Как-то подбежала к нему расстроенная женщина:
— Что это такое, товарищ милиционер? У всех на глазах торговка набавила цену на картошку. Пять копеек на килограмм! С ума сошла! Неужто на нее управы нету?
Казалось бы, какое дело постовому до рыночных цен! Другой пожал бы беспомощно плечами, объяснил:
— Помочь не могу. Базар.
Не такой сержант Булатов. Он спокойно выслушал женщину, немного подумал и пошел с ней. Он знал: картофеля в тот день на рынок привезли мало, к обеду продали. Этим, видимо, и воспользовалась торговка.
Очередь у прилавка шумела.
— Почему цену повысили? — спросил сержант у торговки.
— Картошка моя — сколь хочу, столь и прошу.
— Но вы только что продавали дешевле.
— Ну и что? Базар цену знает!
— Но базар знает и совесть!
— Напишите протокол за спекуляцию! — донеслось из очереди. — Ишь, какая выискалась!
Виктор Павлович понимал: составлять протокол нет оснований. Он убеждал торговку до тех пор, пока она не сдалась.
В один из октябрьских дней шестьдесят пятого года рынок кипел своей обычной жизнью. На посту было все спокойно, и сержант Булатов неторопливо передвигался от павильона к павильону, временами ненадолго останавливался с знакомыми, обменивался рукопожатиями. У мясного павильона задержался: из репродуктора неслись щемящие сердце слова песни:
Дымилась роща под горою,
И вместе с ней горел закат…
Нас оставалось только трое
Из восемнадцати ребят…
…Как будто вновь я вместе с ними
Стою на огненной черте…
Виктор Павлович тяжело вздохнул. Память перенесла его в суровые военные годы… Задумавшись, Булатов не заметил, как к нему подошел милиционер Харитонов.
— Между голубыми киосками двое подозрительных, — сообщил он. — Продают новый костюм.
— Идем, — бросил Виктор. — Я справа пойду, а ты слева — не ускользнут.
— Один здоровый, дьявол, высокий.
— Если что, я беру его. Ты другого.
— Ладно.
Задержанные не сопротивлялись. Предъявив паспорта, они громко возмущались, грозили жалобой прокурору. На шум собралась толпа. Нашлись заступники:
— Зачем пристаете к ребятам, портите им настроение? Никому они не мешали, не скандалили, трезвехоньки!
— Известно — милиция! Всегда придирается!
Милиционеры с укором глядели на «адвокатов», молча увели задержанных в служебную комнату. У порога Булатов шепнул Харитонову:
— Я видел за мясным павильоном нашу машину. Посмотри, если не ушла — подъезжай, отправим в отдел. Там разберутся.
Харитонов кивнул головой и выскользнул за дверь.
— Садитесь, — предложил Виктор Павлович задержанным, продолжая стоять у двери.
Низкий сел на деревянный, обитый железом, ящик. Долговязый незаметно выдвинул вперед левую ногу, буркнул:
— Насиделись.
И в неуловимый миг корпус его развернулся вправо, потом качнулся вперед… Булатов успел увернуться. Кулак вскользь задел бровь, сбил фуражку. Ловким ответным ударом сержант свалил долговязого на пол, всем телом навалился на него сверху. Тут же вспомнил о втором, оглянулся и… увидел над головой блестящую отвертку. Рывок — и второй тоже оказался на полу.
В эти секунды долговязый сумел вывернуться, бросился на улицу.
— Держите! — крикнул Булатов в раскрытую дверь и метнулся за убегающим. Сержант видел, как долговязый рухнул на асфальт метрах в четырех от порога: ему кто-то подставил ногу. В два прыжка Булатов оказался у противника…
В кабинете следователя задержанные поочередно давали показания. Выяснилось, что за шесть краж и грабеж их разыскивала челябинская милиция. Оба не раз бывали там, где хождение ограничено колючей проволокой. В Курган заявились с целью: продать часть украденных костюмов, сорочек, меховых воротников, которые держали в камере хранения, и, если удастся, совершить новое преступление.
Но по каким бы дорогам вор ни ездил, его настигнет возмездие.
Нападение на постового Булатова не помогло преступникам уйти от расплаты, им не удалось скрыться. Да и откуда им знать, что в прошлом Виктор Павлович — фронтовой разведчик, не в таких переделках бывал. В восемнадцать лет на его грудь легла первая боевая медаль «За отвагу», в девятнадцать — «За взятие Вены», потом еще две правительственных награды украсили мундир. Уголовники не знали и другое: Булатов превосходный спортсмен, награжден шестью грамотами и тремя дипломами.
— Мы не за то воевали, — озабоченно говорит Виктор Павлович, — чтобы кто-то мешал нам спокойно жить.
— Да, так оно. — Я молча протягиваю сержанту папиросу. Он крутит головой.
— Не курю.
— Давно?
— Отроду.
До прихода на службу в милицию Виктор Булатов был активным ее помощником: бригадмильцем, дружинником, нештатным участковым уполномоченным. В мае шестьдесят пятого по рекомендации парткома мясокомбината, где он работал электриком, надел синюю форму с красными погонами. С того дня неоднократно поощрялся за активную борьбу с преступностью и с нарушителями общественного порядка, награжден значком «Отличник милиции».
