— Неужели не понимаешь, мудрый покровитель лесов, что тут вопрос не только в самом нападении, но и в том, что побудило к нему. Загадка в этом!
— И опять вы неправы, — продолжал доказывать Шульгин. — Именно только в таких глухих местах могут быть бандиты, которые черт знает откуда здесь взялись. Скорее всего, они следили за нами, и, наверное, у них разгорелся аппетит на нашу одежду, оружие и лошадей…
— Знаешь ли, Федор Лаврентьевич, может быть, ты прав, — после некоторого раздумья согласился Чижов, но мы их выведем на чистую воду. Что скажешь на это, Еменка?
Соколиные глаза охотника блестели.
— Правильно говоришь! Только почему не хочешь сразу пуститься за ними?
— А ты сам подумай, они выдали себя и постараются забраться в такие дремучие леса, где и черт бы поломал ноги. Не пропадут, куда им деться? Едва ли у них есть лошади, а пешком в тайге далеко не уйдешь. Нет, на этих субъектов мы организуем особую экспедицию…
С таким мнением все согласились, и, как только Олег несколько пришел в себя, мы продолжали путь. Однако на случай внезапного нападения приняли необходимые меры предосторожности. Впереди бежали собаки, хорошо понявшие свою задачу передового дозора. Затем ехал Еменка с ружьем наготове, и в 30–40 метрах от него следовали остальные, тоже готовые к немедленному применению оружия. Продвижение по ущелью было крайне трудным, лошади спотыкались, с трудом преодолевая каменные препятствия, которых было так много, что мы потеряли им счет. Местами нам приходилось сходить с лошадей и с огромными усилиями отодвигать каменные глыбы. В одном, пожалуй самом узком, месте дорогу перегородила огромная глыба, которую мы, несмотря на все усилия, не могли убрать.
— Что же теперь? — спрашивал лесничий.
— До конца ущелья остается всего две версты, добрых десять уже осталось за нами. Нужно во что бы то ни стало убрать с пути этот «обломочек». Эх, если бы иметь подрывной порох! — громко вздыхал Еменка.
— Подрывной порох? — небрежно переспросил Олег. — А аммонит бы не выручил?
— Аммонит? Он был бы в десять раз лучше. Но, однако, где его достать? — сокрушался охотник.
— Это уже совсем простое дело. В моем геологическом ящике. Там найдется все необходимое для геолога: горный компас, геологический молоток, «карманный» нивелир, другие приборы и аммонит. Его хватит на устранение целой дюжины таких «обломочков».
— Кто бы мог подумать, что вы настолько предусмотрительны, — с восхищением заметил Чижов.
— И эти опасные боеприпасы тоже предназначены для охоты на соболя? — с сомнением спросил лесничий Шульгин.
— Как изволите видеть, и в данном случае пришлись как нельзя более кстати, — невозмутимо отвечал Олег.
Тем временем принесли геологический ящик. Олег открыл его и передал Старобору молоток, специальное долото и указал, где следует выдалбливать отверстия, так как сам он еще не был в состоянии работать.
Отверстия были сделаны, Олег заложил заряд, и несколько взрывов потрясли долину. Эхо долго блуждало между скалами, пока не пропало в неведомых ущельях, расщелинах и бесконечных извилинах скал.
Огромная глыба развалилась на несколько кусков. Как только стих грохот и с крутых скалистых склонов перестали сыпаться камни, мы осмотрели результаты взрыва.
Дорога была открыта.
Спустя полчаса мы, наконец, выбрались из этого опасного ущелья.
Местность неожиданно изменилась. Перед нами раскинулась долина, и мягкая синева покрыла зеленое море тайги. Нагретый воздух колебался, придавая светло-зеленой тайге более темные оттенки, она волновалась и шумела, словно морской прибой. В такие моменты тайга как нельзя более напоминала море.
Олег жаловался на головную боль, поэтому мы решили закончить сегодняшний переход и начали подыскивать подходящее место для лагеря. Чтобы обеспечить свою безопасность, подбирали место, дающее возможность обзора.
Повсюду была густая тайга. Высокие кедры и ели образовали сплошные заросли, по краям которых высились березы и ольха. И только когда перед нами открылся широкий вид на несколько лужаек, мы нашли то, что искали: журчащую речку и защищенное от ветра место под небольшим бугром.
Тамара заботливо ухаживала за Олегом. Пока мы ставили палатки, она усадила его около костра, а после ужина сразу заставила лечь.
Беседа у костра не клеилась, и, наверное, уже третий раз мы перебирали сегодняшний случай нападения.
Я устал и ушел в палатку. На импровизированной скамеечке сидела Тамара, и мне показалось, что я пришел не вовремя. Хотел выйти, но Олег меня остановил.
— Тамара ждала только вас, чтобы я не оставался один, и хочет идти спать к себе в палатку.
Через минуту Тамара ушла. Я был утомлен и с наслаждением растянулся на своем ложе, но еще допивал взятую с собой кружку чаю.
Некоторое время Олег молча смотрел на меня, потом подпер голову рукой, и его лицо приняло сосредоточенное выражение. Окинув взглядом вокруг себя, он просящим голосом произнес:
— Рудольф Рудольфович, будьте добры, взгляните, нет ли кого-нибудь около нас?
Я принял эту просьбу за причуду больного, но все же пошел посмотреть. Костер медленно догорал, и все уже разошлись по своим палаткам.
