Ничего, кроме шума волн да легкого гула изношенных дизелей, не было слышно.
Умирающий свет севших батарей освещал напряженное лицо Хосе, грязную майку, жилистые руки.
Хосе открыл крышку лаза, ведущую вниз, зажал под мышкой туго скатанный мешок и, быстро перебирая руками и ногами, принялся спускаться по скобам.
Спустился на дно и замер. То ли показалось, то ли в самом деле наверху что-то стукнуло?
Показалось.
Подошел к следующему лазу, ведущему глубже, из твиндека в трюм. Отдраив винты, открыл крышку, поставил ее на стопор, заглянул вниз — там были ящики.
Оказавшись в трюме, вынул из кармана припасенные клещи, склонился над ближайшим ящиком. Отдирая крышку, не забывал иногда замирать, прислушиваться. Вскоре успокоился и стал работать не торопясь.
Когда поднял крышку, лицо его вытянулось от разочарования. Быстрыми, точными ударами вбил гвозди, подхватил мешок, полез наверх.
Винты задраивал сразу обеими руками. Шли они туго, скрипели, и, может быть, поэтому не расслышал шагов выросшего за его спиной человека.
Удар по голове свалил Хосе. Фонарик погас, и тотчас рядом вспыхнул мощный луч...
...Натужно рассветало. «Сансет», переваливаясь на крутых волнах, шел в сторону светлеющего горизонта. Волны, по гребням которых шелестела пена, вздымались и опадали, раскачиваемые надвигающимся штормом.
...Хосе неподвижно лежал у трапа, ведущего на грузовую палубу.
Несколько минут слабо шевелился, приходил в себя. Встав на четвереньки, пополз вдоль борта, стал карабкаться по трапу, оставляя на ступеньках капельки крови.
Когда добрался до своей каюты, пакистанец, проснувшийся от шороха, ахнул, увидев его в столь плачевном состоянии.
— Хосе, кто тебя?
— Упал с трапа, — прошепелявил Хосе. — Спи.
Кое-как загрузил непослушное тело в койку-корыто и прикрыл глаза.
«А могли убить, — подумалось. — Могли. Могут».
Рачки мы держали со вчерашнего вечера в холодильнике, поэтому в воде они сразу раскисали. Несмотря на это, клевало отменно. Едва грузило касалось дна, как незамедлительно дергало леску, словно требуя — «вира!». Мы вытаскивали дергающихся «каменщиков», насаживали добычу на кукан, как было уговорено, и Вовчик с восхищением смотрел на все удлиняющийся рыбий хоровод за бортом лодки.
— Я только три, а ты уже девятнадцать, — не вытерпел он. — Как у тебя получается?
— Половишь с мое, — рассмеялся я, — еще больше поймаешь.
Ни зыби, ни ветерка. Вдали, на пляжах, — сотни, тысячи загорающих. Небо — выцветшая голубизна. Вечером — встреча с Юлей. Что еще желать от жизни!
Я посмотрел в сторону порта. Какая-то малопривлекательная туча наползла с противоположной стороны залива.
— Что-то не нравится мне эта тучка, — поскреб я затылок. — Может, смотаем удочки, пока не поздно?
— Да ты что! Так клюет!
Я отвлекся от тучки и забросил «закидушку» подальше.
И сразу клюнуло. Хорошо так клюнуло, тяжело.
— «Кнут»! — заорал Вовчик, глядя, как я осторожно подтаскиваю к борту огромного лупоглазого бычка.
Увлекшись, мы не обратили внимания на поднявшийся ветерок.
Когда нас совсем раскачало, я понял — пора улепетывать.
— Вовчик! — встревоженно поглядывая на поднимающиеся волны, сказал я. — Быстро сматываемся, пока трамваи ходят.
Вовчик и сам уж видел, что дальше тянуть не стоит.
Он лихорадочно сматывал «закидушки», а я, перебравшись на нос, вытаскивал якорек. Мокрый нейлоновый трос ложился на решетчатые пайолы лодки, мы прошли немного вперед, и тут якорек заклинило. Мне пришлось стать на колени, из всех сил дернуть. Якорек освободился и легко пошел наверх.
А если б пришлось маневрировать?
При такой волне...
Я уложил якорек на носу и поспешил к веслам — как раз вовремя: лодку раскачивало так, что она вот-вот могла черпнуть воды.
Со всех сторон нас окружала не спокойная гладь, а взрыхленное огромным плугом густо-синее море.
Вовчик испуганно сжался на корме, вцепившись в борт.
Я бешено заработал веслами, ставя лодку кормой к набегавшей особенно большой волне, гребнул раз, другой, чтобы уйти от нависшего гребня.
Поздно!
Волна с шелестом обогнала не успевшую развернуться лодку, и мы по щиколотки оказались в воде, которая плескалась поверх пайол, носила взад и вперед кукан, снасти.
Вовчик посерел.
— Не дрейфь, — спокойно говорил я, наваливаясь на весла. — Пересядь поближе к моим ногам и начинай потихоньку вычерпывать воду. Только не торопись, не торопись.
Надо было чем-то отвлечь пацана.
Вовчик сполз поближе к моим ногам, взял шполик и стал черпать воду под кормовой банкой.
Я зорко следил за тем, чтобы ветер, гнавший волну нам на корму, не сбивал лодку с курса. Хуже пришлось бы, если б он дул в нос. Тогда б до вечера не выгребли. Порой налетевший шквал уносил зазевавшихся рыбаков в море, и им на помощь спешили и пограничники, и спасательные катера.
