петя,-такая ядовитая змея - страсть! У него в голове только паскудные мысли: как бы обмануть, слямзить у своих, наябедничать. И все время улыбается. Как-то вечером поймали мы его в углу двора, накрыли шинелью и устроили темную - так отколошматили, что он несколько дней на занятия не ходил. Думаешь, помогло? Ни черта! Через месяц опять взялся за свое. - Тоже давить,- повторил Пашка.
Из дома, за которым следили Петя и Пашка, вышли двое мужчин и две женщины. Юноши прижались к киоску. Петя так дрожал, что было слышно, как он постукивает зубами. Пашка же пригнулся, словно для прыжка. И в его согнутой фигуре, в частом дыхании чувствовалось неимоверное напряжение. Компания, похохатывая, прошла мимо. Мужчины оказались незнакомыми - один долговязый в коротком плаще, другой маленький и щупленький , в шляпе и куртке с застежками-молниями. В доме по-прежнему светились окна. Чаще появлялись тени. Было ясно: расходятся. Петя думал: «Зуб на зуб не попадает … А дальше что? Как это я ударю? Ну, может, ударю, а дальше что? А если поймают, тогда что?..» Это злополучное «что» мучило, истязало. А Пашка, ощупывая в кармане финку, храбрился вслух:
- Ни черта! Гадов - к ногтю. Пронесет пегая лошадка счастья. Не всех ловят. Ну, а сцапают, много не прилепят - за справедливость страдаем …
- А если он не один выйдет?-спросил неожиданно Петя. Как же они не учли такого варианта? -Задачка!- простужено прохрипел Пашка.
Снова закурили. Молча обдумывали возможную ситуацию, зло поглядывали на ярко освещенные окна дома. В нем стало тихо. Мелькнула тень, потом вторая, кто-то потянулся - и свет погас. Дом словно погрузился в землю. - Гад, спать завалился,- выругался Пашка.- Поехали по домам. - Что ж поделаешь … - с облегчением вздохнул Петя.
Они еще немного постояли, затем зашагали по тротуару, усталые, безвольные, как люди, вдосталь поработавшие. Прошли до перекрестка и уже около фонаря услышали:
- Петька, это ты?
Остановились испуганные. Но из-за угла выбежал Костя. Он подошел, подал Пете руку и с угрюмым любопытством оглядел Пашку.
Петя подал руку с явным неудовольствием и недоброжелательно спросил:
- Искал, что ли, меня?
Ясно, искал. Мать волнуется, сестра плачет. Ты что, не понимаешь?
- А ты откуда узнал?
Приходила Зоя к Михаилу Анисимовичу. Думаем, что тебе уже голову оторвали какие-нибудь бандиты.- Костя еще раз оглядел Пашку.- А ты, оказывается, гуляешь себе по ночам и носишь свою дурную голову на плечах.
- Ты полегче.
- Чего полегче? Отчим - это одно, а родная мать - другое. Забыл, как она на руках носила?
Петя нетерпеливо затоптался и уже вынул из кармана кулаки, но вмешался Пашка:
- Забыл, как она на руках носила?
- Не лезь в бутылку, Петька. Он прав.
- Что матери передать?- не отставал Костя.- В училище вернешься или нет?
- Ладно. Передав: вернусь.
- Ну то-то. А ты, герои,- обратился Костя к Пашке,- по-родственному затягиваешь его в поганые дела? Я тебя знаю …
- Не твое собачье дело. Ковыляй помаленьку.
- Нет, мое. И запомни на всякий случаи: недолго таким манером погуляешь.
- Твое счастье - я вежливый человек… Твое счастье, маменькин сосуночек. ..
- Маменькин сосуночек? Ты, ворюга, ночной гад! .. - задохнулся Костя. Пашка медленно двинулся на Костю. Но Петя подскочил к нему и закричал:
- Не смей, не смей! У Кости совсем нет родителей, он больше тебя сирота. Не смей!
Пашка остановился.
- У него родители погибли в воину,- продолжал Петя.- Живет он у чужих …
- Лады. Я вежливый человек, не трону эту пигалицу.- И Пашка засунул руки в карманы брюк.
Костя не шелохнулся, глазами проследил за Пашкиными руками и сказал уже более спокойно:
- И еще на всякий случаи запомни: я повидал не таких, как ты, похлеще. А также знай: паразитов ненавижу дозарезу! - Костя дернул плечом и, круто повернувшись, пропал в темноте.
Пашка сказал:
- Ты правильно решил: и мать успокоишь, и подозрения не будет …
О следующей встрече договоримся потом. А сейчас расскажи про этого пацана. Что за птица?
