— Конечно, конечно...
— Я думаю поручить разрабатывать эту версию капитану Синицыну.
— Он закончил дело с Вовостей?
— Почти все сделал... А Вовостю надо передать в райотдел по территориальности. Пусть там товарищи поработают...
— Так, так...— Рогов нахмурился. Опять вспомнилось утреннее: неужели действительно Байдалов хитрит?
— Ладно, дайте дело мне, а я распоряжусь.— Полковник уселся в свое кресло и придвинул Байдалову развернутую на столе карту. Лицо его стало сосредоточенным.— Вот здесь найден труп неизвестного. Ехать будете этой дорогой, она там только одна. Для ориентировки возьмите карту.
Пока Байдалов свертывал карту, Рогов достал из тумбочки бутылку минеральной, налил полстакана, выпил. Закрывая бутылку, сказал:
— Сегодня поступили новые вещественные доказательства. Найден пистолет, из которого был произведен выстрел в буфете.
Капитан резко поднял голову:
— Где? В городе?
— Близ станции Беслан, на насыпи...
— Значит, преступники покинули наш город... Неужели разнюхали о том, что мы напали на след?
— А почему «преступники»?
— Я считаю, товарищ полковник, что их было не меньше двух.
— Доводы?
— Убитый сидел в машине сзади шофера. Застрелить его мог кто-то третий. Водителю сделать это было невозможно, одновременно управляя автомашиной.
— Может быть, вы правы,— согласился Рогов и встал.— Нам надо убедиться, что убитый на Сунженском хребте — шофер машины Никита Орлов.
Байдалов понял, что полковник торопит его. Он вытянулся:
— Разрешите идти?
— Поезжайте.— Рогов проводил капитана до дверей и вдруг вспомнил: — Да, вот еще что. Шапочка сейчас сообщил, что в его «Победе» недостает запасного баллона. Вы это имейте в виду...
Байдалов удивленно поднял бровь и вышел.
У дверей его кабинета стоял Синицын.
— Ну вот, а говорил, чтоб через минуту...— недовольно протянул он.
Байдалов молча открыл дверь, вошел, начал собираться: достал из сейфа пистолет, проверил, положил в карман. Через плечо повесил планшетку и вложил в нее карту, которую принес от полковника. Только после этого посмотрел на томившегося у двери Синицына.
— Послушай, Синица,— медленно заговорил он.— Последний раз я пошел тебе на уступку: уговорил полковника передать дело Вовости в райотдел...
— Уговорил, Тимофеевич? — радостно воскликнул Синицын.— Ай да молодец! Теперь порядочек!..
— Но это, повторяю, в последний раз.
— Понятно, понятно... Очень мудро решил, Тимофеевич. Я же говорю: быть тебе начальником УРа... Порядочек!
— Ладно, меньше трепись. Будешь работать со мною.
— Это, я понимаю, забота. По гроб жизни помнить буду, Тимофеевич. С тобою, я знаю, не пропадешь. Премия, считай, в кармане. Порядочек. Да я теперь в лепешку разобьюсь...
— Трудновато тебе это сделать,— усмехнулся Байдалов и, взглянув на часы, заторопился: — Ты иди сдавай дело секретарю отдела, скажи ей, чтобы передала полковнику. А потом займешься тем парнем, которого я просил запомнить.
— С усиками?
— Да. Анатолий Крейцер, заместитель директора обувной фабрики. Это будет твой подопечный. Ясно? Вопросы потом, когда я приеду. Пошли...
Глава 18„А ВЫ ПАПКУ МОЕГО ЗНАЕТЕ?“
Калитку открыл старик в длинной белой рубашке навыпуск, усеянной крупным голубым горохом и подвязанной шнурком.
— Добрый день,— поздоровался Гаевой.
— Ась? — дед приложил сухонькую ладонь к уху.
— Мы опять к вам,— громче сказал Илья Андреевич.— Можно?
Старик долго всматривался в него подслеповатыми глазами и, щурясь на солнце, чесал пальцами седой клинышек бородки. Потом узнал:
— А-а! Это вы. Из милиции. Милости прошу.— Он отступил назад, улыбаясь беззубым ртом.
Гаевой и Тимонин зашли во двор. Здесь чисто, прохладно. Над аллеей и до самой крыши вился виноград, образуя красивую и пахучую галерею. Дальше — с десяток подбеленных, будто наряженных в фартуки, вишен, а между ними, у водопроводного крана, — два пчелиных улья.
— У Орлова... есть кто дома? — запинаясь, спросил Гаевой.
— Есть, сегодня есть,— весело заговорил дед.— А то два дня пусто было, вовсе никого. Мне и скушно. Я человек, можно сказать, общительный, артельный, люблю словцом побаловаться. И вдруг поговорить не с кем... А нынче не то... Ишь, как лихо смеется тезка-то мой...
Из раскрытого окна донесся захлебывающийся смех ребенка. Тимонин и Гаевой переглянулись.
— Заходите, заходите,— пригласил старик.— А я сейчас... Открою ульи...
В комнате было шумно. Из-под кровати, застеленной серым солдатским одеялом, торчали ноги, обутые в кирзовые сапоги, и кто-то басом пел:
— Я коза-дереза, за три копейки куплена...
А посередине комнаты стоял белоголовый мальчишка с веревочным кнутом в ручонке и, топая ножкой и смеясь, командовал:
— Выходи из зайкиного дома!..
Услышав, что скрипнула дверь, мальчик быстро повернул головку, посмотрел на вошедших живыми, искрившимися от смеха глазами.