День на исходе. Близится вечер. Мы с Виктором Павловичем не спеша проходим вдоль торговых рядов. Отшумел колхозный рынок. Происшествий не было. Все спокойно.
Под сапогами хрустит притоптанный к асфальту снег. Сверху плавно опускаются легкие кристальные пушинки.
— Пост на рынке трудный, — говорит начальник отдела милиции Октябрьского района подполковник Геннадий Александрович Колебин. — Раньше средь белого дня обворовывали ларьки. Сейчас за рынок мы спокойны. Там порядок. В шестьдесят шестом году преступлений вообще не было.
— В чем же секрет? — поинтересовался я.
— Никакого секрета. Просто сержант Булатов очень активный постовой.
— Выходит, не просто постовой, а хозяин рынка?
— Не возражаю.
Подполковник улыбается, хотя улыбка — редкая гостья на его лице. Он на похвалы не щедрый.
ТРУДНОЕ ДЕЛО
Когда Александра Никандровна Горшкова принимала дела, ей сказали:
— Самое трудное из всех дело по розыску Шумова. Два года искали — никаких следов, как в воду канул.
— Учту, — ответила она, складывая бумаги в несгораемый сейф.
Вскоре занялась изучением дела Шумова Ивана Никитича. Заявление о розыске поступило от его сестры Валентины. До семи лет они были в одном детском доме. Потом Валя заболела, ее положили в больницу, а после выздоровления направили в другой детский дом. Брат и сестра в то время разыскивали друг друга, переписывались. Иван писал из Денисовки Кустанайской области. Но однажды Валентинино письмо возвратилось с пометкой: «Адресат выбыл». И она несколько лет ничего не знала о брате. Все самостоятельные попытки разыскать его оказались напрасными. Тогда она обратилась в Курганскую милицию.
Года и места рождения брата Валентина не знала, как и не знала, впрочем, где сама родилась. Иван писал как-то, что у них были еще сестра Нина и бабушка, но где они жили или живут, не сообщил.
Двухлетняя переписка милиции с многими районами Кустанайской области результатов не дала. Ответы поступали однообразные и краткие: «Шумов Иван Никитич не проживает и не проживал…»
— Вот и все, — задумчиво вздохнула Александра Никандровна, перевертывая последнюю страницу дела. — М-да, небогато.
Горшкова встала, подошла к окну. На улице — ветер, осенний дождь, мелкий, густой, назойливый. Холодно. По стеклам вниз сбегали извилистые капли-слезы. Перед окном вздрагивал одинокий клен. «С чего же начать розыск? — думала Александра Никандровна, возвращаясь к столу. — Если с самой Валентины? Попытаться установить, когда и откуда привезли ее в наши края? Может, какие-нибудь хоть мелочи вспомнит».
Валентина Шумова, серьезная и тихая, сидела на стуле, изредка несмело поглядывая на черноволосую женщину средних лет с ласковыми карими глазами. На все вопросы неторопливо отвечала: «Не помню… Не знаю…»
— Валя, а в детском доме были девочки старше тебя?
— Были.
— Они не говорили, откуда вас привезли, из какой области?
— Нет, не говорили.
— А про войну ничего не рассказывали?
— Про войну? Рассказывали.
— Что?
— Говорили, что на наш поезд немецкие самолеты бросали бомбы. Многие малыши погибли, а мы как-то уцелели… Страшно, говорят, было. Нас прятали в лесу.
Валентина замолчала.
— Рассказывай, рассказывай, Валя, дальше.
— Я больше ничего не знаю.
— В каком году это было?
— Не знаю. Ведь я была совсем маленькая.
— А фотокарточки с Ивана у тебя, случаем, нет?
— Есть. Присылал из Демьяновки.
— Принеси, Валя, пожалуйста. И свою тоже. Договорились?
— Ладно.
Александра Никандровна тепло попрощалась с Валентиной. «Значит, детей увозили от линии фронта, от ужасов войны», — думала Горшкова, и ей на миг представилось, как уходит эшелон с детьми на восток, воют бомбы, со свистом врезываются в середину эшелона… Варварство!
После долгих расспросов, трудных поисков Александра Никандровна установила, что Шумовых в числе других детей привезли в Курганскую область в 1943 году, но откуда — неизвестно.
Где в это время проходил фронт? Курск? Орел? Белгород?… На запад полетели запросы, требования, письма, в которых Горшкова просила установить, не из такого ли города эвакуировали Шумовых в Зауралье. И вскоре из Курска пришла радостная весть:
«В 1943 году значатся эвакуированными Шумов Иван Никитич, 1937 года рождения. Шумова Нина Никитична, 1934 года рождения и Шумова Валентина Никитична, 1940 года рождения, уроженцы деревни Игуманка Белгородской области…»
Александра Никандровна торжествовала: наконец-то первый проблеск! Место рождения установлено, возраст тоже. Теперь легче будет продолжать поиски. Но радость оказалась преждевременной. Из Белгорода поступило загадочное сообщение: Шумовы — Иван, Нина и Валентина — действительн