— Как у вас дела? — обратился он к сидящему за столом.
— Феофан Иваныч, одолели с глупостями.
— А что?
— Требуют разрешения на неизвестные, незаконные посевы. И даже не хотят сказать, где они есть.
Феофан зашел с другой стороны и попытался заглянуть в лицо сидевшего в середине круга.
— Странно, — пробормотал он, — неужели это Байзак?
Ои хотел заговорить с незнакомцем, но на улице зашумела толпа. Потом по всей конторе пошел гул.
— Кок-Ару! Кок-Ару!
Прежде чем Феофан успел разглядеть, весь кружок сидящих рассыпался по другим комнатам. Кондратий в зеленой гимнастерке вошел в контору. Сзади него шел Джанмурчи.
— Не бойся, мы еще не опоздали, — и проводник достал из рукава бумагу, покрытую мусульманскими иероглифами. — Вот, командир, зубы моих шакалов, — сказал он, пробегая глазами список.
— А-эх! — закричал кто-то у барьера.
Растолкав толпу, чьи-то руки протянули банку опия.
— Атын нема? — устало прокричал приемщик.
— Арсланбек.
Рука с блестящим алюминиевым кольцом протянула расписку.
Джанмурчи быстро повел пальцем по бумаге и, повернувшись к Осе, сказал:
— Дробь!
Пограничник быстро запустил в банку с опием левую руку и вытащил горсть мелкой ружейной дроби.
— Стой!
Арсланбек попятился, чтобы скрыться в толпе, но на него в упор глядело дуло револьвера.
— Атын нема? — грозно переспросил Кондратий.
— Юсуп, Юсуп, — с хохотом отвечала вея толпа.
Кондратий улыбнулся от удовольствия. Земледельцы явно не сочувствовали контрабандистам. Неизвестно откуда взявшийся милиционер увел мнимого Арсланбека. Приемка на всех столах продолжалась.
— Джанвай, — сказал за другим столом приемщик, — отчего у тебя так мало? У тебя ведь два гектара.
— Все мое тесто смыло дождем.
Джанмурчи улыбался и смотрел в свой список, Джанвай со страхом следил за его пальцем.
— Ты врешь, — сказал приемщик. — Дождя не было.
— Ну, значит, был только ветер. Головки мака стучали, и все тесто упало на землю. У меня есть бумага. Многие люди видели этот ветер. Вот здесь они приложили палец.
— Куда поехал твой ветер с твоим опием, Джанвай? — спросил Джанмурчи.
Ответа не последовало. Джанмурчи что-то сказал Осе. Снова раздался свисток, и снова появился милиционер.
— А вот я их обоих сюда запишу, голубчиков, — угрожающе сказал приемщик. — В будущем году не получат разрешения на посев. — Потом он положил книгу, вытер пот со лба и обратился к Кондратию:
— Сегодня чертовский день. Приводили барана в подарок. Не успел прогнать, притащили кумыс. Никогда этого не было.
— Надеялись, что при скандале засуетитесь и примете опий с дробью.
— А почему вы нагрянули именно сегодня? — спросил Феофан, пожимая руку Кондратия.
— Потому что именно сегодня пытаются рассовать все, оставшееся от курильни.
Они отошли в сторону и о чем-то быстро стали говорить вполголоса.
— Невозможно, совершенно невозможно, — густым басом говорил Феофан. — Для этого надо десяток рабочих. Это, конечно, надо сделать. Но людей у меня нет. Они заняты в сушильне.
Джанмурчи подошел и вмешался в разговор:
— Командир, я долго думал. Возьми большую палку.
Секунду Кондратий напряженно, с недоумением глядел на Джанмурчи. Потом улыбнулся и быстро проговорил:
— Недурно! — Обратившись к Феофану, он добавил:- Мы обойдемся. Вот список фальшивых доверенностей. Придут на днях.
Он подал список, бывший у Джанмурчи. Оба вышли и сели на лошадей. Они заехали в казарму. Оса приказал захватить побольше веревок и длинный шест. Когда они проехали один квартал, к ним присоединился человек в очках. Пятеро всадников бешеным карьером понеслись за город. Один из красноармейцев вез длиннейший шест. Они мчались около двух часов. Лошади были в мыле. Неожиданно человек в очках повернул за утес и показал рукой:
— Здесь!
Большие атласные цветы мака, в чайную чашку величиной, горели цветными огнями под жгучим солнцем. Белое и красное пламя, казалось, струилось по маленькой долине. Длинное поле приютилось среди утесов, и его совершенно не было видно. Кондратий осмотрел поле в бинокль. Столбов с надписями владельцев не было. Посев был анонимный.
— Сколько здесь?
— Три десятины, — отвечал человек в очках.
Оса подошел к краю поля. Местами мак был готов. Только что здесь вели работу. Созревшие головки были уже надрезаны. Молоко выступило густыми белыми каплями.
— Отец контрабанды очень торопится, — задумчиво сказал Джанмурчи. — К утру молоко уже потемнело бы и засохло. Завтра он собрал бы все тесто. Нам осталась бы одна трава.
— Остальные покажешь? — спросил Кондратий.
— Хорошо, еще семь десятин, — отвечал человек в очках.
— Косить, — коротко бросил Кондратий и пошел к лошади.
— Люди сколько работали, труда сколько положили, собирать ведь его по капельке. А теперь топтать жалко!
— Ничего не жалко. Ни черта прока от него не будет. Все равно в контрабанду уйдет. Сказано: косить — и коей. Ну, вы там, Скоро кончите разговоры! — закричал Кондратий красноармейцам. — Поторапливайтесь!
