— Да, весну и радость, — добавила Ольга Петровна.
— То-то будет неожиданность для вашего мужа!
— Вы правы. Хотя жандармские власти уже уведомлены о решении, но они не знают, где скрывается «беглец», и, таким образом, не могут сообщить ему…
Но друзья не учли Боброва, который имел постоянный контакт с врачом каторги. От него фельдшер узнал об успехе, увенчавшем поездку Орлова, и этим известием немедленно порадовал Феклистова. Беглый каторжанин, официально объявленный мертвым, явился в уездную жандармскую управу.
— Вот так птица! — насмешливо приветствовал его начальник. — Услышал о предоставленной ему великой милости и прилетел. Где же вы скитались?
— На том свете, среди мертвых, куда вы изволили меня зачислить, — улыбаясь отвечал Феклистов.
— Молчать! Здесь не шутят! Хочу знать, где вы скрывались.
— В тайге.
— Еще скажете мне, что спали в медвежьей берлоге и мишка вас согревал.
— Почти так. Я жил в покинутой хижине и питался чем мог.
— Гм, интересно, вы живучи, словно кошка! Однако кто же вас лечил?
— Меня подобрали кочующие эвенки, завезли по реке Лене до самого побережья Ледовитого океана и там меня долечил доктор флота его императорского величества.
— Гляди-ка, далеко залетела птичка с перебитыми крыльями!
Феклистов молчал. Тем временем жандармский начальник просматривал его дело и вдруг спросил:
— Какое место выбираете себе для ссылки? К сожалению, вам и такая милость дана, самому выбирать, где хотите поселиться.
— Если позволите, я бы избрал именно здешний уезд. Надеюсь, что в вашем лице я всегда буду иметь благожелательного заступника, — поклонился Феклистов.
— Не знаю, каких заступников вы имеете в Петербурге, меня это мало интересует. Что же касается меня, я буду руководствоваться вашим поведением. Являться будете каждый месяц лично ко мне. И предупреждаю вас: никакой агитации, нелегальных политических кружков и тому подобных… Будем иметь вас на виду, даже если снова заберетесь в медвежью берлогу. А теперь подпишите…
Отвратительная процедура была закончена, и Феклистов, выходя из управы, глубоко вздохнул.
Тем не менее к одинокой избе в Певучей долине он поехал не сразу, — остановился на несколько дней у своего друга Боброва и с нетерпением ожидал возвращения Орлова.
Вместе с охотником и Майиул приехали Ольга Петровна и Андрей.
…Тихая избушка неузнаваемо преобразилась. Из открытых окон слышался смех, пение и музыка.
Планы поездки за границу теперь отошли в прошлое. Он не прекратил революционной деятельности, но должен был действовать крайне осторожно. Временно ограничился поддерживанием связей и случайной помощью другим революционерам, бежавшим с каторги. Ольга Петровна пробыла у мужа до самой осени, а затем вместе с сыном вернулась в Петербург.
Феклистов не был восхищен задачей, поставленной перед ним петербургскими властями, — производить геологические изыскания.
— Я должен работать для своих тюремщиков, для господ фабрикантов, биржевых спекулянтов и дворянства? Ну нет, этого не будет!
…Время шло, Феклистов полюбил тайгу. Высоко в небе летели лебеди и дикие гуси и протяжными криками возвещали весну. В лесу смешивались тысячи запахов и аромат цветущих и отмирающих растений. Глубже всех дышали березы. Их дыхание было чисто, как прозрачная вода лесного родника. Феклистову казалось, будто сильный запах, гонимый ветром с крон деревьев, напоминает соленое дыхание моря.
Орлов, с которым Иван Фомич часто делился своими наблюдениями, сказал ему как-то раз.
— Ну, Фомич, ты пропал. Уж тот, кто полюбит таежную жизнь, навсегда оставит город.
И он не ошибся. После истечения срока ссылки Феклистов остался в тайге: производил геологические изыскания, составлял геологические карты и переписывался с научными обществами.
Феклистов был страстным охотником. Зимой, когда нельзя было отдаться своей любимой работе, он неутомимо занимался промыслом пушного зверя. Больше всего его привлекала охота на соболя. Часто участвовал в облавах на медведя и не пропускал ни одного случая прервать зимний сон мишки, выгнать его из берлоги и всадить пулю в косматую шкуру.
Когда женился его сын Андрей, Иван Фомич поехал в Петербург к нему на свадьбу, пробыл в столице несколько месяцев и опять вернулся в Певучую долину. Возвратился он вместе с Ольгой Петровной, которая тоже полюбила безмолвные дремучие таежные леса, где вековые деревья, словно стражи, охраняли богатства, скрытые в недрах земли.
Большую часть года Ольга Пегровна проводила дома и была незаменимой советчицей Майиул, подарившей Орлову сперва сына, потом дочку.
Время шло, молодые Феклистовы тоже дождались в Петербурге радостного торжества — у них родился сын, которого назвали Олегом.