Мы же худо-бедно чапали в направлении нашего берега.
Вовчик вопросительно смотрел на меня.
Я подмигнул ему.
— А ну, давай, пой!
И сам заорал во все горло:
Стоит у моря известный «кастом хаус»,
Там люди ходят в серых сюртуках...
Вовчик мне вторил. Он уже не боялся. Ему даже нравилось небольшое приключение.
Я орал слова, оглядывался на белый бурун у волнореза, прикидывал, в каком месте проскочить гак, чтобы и лодку не разбить, и самим за борт не сыграть. Определил место поглубже, где откатывавшаяся волна не обнажала плиты, поросшие ракушками, на скорости подошел поближе, выждал, а затем, едва подняло крупной волной, бешено заработал веслами, привставая на банке. Мы стрелой проскочили над белой пеной, красиво вошли в заливчик, я ловко «стабанил», успел выскочить на мелководье из лодки и вырвать ее прямо из-под вставшей дыбом атакующей волны. С помощью подбежавших береговых матросов благополучно вытащил лодку подальше от наката.
— Профессионально подошли, — похвалил усатенький матрос.
— В твои годы, — весело ответил, — я в Бискайском заливе на грудь девятый вал принимал... Когда тонули, еле у друга успел спасательный пояс выхватить...
Береговому матросу было некогда слушать мою травлю — в заливчике показалось еще одна лодка запоздавших отдыхающих.
Мы забирали одежду, снасти, укладывали в полиэтиленовый мешок кукан с рыбой и смотрели, как борются опоздавшие с почти вертикальной волной, вырастающей на мелководье.
— У, шквалище! — поежился Вовчик. — Вовремя смылись.
То ли у них было мало опыта, то ли им просто не повезло. Они решили подойти кормой к берегу, но начали табанить рано, их накрыло волной, и лодку едва не перевернуло. Пока вскочившие в воду береговые матросы сражались с волнами, отнимая у них плавсредство массового пользования, пока тащили к урезу воды, пока отдыхающие догадались соскочить, в лодке уже было полным-полно воды.
На берегу отдыхавшие — два парня — сгребли в охапку мокрую одежду, вылили из «Спидолы» воду и побрели к домику «боцманской» забирать документ, оставленный в залог.
— А мы не зачерпнули, — гордо сказал Вовчик. — Салаги!
Я протянул ему мешочек с рыбой,
— Неси домой.
— А ты?
— Останусь позагорать, поплавать.
— И я с тобой.
— Хорошо. Но с одним условием — пристрой нашу рыбу так, чтобы не испортилась. И чтоб не стянули.
Вовчик метнул на меня быстрый взгляд, но я сделал вид, что вовсе не обмолвился.
Он взял кукан, поднял валявшийся прут, стал вгонять его в песок у самой воды.
— Вымоет волной и унесет, — покачал я головой. — Лучше вырой этакую лагуну, дай туда побольше воды и оставь в ней кукан.
Он с увлечением принялся за работу.
Я лежал на полосатой подстилке, смотрел на малого, вспоминал беззаботные годы отрочества. Как было хорошо — каникулы, никаких хлопот... Главная проблема — гулять как можно больше! Хорошо было!
— Раджа! — сказал чиф собеседнику, мывшему руки в умывальнике команды. — Подстрахуешь меня.
— Так серьезные дела не делаются.
— Сам знаю. Эта дурочка сейчас говорит с ним. Я не уверен, что ей удастся убедить его, поэтому подготовь все.
— А что станем делать с Ортопедом?
— Что захочешь. На твое усмотрение.
Чиф стряхнул капли воды с рук и вышел в коридор.
Мэй слишком долго медлила, но сегодня твердо пообещала переговорить с капитаном — время торопило. До русского порта оставалось совсем немного. Предстояло определить — с кем капитан, клюнет ли на жирную приманку. Если не согласится...
Чиф закрылся в своей каюте и стал ждать условленного с Мэй времени.
С капитаном он встретился в узком коридорчике на нижней палубе у входа в нежилую каюту за минуту до назначенного срока.
— Прошу!
— После вас.
— Боитесь, что всажу нож между лопаток? — нехорошо усмехнулся капитан. — Это не мой стиль.
Чиф грустно улыбнулся в ответ и вошел в нежилую каюту первым.
Он стал спиной к открытому иллюминатору.
Капитан остановился у выхода.
— Зачем вызывали меня через Мэй? Сами не могли?
— Мэй передала мою просьбу?
— Она сказала, что вы хотите видеть меня. В чем дело?
— Хотел посоветоваться насчет бункера, — невинно сказал чиф. — По-моему, в русском порту вместо двухсот тонн надо взять четыреста.
— До Бимбао хватит и двухсот. Если вы намерены отправиться дальше, можете сойти и взять билет. Кстати, кто заплатил бы за лишний бункер?
— Мы. И гораздо больше, чем обычно.
— Вы будете платить, а я расплачиваться?.. Вы подумали о том, что мы можем вообще не бункероваться и не брать груз?
— Как это?
— А так. Хозяин на судне я. Мы пойдем прямо в Бимбао.
— Вы забыли...
— О приказе Донована?
— О Мэй.
Капитан секунду-другую молчал, потом шагнул в сторону, открыл двери.
В дверном проеме показался высокий парень — человек Донована по кличке Ортопед. Он шагнул в каюту, закрыл дверь, и в это мгновение что-то мелькнуло в иллюминаторе, в воздухе просвистело лезвие, которое воткнулось ему в горло.