ИЗ ДНЕВНИКА НАДИ
Сидела на лекциях, слушала и мучилась. Голоса профессоров звучали где-то далеко. Словно я была не в аудитории. Когда-то читала, что ревность -дикость. Не знаю, правильно ли. Может быть, я еще дикая?
Мне все время хочется побежать домой и посмотреть, не пришел ли Миша. Смешно? Пожалуй, со стороны и смешно. А я не могу себя успокоить, хотя знаю, что поступаю глупо. Мише я верю, как самой себе. Верю ли? Но жить нельзя, если не верить.
Когда же человек достигнет совершенства?
По окнам ползли капельки с хвостиками - на улице шел холодный дождь. Возможно, он и не был холодным, но мне так казалось.
В перерыв я побежала в комитет. Следовало срочно добыть у секретаря статью в стенгазету. До начала лекции я уговаривала его. Ох, как тяжело сагитировать человека сделать божескую милость - написать статью! Сизифов труд. Так и не уговорила, пошла в аудиторию расстроенная. И свои страхи забыла …
ОТ АВТОРА
Все произошло так, как происходило уже не однажды. Дежурному позвонил участковый уполномоченный Трусов и сообщил об обнаруженном трупе мужчины. Дежурный доложил об этом начальнику отделения капитану Акрамову, а через несколько минут «ГАЗ-69» уже катил к месту происшествия. В машине сидели Акрамов, Вязов, проводник с собакой, врач и фотограф.
Михаил подремывал. День был не особенно трудный, да какой-то канительный. В отделении нет-нет да возникал шум: постовые приводили пьяных, мелких хулиганов. Михаил о своей задержке успел сообщить Наде, она не будет беспокоиться, и использовал время езды для отдыха.
Несмотря на осень, ночь была теплая, безветренная, какие выпадают в Ташкенте нередко. Сырой духовитый воздух, тихое небо, золотые бусы лампочек на улицах, теплый свет многочисленных окон, смех и говор горожан…
Убийство произошло часов в девять вечера на узкой и темной улице, хотя и заасфальтированной, но в выбоинах. Мужчина лежал вниз лицом посредине улицы, уткнувшись головой в яму, из спины его торчала рукоятка ножа, в сторонке валялась слетевшая с головы шляпа.
Убитого осветили фарами. Довольно большой участок улицы горожане вечером полили, земля еще не просохла, и на асфальте вблизи тротуара отчетливо были видны следы. Но при осмотре, к удивлению присутствующих, были обнаружены на дороге только следы потерпевшего и участкового Трусова.
- Финка брошена с тротуара,- сказал Михаил.
- Кто бы это мог сделать?- Акрамов спросил скорее себя, чем коллег. Он попытался вспомнить такого «специалиста», но память ничего не подсказывала.
По тротуару проходило много людей, а финка, протертая керосином, оказалась плохой наводкой, и собака, беспомощно покрутившись на тротуаре, села у ног проводника.
Перевернули труп. Бледное лицо с розовым подбородком.
- Так,- неопределенно произнес Михаил, сразу узнав старшего Окорокова.
Акрамов отошел в сторонку, чтобы не мешать экспертам, и закурил. События складывались пренеприятно: еще не найдены преступники, ограбившие артельный склад, а один из работников артели уже убит. Что эти два преступления между собой связаны - сомнении не было, и именно поэтому капитан предвидел неприятный разговор в городском управлении.
Чуть погодя на место происшествия приехали работники уголовного розыска во главе с подполковником Урмановым.
Отправив труп на вскрытие, все офицеры поехали в отделение. Совещание было коротким. Собравшиеся начисто отмели версию убийства из-за ограбления. Это либо месть, либо попытка шайки преступников запутать следствие. Урманов позвонил комиссару и двум старейшим работникам уголовного розыска. Они смогли вспомнить только одного «артиста», умеющего искусно метать ножи, но, по имевшимся сведениям, бандит находился далеко на севере.
Решено было сделать запрос: не бежал ли он из места заключения. Михаил рассказал об отце и сыне Окороковых, и ему было приказано разыскать Пашку.
ДНЕВНИК МИХАИЛА
Гром и молния -в прямом смысле. Подобные явления у нас - редкость, и поэтому я открыл окно и вдыхаю сырой ароматный воздух. Дождь сплошными потоками обрушивается на асфальт приплясывает, машины мелькают туманной вязи серыми тенями. Дождь льет час, другой. Я сижу и клюю носом. Надя только что уснула. Всю ночь она металась в жару, и я не сомкнул глаз. Она уговаривала меня лечь спать, а я не мог заснуть. Она ведь терпеливая, пожалеет меня, а сама будет мучиться, и если захочет воды, не разбудит и не попросит.