Олега это успокоило, и, когда я опять улегся, он, немного подумав, заговорил полушепотом:
— Мне нужно кое в чем открыться перед вами, при иных обстоятельствах я бы, пожалуй, этого не сделал. Но сегодняшний случай наглядно показал, что дальше молчать нельзя. Прежде чем объясню в чем дело, я бы хотел знать, что вы думаете о сегодняшнем нападении.
— Что о нем думать? Я не совсем понимаю, что о нем следует думать. Тайги я не знаю и склоняюсь к мнению Шульгина. Видно, тут пошаливает какая-то банда.
— Так. А вас не удивляет, что эти бандиты стреляли именно в меня?
— Ей-богу, об этом я не задумывался. По-видимому, это случайность. Какой интерес неизвестным злоумышленникам отправлять на тот свет именно вас?
Лицо Олега омрачилось, и он чуть ли не шепотом произнес:
— Целились в меня. И к тому есть веская причина…
Я с недоумением посмотрел на геолога, не бредит ли он в жару, но его лицо было ясно, хотя, быть может, несколько осунулось. Говорил он вполне серьезно.
— Не понимаю вас, — пробормотал я.
— Охотно вам верю. Но поймете, когда я открою вам свою тайну. Только прошу вас, то, о чем вы сейчас услышите, должно остаться между нами.
— Это я вам обещаю. Только скажите, пожалуйста, почему вы именно меня хотите посвятить в то, что нужно держать в тайне?
— Я долго раздумывал, кому мне следует довериться: Чижову, Тамаре или вам? Чижов, пожалуй, был бы наиболее надежным, но я передал ему письмо от дяди, и, чего доброго, он бы мне не поверил. Тамаре? Не хочу ее излишне волновать. Итак, я выбрал вас. Я убедился в вашем искреннем отношении ко мне и благодарен вам. Вы сблизили меня с Тамарой. Немаловажным поводом было также ваше подозрение… что я скрываю истинную причину трудной поездки к Сурунганским горам, или, вернее, к горам Ста голосов. Я увидел, что вы не очень-то легковерны, случайно услышав еще в Вертловке ваш разговор с Чижовым. Мне нравилось ваше убеждение, что мой дед, Иван Фомич Феклистов, был выдающимся человеком и не менее выдающимся геологом. Это и решило. А теперь слушайте.
— …Я еще был мальчиком, когда однажды дедушка посадил меня на колени и сказал:
— Ты должен стать геологом. Тебя ждет в тайге большая работа. И если ты будешь хорошим и трудолюбивым специалистом, сделаешься известным человеком…
Я запомнил его слова. Я стал геологом и посвятил себя науке, которая занимается землей, ее недрами, минеральным составом и строением земной коры от начала ее образования и до наших дней. Геология настолько меня заинтересовала, что ни для чего иного у меня не оставалось времени.
Шли годы. И вот однажды ко мне заглянул неожиданный посетитель. Старый, весьма солидно выглядевший мужчина, немного с жирком, сутулый. Он представился Николаем Никитичем Парфеновым, бывшим другом моего дедушки, Ивана Фомича Феклистова.
Он рассказал о дедушке так много подробностей, что у меня не возникало сомнений в правдивости его слов.
Он показывал мне даже письма дедушки. Я узнал его почерк, а обращение «дорогой мой спаситель Николай Никитич» являлось достаточным доказательством, что мой дед действительно когда-то ценил посетителя. Я попросил мать, которая, кстати сказать, в это время гостила у меня, устроить ужин получше, желая соответственным образом угостить столь редкого гостя.
Только после ужина выяснилось, зачем меня разыскал этот человек. Он приехал в Ленинград по семейным делам и, пользуясь случаем, осведомился о моем отце. Узнав, что его давно нет в живых, разыскал меня. Пришел, прежде всего чтобы познакомиться, а также чтобы одновременно попросить на память одну книжку. Я удивился, но он с улыбкой повторил:
— Да, только одну книгу. Запретный при царском режиме томик стихотворений Пушкина.
Эта книжка для него, объяснил Парфенов, имела большое значение, поскольку дед ее очень любил, часто декламировал по ней стихи великого поэта, делал в ней заметки, и она стала близка сердцу Николая Никитича. Поэтому он и просил эту книгу.
Я был несколько удивлен необычным и довольно скромным желанием и даже уже направился в библиотеку, намереваясь отыскать книжку. В это время мама подавала чай, и, услышав, что я ищу, задумалась, а затем вызвала меня в соседнюю комнату.
— Ты, мальчик, забыл, что я тебе говорила? Припомни дедушкино письмо о том, что в этой книге твой отец найдет ценные данные о тайге. Только из-за преждевременной папиной смерти она целые годы лежит незамеченной. Сколько раз я тебе говорила: просмотри ее внимательно. Ты же совсем погряз в научных книгах и не имеешь времени прочесть книжку, на которую так часто ссылался дедушка… Теперь за ней приезжает из Сибири человек и ты хочешь ее отдать. Плохо ты ценишь память о дедушке.
Мама была права. Я обнял ее и вышел к гостю. Объяснил ему, что этой книжки не могу отдать. Может быть, его удовлетворит какая-нибудь другая памятка? Николай Никитич очень расстроился и в конце концов предложил мне за нее удивительно высокую цену. Мол, не хотел меня обидеть, но книжка — это его мания, и потому он бы за нее заплатил.