— Может, дома оставили?
— Нет, что вы, из кармана исчезли...
— Посмотрите еще раз!
— Извольте сами взглянуть: нет часов...
Пассажиры выражали свое отношение к случившемуся по-разному.
— Пригрезилось старичку, — возмущалась немолодая дама, размахивая руками в кольцах.
— Черт знает что, — не удержался мужчина в форме горняка. — Не выпрыгнули же из самолета ни часы, ни вор!
— Вызвать милицию!
— Милицию вызвать трудно, — рассудительно заметил молодой парень в косоворотке. — На три с половиной километра поднялись мы над милицией!
— Путает старичок, — поддержал даму ее попутчик. — Ошиблись, папаша!
— Позволю вам возразить: часы действительно исчезли...
— Пусть нас, наконец, обыщут! — взорвался парень в косоворотке. — Воры мы, что ли?
— Верно, верно, — заволновались другие. — Пусть нас обыщут!
— А старика наказать за клевету! — визгливо заключила дама с кольцами.
Огаркин молчал. Его совершенно не тревожило случившееся, с полным безразличием глядел он на старичка и суетившуюся около него стюардессу. Однако, когда самолет подруливал к аэровокзалу, где его поджидал вызванный по радио наряд милиции, Огаркин подошел к плотному мужчине в полувоенном кителе, пристально посмотрел в его открытое добродушное лицо, будто вспоминая, где он его видел, и сказал:
— Передайте оперативникам. — пусть обыщут меня. Они вас послушают. — Потом тихо добавил: — Я ведь все понимаю...
Двое милиционеров пригласили Огаркина в дежурную комнату. Туда же носильщик доставил его багаж. Остальными пассажирами никто почему-то не стал интересоваться...
Вскоре Огаркин и плотный мужчина в полувоенном вновь появились на летном поле.
— Насчет часов у вас ловко вышло, — сказал улыбающийся Огаркин спутнику. — Хорошо придумали? Только я сразу понял, что все это разыграно для того, чтобы без шума пошарить у меня в вещичках. И вас я приметил, товарищ начальник!
Огаркина буквально распирало от удовольствия:
— За заботу обо мне спасибо! Теперь вы знаете, что золото я не везу. Не занимаюсь этим, бросил...
Романов тяжело переживал неудачу. Казалось, все было предусмотрено, продумано — и вдруг такой просчет.
— А враг оказался умнее, чем мы думали, — сказал Ильичев после доклада начальника ОБХСС. — Обошел нас Огаркин, не удалось «потушить» Свечу. Продолжает чадить...
— Если верны наши данные, Свеча должен скоро вернуться. Будем готовы его встретить.
— Ну, а что нового слышно о Лопаеве? — спросил Ильичев, обращаясь к Доронову.
— Инженер-геолог по-прежнему ездит по приискам и участкам, собирает документы для оформления пенсии. Никаких подозрительных встреч не наблюдалось.
— Может, совесть в нем заговорила? Потому и не решается пойти на преступление.
— Возможно. И такое бывает в наше время. Но мы не смеем поверить в его перерождение, пока не проверим десять, сто раз...
На другой день стало известно, что накануне своего отъезда Свеча-Огаркин пытался скупить у старателей золото, но потом почему-то перенес срок «аукциона» на первые числа июля.
— Если это правда, то скоро Свеча пожалует, — ни к кому не обращаясь, сказал Романов и оторвал от календаря листок, на котором значилось: «30 июня».
В открытые двери кабинета показался запыхавшийся Доронов.
— Разрешите...
— Входи-входи!
— Приехал... Огаркин — здесь! Только что вышел из самолета, сел в автобус. Я принял меры...
— Все правильно! Молодец! — похвалил начальник ОБХСС, и голубые глаза его заискрились задорным огоньком. — Держись, Свеча, теперь кто кого!..
Первым делом после возвращения из своей непродолжительной поездки на «материк» Огаркин посватался к сестре заведующего поселковой столовой. Он пришел в столовую в середине дня, вызвал Ковача и при всем народе поднес ему большую корзину с «материковскими» винами.
— Сестру свою, Анну, мне отдай. Хочу под старость пожить спокойно, нужна хозяйка. А это, — пнул Свеча ногою корзину, — тебе на пробу!
Со всех сторон посыпались шуточки, замечания, послышался смех.
— Шутить... не разрешаю! — бухнул по столу кулачищем Огаркин.
С огромной, по-бычьи склоненной головой, могучими ручищами, готовый броситься и раздавить всякого, кто осмелится ему перечить, он был страшен и омерзителен.
В маленькой столовой воцарилось молчание.
Огаркин выдернул из корзины несколько бутылок вина, поставил их на стол и тоном, не терпящим возражения, сказал:
— По древнему старательскому обычаю прошу по чарке за молодых... Пить всем!
Когда вино было выпито, Ковач задвинул корзину с бутылками под прилавок и тихо спросил:
— А если Степан Гудов из тайги вернется? Он Нюрку давно приглядывает.
Огаркин сделал жест двумя пальцами, будто переламывал что-то, и зло сплюнул в сторону.
— Свадьба через неделю. Потом уедем с Нюркой на «материк». Совсем... — бросил он и, не прощаясь, тяжелой походкой двинулся из помещения.
В условном месте Огаркина ждала весточка от Павла Алешкина: «Надо свидеться».
