Уволенный плотник был и на этот раз пьян, но он все-таки сообразил, что в магазин входить ему опасно, поэтому он приготовился отдать часы за полцены первому же попавшемуся покупателю на улице, но не успел. Его взяли с поличным и для начала отправили в вытрезвитель, потому что в тот момент разговаривать с ним было почти бесполезно. Придя в себя, он без особых уговариваний рассказал о том, как вместе со знакомым художником Вороновым по наводке приятеля Воронова обокрали квартиру Полякова, а потом разделили похищенное на три части — ему, Воронову, и наводчику.
Наводчика Сидоров видел дважды, кто он и где живет, не знал, помнил только, что Воронов называл его Володей. Бывший плотник подробно рассказал о первой встрече с неким Володей. Он, Сидоров, вдвоем с Вороновым сидели как-то вечером в буфете на вокзале и мучительно решали обычную для них проблему, где достать деньги на вторую бутылку водки. В самый разгар их «мучений» появился этот самый Володя. Не заметив их, он сел за соседний столик и заказал сосиски с пивом.
— Бог, кажется, услышал нас, — сказал Воронов Сидорову, — и послал нам этого молодого, красивого парня. Если ко всем его достоинствам у него еще есть и деньги, то на сегодня мы спасены. Учти, если он нам не поможет — нам уже никто не поможет.
После этого Воронов подошел к молодому человеку и, назвав его Володей, уговорил пересесть к ним за столик. Парень оказался нежадным. Он заказал бутылку водки и даже по бутылке пива на брата. Воронов расспрашивал Володю, где он сейчас живет и что делает, а тот среди прочего рассказал приятелям, что увлекся собиранием часов и что у него за короткое время образовалась довольно интересная коллекция.
Воронова заинтересовали подробности, а Володя засмеялся и сказал, что лучше уж поговорить о коллекции Полякова, у которого есть такие часы, каких нет, может быть, ни в одном музее мира.
Чем закончился разговор, Сидоров не знал, потому что пришли дружинники и забрали его в вытрезвитель, а Воронова с парнем, кажется, отпустили домой. Во второй раз они встретились с Володей за полчаса до кражи у Полякова, после чего они отправились «брать коллекцию», а Володя, как сказал Сидорову Воронов, по разработанному заранее плану остался на улице, чтобы в случае появления Полякова задержать его или хотя бы предупредить своих компаньонов.
Воронов был арестован на следующий день в аэропорту, когда пытался вылететь в Минеральные Воды. В его портфеле, кроме документов, были самые необходимые вещи для короткого путешествия. Ничего из похищенного он с собой не взял и поначалу отрицал свое участие в краже. Вообще он производил впечатление более тертого и хитрого человека, чем его сообщник Сидоров. Было даже не совсем понятно, что, кроме пристрастия к зеленому змию, могло свести этих двух таких разных людей.
Был Воронов когда-то художником реставрационных мастерских и даже, как отмечалось в одной из его ранних характеристик, художником неплохим. Однако природные способности сослужили ему плохую службу. В какой-то момент он решил, что реставрация картин — дело долгое и трудоемкое, к тому же, с его точки зрения, недостаточно оплачиваемое. Отсидев три года за кражу картин из Краснодарского краеведческого музея, Воронов отнюдь не пересмотрел свои взгляды на жизнь.
Неудача только озлобила его и заставила быть более осторожным. Может быть, хотя это и не выявилось на суде и на следствии, ему что-то удалось безнаказанно украсть после освобождения из тюрьмы, но кража поляковской коллекции подвела черту под его не слишком удачной воровской «карьерой». В отличие от Сидорова с ним пришлось повозиться около трех дней, но когда след ладони, оставленный на столешнице в квартире Полякова, сравнили с отпечатком, взятым у Воронова, и они сошлись, ему ничего не оставалось, как признать свое участие в преступлении. Когда Воронов убедился, что дальнейшее запирательство бессмысленно, он ударился в другую крайность и, торопясь, начал выкладывать все до мельчайших подробностей следователю, который, конечно же, и сам рано или поздно все узнал бы. Так лучше рано и обязательно от него, Воронова, а уж следователь потом, наверное, учтет это его почти добровольное признание и чистосердечное раскаяние.
Содержательная часть его показаний заключалась в том, что его давний знакомый, некий Владимир Перов, случайно встреченный в буфете железнодорожного вокзала, предложил ему и Сидорову совершить кражу коллекции ценнейших часов у Полякова, старого географа, у которого Перов когда-то учился в школе. По словам Воронова, Перов сам увлекался собиранием часов и неплохо в них разбирался, хотя, конечно, его собрание не шло ни в какое сравнение с коллекцией его учителя. Перов часто бывал в доме Полякова и хорошо знал, что где лежит и что надо брать в первую очередь. Кроме того, он ознакомил Воронова с распорядком дня Сергея Ивановича, и вдвоем они определили, кто что обязан делать и кто где должен находиться во врем предстоящей кражи.
Перов сам вызвался стоять на «стреме» в случае внезапного возвращения Полякова. Ведь Перов, хорошо, зная своего бывшего учителя, мог под любым предлогом задержать его на пятнадцать — двадцать минут или в крайнем случае предупредить своих соучастников.
