Когда Марфа Алексеевна вышла на кухню, Катя, отодвинув недопитую чашку чаю, с нежной грустью в глазах поглядела на Николая. Тот смущенно улыбнулся.
— Да, чуть не забыла, — встрепенулась девушка, и открытое, чуть загоревшее лицо ее сделалось серьезным. — Ревизия архива, вероятно, затянется.
— Почему? — спросил Николай удивленно.
— Видишь ли… В том сейфе, который взломан, все документы оказались налицо.
— Еще одна новость! — Шатеркин потянулся к портсигару, лежащему на диване. — Что же тогда получается?
Он взял папироску и, выйдя из-за стола, закурил. Легкий дым кудрявыми прядками потянуло в окно.
— Все папки оказались в таком порядке, в каком они когда-то были уложены… Вот поэтому окончательные выводы можно будет сделать не раньше, как после ревизии всех особых фондов.
— В общем архиве ничто не могло интересовать преступника, — размышлял Шатеркин, озадаченно похаживая возле окна. — Выводы должны быть завтра… Не позже, чем завтра… — Он круто повернулся. — Ты понимаешь, Катя, больше нельзя ждать. Нельзя! Иначе будет поздно, и тогда вся эта огромная работа окажется никому не нужной.
Катя никогда раньше не видела Шатеркина таким строгим, не замечала в его глазах такого горения. А что, если Николай прав, и они опоздают?..
Оба молчали. Шатеркина очень беспокоило неожиданное сообщение Кати. «В сейфе все оказалось на своем месте… Это несомненно новый фокус. Его надо разгадать как можно скорей».
Катя, задумчиво уткнувшись лицом в большой букет свежих цветов, с сожалением думала о том, что не вовремя завела деловой разговор. Она ведь шла сюда на для того, чтобы озадачить Николая новой неожиданностью, а чтобы побыть вместе, поговорить, хоть не надолго отвлечь его от нелегкого дела и наконец… Она вспомнила, что в ее сумке лежат билеты в кино. Как же теперь об этом сказать? Но в это время Николай подошел к ней и взял за руку.
— Знатоки говорят, что игра в молчанку не всегда действует успокаивающе.
— Если ты сегодня ночью не сумеешь заснуть, виновницей считай меня.
— Не беспокойся, — возразил Шатеркин. — Ночью я всегда крепко сплю. Даже на фронте свои шесть часов, как правило, использовал полностью по назначению.
Они засмеялись. В комнату заползала приятная прохлада и аромат цветения. Перед окном от легкого дуновения свежего ветерка покачивалась сирень, тонко царапая стекло давно засохшей метелкой цветка; трепетно шелестели листья серебристого тополя, где-то в листве сердито загудел жук, покружился, стукнулся в открытую раму и улетел.
— Знаешь, через полчаса мы с тобой должны быть в кино, — беспокойно глянув на часы, сказала Катя.
— В кино?!
— Да-да, дорогой товарищ капитан, не удивляйтесь, пожалуйста, мы должны быть в кинотеатре «Победа», сидеть в четырнадцатом ряду на двенадцатом и тринадцатом местах и смотреть венгерскую картину «Яника», — сказала Катя тоном, не терпящим возражений.
Шатеркин развел руками.
— Что же, это, пожалуй, лучший способ для того чтобы пойти в кино, — сказал он примирительно…
Хотя до начала сеанса времени оставалось немного, Николай и Катя решили идти пешком. Они шли молча, но это молчание было столь приятно, что никто из них не хотел его нарушать. Катя сегодня была счастлива как никогда. В последние дни она много работала в институте, готовилась к экзаменам, а остальное время проводила в архиве, не высыпалась, очень уставала. Но сейчас усталости не чувствовалось.
— А как твои экзамены? — неожиданно спросил Николай.
— Подвигаются, и очень быстро, прямо-таки со скоростью звука, — отшутилась она.
— Нет, серьезно?
— Сергей Владимирович вчера предупредил всех: «Держитесь, друзья мои, пощады не будет».
— Перспектива незавидная. Может быть, тебе…
Катя не дала ему договорить:
— Никаких «может быть». Я обязательно должна закончить эту работу…
Они опять замолчали. Катя, наклонив набок голову и чуть касаясь ею сильного плеча Николая, по-детски смотрела, как вспыхивают на бульваре одна за другой электрические лампы. И только вспыхнули огни на улицах, в витринах магазинов, на рекламах, как в саду грянул джаз.
Как ни хотел Шатеркин отвлечься от дела и забыть о нем хотя бы на этот вечер, не получалось. В сознании вертелся один и тот же вопрос: «Почему в сейфе все оказалось на месте? Ведь преступник лез туда не ради любопытства?» Временами Николай даже забывал, что идет рядом с Катей. «Вероятно, Керженеков попал в руки к опытному преступнику. Может быть, этот тип привез ему письмо от старого приятеля… Стал посещать Керженекова на службе, приглядываться к обстановке, к распорядку, к запорам, к железным ящикам… Потом прямо заговорил о том деле, которое его интересовало. Возможно, шантажировал… Керженеков в одном из сейфов отыскал, а может быть и показал нужный этому человеку предмет, но в последний момент одумался, понял, что совершает преступление, и решительно отказался отдать предмет. Однако он тут же при нем, положил предмет в сейф № 27… Дальше все известно. Но что же это за предмет?»— Шатеркин взглянул на Катю и крепче прижал ее руку.