— Вы к папе?
Из-под кровати вылез хозяин кирзовых сапог, одетый в милицейскую форму.
— Степан? — удивился Тимонин.
— Так точно.— Гаврюшкин грустными глазами взглянул на старшего лейтенанта, развел руками: — Полковник Рогов прислал. Надо, говорит, отправить... в детдом... Да вот...
Сержант не договорил и, тяжело вздохнув, сел на кровать.
Мальчишка сразу заинтересовался военным. Он подошел к нему, тронул за руку:
— Мой папка тоже был солдатом. Вы его знаете?
Тимонин вздрогнул. На него смотрели ясные, как весеннее небо, глаза мальчишки, которым невозможно соврать и которым страшно говорить правду... Борис присел на корточки, прижал к себе теплое и ласковое тельце ребенка, взволнованно прошептал:
— Егорка...
Мальчик радостно заглянул в лицо:
— Вы и меня знаете?
— Да, малыш, знаю...
— И папку?
— Да...
— Вот он какой! — Егорка вырвался из объятий Тимонина и подбежал к столу. — Тетя Марина, дайте...
Только теперь Тимонин заметил в глубине комнаты девушку в простеньком цветастом платье, с длинными, до пояса, косами. Она гладила электрическим утюгом детскую рубашку, краем глаза посматривая на вошедших.
— Что тебе? — Девушка поставила утюг и наклонилась к мальчику.
— Ту карточку. Там солдаты и русский танк.
— А если разобьешь?
— Не-е...
Егорка обеими ручонками схватил фотокарточку в застекленной рамке и протянул ее Тимонину.
— Вот мой палка,— гордо произнес он, тыча пальчиком в стекло.
Борис сразу узнал эту фотографию, сделанную фронтовым корреспондентом. Она была опубликована в газете 2-го Украинского фронта, вырезку из которой Тимонин хранит до сих пор. На снимке — окраина стобашенной Златой Праги. Улица, мощенная булыжником, перегорожена перевернутым трамваем, железными бочками, мешками с песком. К баррикаде подошли два советских танка с бойцами на броне. Им навстречу выскочили ликующие чешские повстанцы, в воздух летят кепи, цветы... Незабываемая встреча. На первом танке прямо на стволе пушки сидит в накидке и с автоматом Никита Орлов, а рядом держится за его плечо Борис Тимонин с перевязанной головой...
Такая фотокарточка была только одна: ее выпросил Никита у корреспондента, которого ему поручили на второй день сопровождать в редакцию.
— Вот мой папка,— еще раз напомнил Егорка.
— Я вижу, вижу,— очнулся Тимонин. — Он.., А рядом с ним я...
— Это? С белой головой? А почему?
— Перевязан бинтом.
— Вас фашисты стрельнули?
— Да, Егорка...
— А папку нет?
— Его... нет...
Егорка! — позвал от стола Гаевой, тихо беседовавший до этого с девушкой. — Пойдем гулять на улицу.
— Я с тетей Мариной и с дядей Степой пойду,— ответил мальчик.— Ага, мы в парк пойдем, на самолете будем кататься...— Он повернулся к Тимонину, которого уже признал своим: — А вы пойдете?..
За окном затрещал мотоцикл и остановился у дома.. Кто-то постучал в калитку. Егорка бросился к окну:
— Папка, папка приехал!..
Дверь распахнулась. На пороге вырос Саша Рыбочкин, запыленный, чуточку взволнованный. В белой тенниске с молнией, серых брюках и сандалиях он казался совсем мальчишкой.
— Илья Андреевич,— быстро заговорил эксперт,—я, за вами и старшим лейтенантом.
— Что случилось?
— Сейчас едем...
— Тогда пошли. — Гаевой обеими руками пригладил волосы, направился к двери. Потом остановился,повернулся к девушке: — Вы сделаете все сами, Марина?
— Конечно, Илья Андреевич, — ответила та.— Ведь уже все договорено.
— Сержант, поможете ей.
— Есть,— козырнул Гаврюшкин.
Уже захлопнулась дверь за Гаевым и Рыбочкиным, а Тимонин не мог оторвать взгляда от Егорки. Мальчик не понимал, о чем говорили взрослые, но, видимо, тревожное чувство проникло и в его трепетное сердце. Он глядел на всех широко открытыми голубыми глазенками, в которых застыло недоумение, любопытство и какое-то невысказанное желание...
Саша вел мотоцикл на бешеной скорости. Ехали молча. Переезжая трамвайный мост, Рыбочкин, чуть повернув голову назад, спросил:
— Вы где живете, товарищ старший лейтенант?
— Что такое? — не понял Тимонин, занятый своими думами.
— Где живете?
— В поселке Щорса. Наверх, по улице Павла Мусорова, потом налево...
— Знаю.— Саша сбавил скорость, вытянул левую руку в сторону, показывая поворот.— Сейчас оставим Илью Андреевича в управлении и поедем к вам. Вы должны надеть штатское...
Глава 19 ОН НЕ МОГ ЭТОГО СДЕЛАТЬ!..
Ехали в открытом восьмиместном «газике». Капитан Байдалов держал на коленях развернутую топографическую карту и, время от времени заглядывая в нее, тихо говорил шоферу:
— Сейчас будем сворачивать вправо, Володя. Прибавь...
Володя Данилов, смуглый, худой парень, заядлый рыбак и охотник, исходивший горы вдоль и поперек, злился:
— Бросьте вы свою карту, товарищ капитан! Что я дороги не знаю, что ли? Обидно...