Как наводчик и организатор всего мероприятия, Перов потребовал себе половинную долю. Воронов согласился, но этому неожиданно воспротивился Сидоров, и Перова удалось уговорить на третью часть. После совершения кражи, как и было заранее условлено, воры, не встречаясь, направились в разные стороны. Перов — к себе домой, а Воронов и Сидоров — на квартиру к Сидорову, где они разделили все похищенное имущество на три части. Одну забрал себе Сидоров, а оставшиеся две (одну для Перова) — Воронов.
— Когда я нес на квартиру к Перову свою и его долю в двух небольших чемоданах, — рассказывал Воронов, — произошла забавная вещь, то есть это теперь забавно, а тогда мне было не до смеха. Вдруг из чемодана раздался бой часов. Они начали одновременно бить, каждые по-своему. Прохожие оборачивались, прислушивались, но ничего не могли понять, а я готов был бросить все и бежать. Но я понимал, конечно, что этим привлеку к себе еще больше внимания.
В результате Воронов добрался все-таки до квартиры Перова и оставил у него все похищенное, договорившись с ним, что через несколько дней зайдет за своей долей.
— Почему вы не сделали этого сразу? — спросил следователь.
— Я живу в общежитии, — ответил Воронов, — и репутация у меня, сами понимаете, не блестящая. Мне нелегко было бы объяснить, откуда я все это взял. А уж спросили бы меня точно, и не один человек.
— Хорошо, допустим, — продолжал уточнять следователь, — ну, а через несколько дней, после того как вы забрали бы свою долю у Перова, где вы собирались ее хранить?
— Скорее всего, закопать в землю где-нибудь за городом, но для того, чтобы найти подходящее место и подготовить соответствующую тару, нужно было время. Вот почему я и решил подержать свою долю два-три дня у Перова, так было безопаснее.
Через два дня Воронов узнал, что Сидоров задержан у комиссионного магазина. Проклиная глупость своего вечно пьяного напарника, он помчался к Перову, чтобы предупредить его и забрать свою долю. Но того и след простыл. Квартирная хозяйка, у которой Перов снимал комнату, сказала Воронову, что жилец ее съехал и больше не вернется.
— Откуда Перов, — спросил следователь, — узнал об аресте Сидорова, ведь, судя по вашим словам, они не общались помимо вас, не имели общих знакомых и даже не знали адреса друг друга?
— Перов очень недоверчивый человек, — сказал Воронов. — Возможно, он тайком от меня выследил, где живет Сидоров, и тогда ему ничего не стоило разузнать все у соседей. Но есть еще один вариант, Перов ничего до сих пор о Сидорове не знает.
— Зачем же он тогда скрылся?
— А потому что он, хитрый подлюга, заранее решил таким способом прикарманить мою долю. Расчет у него был точный. Без помощи милиции мне его не найти, а заявлять на него я же не пойду.
Сидит теперь где-нибудь в Сибири, пьет водку и смеется над доверчивым Вороновым. А я еще к нему так хорошо относился.
— Но может быть, — продолжал уточнять следователь, — он убежал все-таки не по этой причине, а узнав об аресте Сидорова?
— Возможно, — не стал настаивать Воронов, — и в этом случае я зря на него наговариваю. Но в тот момент, когда я узнал о его бегстве, я вообще ни о чем не думал. У меня была одна только мысль — самому поскорее скрыться, но, увы, не успел. Меня задержали у трапа самолета. А может, это и к лучшему. Раньше сяду, раньше выйду.
В деле были данные на бежавшего Перова. Ничего примечательного, особо значительного. Обыкновенный парень. Более или менее обыкновенная биография. Кончил школу, пытался поступить в институт, не прошел по конкурсу, работал шофером. Ни в чем предосудительном за свои 24 года Перов уличен не был. Ничего плохого не совершил. По характеристике, данной Перову знавшими его людьми, в частности сестрой и квартирной хозяйкой, у него был замкнутый характер, и практически не было друзей. Обе они очень жалели Перова и ни за что не хотели поверить, что он был не только участником, но даже инициатором преступления.
— С другой стороны, — сказала хозяйка, — недаром же говорят: в тихом омуте черти водятся.
При обыске в комнате, которую снимал Перов, за шкафом были обнаружены сберегательная книжка и квитанция комиссионного магазина, принадлежавшие Полякову…
Я отложил дело. В общих чертах и даже в деталях оно мне было уже ясно. Однако для успешного его завершения не хватало главного — участника и вдохновителя кражи Владимира Перова. До сих пор мы не могли арестовать его. Теперь же полученное нами анонимное письмо, если оно не было розыгрышем, такую возможность нам предоставляло. Я еще раз внимательно перечитал его, меня особенно поразило то, что автор, перечисляя преступления Перова, упомянул и об убийстве. Нам об убийстве ничего не было известно. Мы разыскивали Перова только за соучастие в краже. Правда, в списке нераскрытых за последние четыре года дел в районе числилось одно убийство, но подозревать в нем Перова у нас не было никаких оснований.