— Мы можем опоздать к началу сеанса, — тихо сказала она.
— Да, да, надо поспешить, — ответил Николай, продолжая думать о другом.
Когда они проходили мимо билетных касс, перед Шатеркиным проскочил мальчишка. Капитан не успел оглянуться, как он исчез в толпе. «Мог ли я ошибиться?.. Это, кажется, Толик, но зачем он появится здесь?.. Ребят на вечерние сеансы не пускают…» Он еще раз поглядел вокруг, но мальчишка пропал бесследно.
В зале скрипели кресла, хлопали откидные сидения, суетились в проходах билетеры, рассаживая по местам зрителей. Шатеркин едва успел оглядеться по сторонам, как свет погас.
Капитан снова подумал о мальчике. «Все-таки я, наверно, обознался… Почему бы он убежал от меня без оглядки?..»
А в это самое время в небольшом скверике, прилегавшем к кинотеатру, шел оживленный разговор между Мишей и Толиком.
— Точно говорю: видел… Самого дядю Колю видел, — торопливо и сбивчиво шептал Толик. — Только он не один, а с какой-то девушкой. Она такая маленькая и шустренькая, как синичка.
— А почему же ты не сказал ему?
— Я побежал за тобой, чтоб посоветоваться.
— «Посоветоваться», — передразнил Миша. — Вот и проворонили. А может быть, знаешь?.. Может, он его убить собирается.
Толик, зябко поежившись, втянул в плечи хрупкую шею.
— Эх, Толька, Толька, не хватает у тебя пионерской смекалки в таком серьезном положении… Ты, наверно, растерялся, да?..
Толик, надувшись, хмурил лоб.
— Я хотел как лучше.
— Голова тебе дана не для одной шапки, надо же всегда момент учитывать… Кино все-таки, народу полно везде…
— Ну хватит… Давай лучше подумаем, что дальше делать, — с раздражением сказал Толик, не глядя на товарища.
— Давай будем думать, — согласился Миша. — Надо знаешь что?.. Надо как-нибудь сообщить дяде Коле, что тот человек находится здесь, в кино.
— А кто тебя пустит в зал во время сеанса?
— Кто пустит?.. Конечно, никто не пустит, — в раздумье сказал Миша. Они замолчали, сели на лавку. Такой безнадежностью повеяло на мальчишек от этого ими же придуманного плана, что они совсем растерялись.
— А если мы подождем его здесь? Кончится сеанс, подойдем и все расскажем?
Миша отрицательно затряс головой.
— Упустим.
— Трудное положение, — согласился Толик.
— Вот если записку написать, — напряженно думая, сказал Миша.
— Ну а дальше что?
— Попросить контролершу, а она передаст дяде Коле.
— А если она его не знает?
— Может быть, знает. Милицию ведь все контролеры хорошо знают.
— Он без формы, переоделся.
— Их все равно знают, — настаивал на своем Миша. — Ты попробуй, сходи и спроси ее… Скажи, что это твой родной дядя, и ты его ждешь, потому что один боишься домой идти, ты маленький…
— Ну уж да, маленький, — обидчиво возразил Толик. — Все бы такие маленькие были… Я скажу, что это мой старший брат.
— И так можно, согласен.
Миша сбегал в почтовый ларек, стоявший на противоположной стороне улицы, купил за две копейки листок почтовой бумаги и выпросил у продавца на пять минут карандаш. Тут же, возле ларька, пристроившись на каменной ограде, он начеркал несколько неровных строчек, свернул лист бумаги так, как сворачивают в аптеке порошки, послюнявил и крупными буквами написал: «Вручить немедленно товарищу капитану Шатеркину, который находится в кино». Подумал, еще раз прочитал адрес и дописал внизу: «Секретная». Потом поблагодарил продавца за карандаш и побежал к кинотеатру. Толик стоял у двери и уговаривал контролершу.
— Это мой самый лучший и любимый братишка… И вот я с ним обязательно должен встретиться по нашим семейным делам, тетя билетерша.
Женщина погрозила пальцем.
— Не хитри, малый… Хочется тебе в зал пробраться, вот и все.
— Честное слово, тетя, — умолял Толик.
— Не ври! — грубо оборвала женщина. — У Николая Ивановича никаких таких братишек, вроде тебя, нет и раньше не было, вот что… Я с ним пять лет по соседству живу, а «братишек», однако, не вижу.
Толик обомлел, по спине и голым ногам пробежал холодок. Вот это называется попал впросак! Но тут на выручку подоспел Миша и смело вмешался в разговор.
— Тетя, позвольте мне.
— Что здесь, профсоюзное собрание, что ли? — проворчала билетерша.
— Вы советский человек, да? — долго не раздумывая, выпалил Миша и уставился на женщину.
— Что ты насмехаешься, парень, — совсем рассердилась билетерша.
— Нисколько не насмехаюсь, тетя, а серьезно спрашиваю… и потому, что мы должны открыть вам большое секретное дело.
Билетерша всплеснула руками.
— Секретное дело! Может быть, ты тоже «братишка» Николая Ивановича?
— Нет… И он не братишка. Мы — пионеры и занимаемся одним очень важным делом, — с горячностью ответил Миша.
— Вот оно что… — уже по-другому, без подозрения, сказала женщина. — Ну, говори, что за дело?