Счастливые дед и бабушка отправились посмотреть на внука. Но на этот раз Ольга Петровна серьезно заболела, и они остались в Петербурге. Несомненно, недуг явился последствием тяжело переносимых ею продолжительных и суровых сибирских зим. Врачи рекомендовали поездку на юг, на Кавказ. Однако ванны не могли помочь больному сердцу. Ольга Петровна возвратилась в Петербург и, несмотря на всевозможную врачебную помощь и самоотверженную заботу Ивана Фомича, вскоре умерла.
После смерти жены Иван Фомич весь отдался революционной работе.
В январе 1905 года в России вспыхнула революция. Феклистов помог организовать доставку из-за рубежа оружия для рабочих боевых дружин в Москве. Однако его деятельность не удалось полностью скрыть, охранка начинала кое-что подозревать, и Феклистову ничего не оставалось, как побыстрее уехать в тайгу и таким образом избежать новых репрессий.
В Певучей долине Иван Фомич вернулся к своим незаконченным изысканиям и в упорном труде постепенно залечивал раны тяжелого горя, нанесенного смертью Ольги Петровны. Целые недели он проводил в тайге, где продолжал составлять геологическую карту и делать описания месторождений различных минералов.
Орлов часто его спрашивал, какой смысл во всей его работе, если о ней никто не знает и никто по заслугам ее не оценит.
— Эх, Родион, Родион, а кто оценит твой труд? Кто скажет тебе спасибо за то, что добываешь пушнину? Купцы, которые, где только могут, стараются тебя обмануть? Если бы я сейчас опубликовал свои открытия, русский народ от этого никакой пользы бы не имел. Но поверь, наступит время… лучше почитай Пушкина.
Он поспешно вышел и скоро вернулся с книжкой и вдохновенно прочитал:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!
— Что ты скажешь на это? Совершенно понятно, что такое стихотворение считается запретным. Это пророчество, основанное на совершенно реальной силе — на народе. И вот когда это пророчество сбудется, только тогда я передам общественности результаты своей работы, чтобы она служила всем.
Летом к старому геологу приехала чета Феклистовых с сынишкой Олегом. Дедушка полюбил маленького внука, и тот к нему быстро привязался.
Андрей иногда сопутствовал отцу в его изысканиях, а больше увлекался охотой.
— Андрей, — упрекал отец сына, — то, что ходит, бегает и летает по тайге, найдешь в любом месте. Но то, что скрыто от людских взоров под землей, в пещерах, среди скал и в горах, намного ценнее, и сразу его не найдешь. Я бы хотел, чтобы ты был продолжателем моего дела или хотя бы надежным хранителем подземных сокровищ тайги. Сейчас я владею ими сам только потому, что не хочу отдавать их в жадные руки богатеев. Но знаю, что скоро народ станет свободным. Я, может быть, не доживу до этого дня, а тебя я бы хотел ознакомить с этими месторождениями.
Андрей задумался. Затем спросил отца.
— Ты, вероятно, нашел золото, папа?
— Золото… Разве на свете нет ничего более дорогого? Тайга скрывает и другие сокровища, которые полезнее и важнее золота. Жаль, что ты не пошел по моим стопам и не стал геологом… Маленький Олег должен им быть… Если будет необходимо, я поручу тебе важное задание, хотя оно касается геологии.
Больше этого вопроса они не затрагивали, и спустя несколько дней после разговора молодые супруги уехали.
Иван Фомич проводил их до железнодорожной станции и на обратном пути остановился у Боброва. Фельдшер был не один. В удобном кресле развалился полный мужчина с холеной бородой, большим ртом и усами. Черные волосы, пронизанные серебряными нитями, были старательно зачесаны. Это был время от времени навещавший Боброва крупный торговец пушниной Пуговкин.
— Вы пришли очень кстати, многоуважаемый господин Феклистов, — начал он важно. — Я приехал сюда именно ради вас. Я как раз собирался посетить вас в вашей таежной «резиденции» и уговаривал Николая Никитича съездить вместе со мной. Не правда ли?
Бобров кивнул и слабо улыбнулся, из чего Феклистов заключил, что тот не очень-то был доволен визитом купца.
Пуговкин продолжал:
— Я угадываю ваши мысли. Вы не знаете меня и удивляетесь, почему я так говорю с вами. Наверное, вы не читали нашей губернской газеты, в которой часто пишут о моей коммерческой и общественной деятельности. Однако это не имеет никакого отношения к данному вопросу. У меня к вам очень важное дело… В Петербурге интересуются вашими геологическими изысканиями. Поскольку же в течение ряда лет не поступало никаких крупных работ, то меня просили взять на себя труд посетить господина Феклистова и сообщить о достигнутых им успехах.
Иван Фомич посмотрел на купца и пожал плечами.
— Весьма удивлен, недавно я выслал в Петербург объемистый материал.
— Может быть. Это весьма похвально. Но они, по-видимому, ожидали нечто иное.
— К сожалению, иными результатами своих исследований служить не могу.
— Ну что ж, пусть будет по вашему. Я, конечно, ожидал большего…
— Работа геолога нелегка и зачастую приносит разочарование, — вмешался в разговор Бобров. — Сколько раз я поражался Иваном Фомичом, как у него хватает терпения.