«Зачем это я ему понадобился?» — подумал Огаркин и решил, что парень без дела не стал бы его тревожить.
«Смел, да хватки нет, — размышлял Свеча. — Ладно, что пером его тогда царапнули легко. Нужный малец!»
Встретились они вечером за поселком на низком каменистом берегу речки. Здесь можно было не опасаться, что их разговор кто-либо подслушает: шум реки был надежной защитой.
Завидя Свечу, Алешкин обрадованно пошел ему навстречу.
— Наконец-то, Свеча... А я уже чего не подумал, пока ждал неделю...
— До Москвы летал. На лечение. Зачем понадобился? Говори.
— Покупатель есть. Верный человек из Одессы. Дает куда больше, чем ты! Каждый день ко мне ходит на полигон... Иностранцам продает...
Огаркин недоверчиво слушал, соображая.
— И ты... продал?
— Продал. Сначала малость для пробы, а потом все, что скопил. Денег у меня теперь тьма!
— Где деньги?
Парень отпрянул.
— Отберешь?!
— Не-ет! Не фальшивые ли?
— Хорошие, я за четыре сотни пиджак купил в магазине.
— Эх, дура! Зачем деньги показываешь? В кассе-то давно получал?
— Завтра получка.
— А ты перед получкой за четыре сотни вещь покупаешь! Люди подумают: откуда деньги?
— Не сообразил я, — испугался Павел. — Верно, ребята уже спрашивали.
— Тебе только такими делами и заниматься...
— Уж очень он просил. И покупатель такой толковый! Весы у него маленькие с собой, деньгами чемодан набит.
— Что же он, один работает?
— Один. Командировку показывал. Будто для консультации сюда. Зубопротезный техник. Зовут Жорой. Золота просит побольше, с мелочью возиться не хочет.
Огаркин присел на гладкий валун. «Что же делать? — думал он. — Человек от Полева еще не появлялся. В Москву он, Огаркин, слетал зря. Хорошо, что не взял с собой золото. Чутье не подвело. Было бы теперь дело. Раз интересуются им, стало быть, еще что-нибудь придумают, когда с Нюркой полетит. Совсем бы неплохо продать золото прямо здесь, на месте, перекупщику и — прощай Север».
Он заставил Павла еще раз подробно рассказать об одессите. Перебивал, переспрашивал. Что же это за чудак, который платит не хуже Полева?
— Погорит, — мрачно оказал он Алешкину. — Да это нас не касается. Пусть горит!
Огаркин долго наставлял парня, как надо вести себя с одесситом, что говорить ему.
— В случае чего... — Свеча коротко взмахнул огромной рукой. — Только не бей по шее, как тогда меня. Детство. И ножа не носи. Камень такой вот возьми в кулак и... по голове. Вот сюда, так вернее... Но это на крайний случай. Мокрыми делами теперь заниматься не резон.
Порешили на том, что через несколько дней Свеча сам встретится с одесситом.
— Где и в какой час — узнаешь позже... — Они расстались.
Два дня шел мелкий моросящий дождь. Перескакивая через лужи, с трудом вытягивая из липкой грязи ставшие пудовыми сапоги, Павел шел на встречу со Свечой. Полчаса назад Ковач передал Павлу ключ от кухонной кладовки, где, по словам заведующего столовой, ждал Николай Огаркин.
«Осторожный, — думал Алешкин, — даже меня остерегается».
Павел обошел небольшой домик столовой и хотел уже отомкнуть замок кладовки, но, услышав за собой легкое покашливание, обернулся. Возле кучи порожних ящиков и бочек в пальто с поднятым воротником стоял Свеча. Небрежным кивком он пригласил старателя следовать за ним, и они молча двинулись по неширокой улочке поселка. Только возле гостиницы Свеча спросил:
— Предупредил одессита?
— Да, будет в полдень.
— Ну, тогда уговори шофера подбросить нас до районного центра, — кивнул Свеча на стоявшую неподалеку «Победу». — Меня подберешь возле почты.
Шофер дремал, напялив кепку на глаза.
— До райцентра? — лениво переспросил он Павла. — А денег у тебя хватит?
— Хватит. На почте меня товарищ дожидается, он подсобит.
— Двести рублей, меньше не могу.
— Сто... Сто хватит.
— Вон, быка видишь? Вот и нанимай его за сто рублей.
— Сто пятьдесят, — не сдавался Павел.
— Двести.
Они еще беззлобно поспорили, поторговались, и шофер согласился на сто пятьдесят.
У почты в «Победу» подсел Свеча, и машина быстро побежала по извилистой, хорошо укатанной дороге.
Когда поднялись на перевал, где стоял передвижной домик дорожников, Свеча тронул за плечо шофера:
— Постой-ка. Надо бы к другу заглянуть. Дорожным мастером работает. А ты как? Со мной, может, останешься? Потом доберемся...
Павел растерялся:
— Не знаю, мне все равно.
— Ну, тогда заглянем, навестим мужика.
Шофер запротестовал:
— Брали машину до райцентра...
— Ладно, не горюй! За сколько сговорились-то? Сто пятьдесят? Отдай ему деньги, потом сочтемся.
Проводив взглядом скрывшуюся за поворотом «Победу», они двинулись следом за ней, но через полчаса пути свернули на узенькую тропочку, убегавшую в широкий распадок.
Наконец пришли на место.