— Чиво? — недоумевающе спросил молодой красноармеец.
— Дурак, — заорал другой. — На веревку! Запрягай лошадь. Опять не понимаешь? Это же дуб, а не человек! Сделай постромку! Привяжи к концу шеста. Вот, а я Привяжу к другому концу.
— Золотая голова у тебя, Саламатин! — сказал Кондратий.
— Еще спрашиваете? Гони!
Кони с места взяли вскачь.
Длинный шест широкой полосой уничтожал посев. Хрупкие высокие цветы ломались и стлались к самой земле. Сильный одуряющий запах, наполненный парами морфия, тянул с поля.
— Командир! — сказал Джанмурчи.
— Чего тебе?
— Почему ты позволил на ярмарке, чтобы китайские купцы давали ткань в задаток контрабандистам? Почему ты не арестовал всех?
Оса задумчиво улыбался. Ему представилось лицо Будая в тот несчастный вечер. Теперь он сам мог дать урок Джанмурчи.
— Джанмурчи, как выливается вино из сосуда? — спросил он.
— Через горло, — с живостью ответил проводник.
— А где течет опий в Китай?
— Через перевалы.
— Правильно. Здесь Байзак может его спрятать, и мы его не найдем. На перевалах мы подставили кружку под вино, которое польется со всех этих полей. Понятно?
— Ой-бо-бо, шайтан! — с восхищением прошептал ошеломленный Джанмурчи.
Поезжай косить дальше, у меня и так много дела, — проговорил маленький кавалерист.
Он сел на коня и повернул к Караколу.
— Байзак! — проговорил Джанмурчи. — Клянусь тебе, что когда-нибудь Зеленая Оса укусит тебя прямо в сердце и ты умрешь!
Глава IV СНЫ БУДАЯ
На берегу Иссык-Куля, в верстах двадцати от города, находился летний поселок. Это был целый городок из юрт. Издали юрты похожи были на семью грибов. Они росли и исчезали так же быстро, как маслята. Осенью приезжали верховые, и городок исчезал. Шум, крики, сплетни, пестрота лиц и костюмов. Сзади желтый песок, заросший колючками, впереди синь озера. Вдалеке от пляжа, почти у самой воды, стояла одинокая юрта. Сюда привезла Марианна Будая, чтобы он отдохнул и забылся.
Лодка плыла по синей воде. Озеро расстилалось бесконечным темно-синим пространством. Впереди местами выступали желтые песчаные отмели. Вправо и влево далеко были видны горы. Берегов не было видно. Горы как будто поднимались из воды. Тяжелая и неуклюжая рыбачья лодка двигалась медленно. Юрта позади белела на сером песке. Будай медленно греб и с удовольствием слушал скрип весел. Вода стекала прозрачными каплями. Когда он смотрел за борт, были видны камни на дне. Вода была такая прозрачная, что казалось — дно поднимается и опускается при каждой легкой волне.
Впереди черной полосой начиналась глубина. Будай забыл про удочку. Он все продолжал грести. Оглянувшись, увидел, что берега с юртой почти не видно. Холодной черно-синей пропастью стала вода за бортом. Теперь было недалеко до того места, которое он посещал ежедневно. Впереди туман поднялся из воды. Там, где было серо и мглисто, по озеру протянулись полосы, сверкающие, как сталь. В небе плыли круглые летние облака. Их тени изменяли цвет воды. Вдали под солнцем все водное пространство засияло ослепительным зеркалом. Далеко у берегов вода была зеленая, как морская, и отливала в синее.
Позади в черно-синей поверхности озера отражались белые облака с обтаявшими серебряными краями. Они медленно плыли одно за другим к далекому берегу. Будай поднял весла и долго слушал звон капель. Теперь он был на месте. Он встал и чуть не упал. Неустойчивая лодка качалась при каждом движении. Будай лег грудью на борт и стал смотреть в озеро. В прозрачной зелени на желтом песке лежали каменные плиты. Будай долго смотрел на них, потом лениво ударил веслами, и лодка поплыла дальше. С невольным волнением он зорко глядел вглубь. Пересекающиеся полосы стен беззвучно поплыли внизу. Будай остановил лодку. Она медленно повернулась на одном месте. Большие квадратные тени протянулись по желтому дну в прозрачной воде.
— Где она? Ах, вот! — пробормотал Будай.
Он жадно глядел в сторону, вниз. Из темной глубины поднималась башня минарета. По углам от нее тянулись тени от черных боковых башен. Дальше виднелись какие-то постройки. Их желтые стены уходили вглубь, и тени делались все более смутными. Легкий ветер незаметно погнал лодку, и дома внизу стали опускаться в синюю пропасть.
Будай медленно плыл над древним затонувшим городом и, все более волнуясь, глядел, как стены внизу опускались. Вот недалеко под лодку медленно проплыло ярко-желтое пятно. Это свет солнца сквозь воду упал на купол минарета или вершину башни. Потом второй большой ярко-желтый круг проплыл и исчез в синем мраке. Черно-синяя, будто ночная мгла поглотила все. Будай вздохнул и взялся за трубку опия. Он сделал несколько глубоких затяжек. Потом еще. Медленно он по» вернул лодку назад. Ее погнало ветром, и снова внизу беззвучно поплыли желтые здания. Сперва они были хорошо видны в зеленом сумраке, потом стали опускаться, и синяя глубина поглотила их всех. Будай курил и слушал.