С тех пор прошло двадцать лет, но выше опера Синицын не поднялся. Работа ему приелась, и выполнял он ее как по обязанности, не чувствуя душевного влечения и дыхания времени. Он твердо усвоил: в милицию просто так не вызывают, а раз человек туда попал, значит, в чем-то виноват...
У Синицына была одна характерная черта: он, как говорят охотники, умел держать нос по ветру. Создается по какому-нибудь делу оперативная группа — Синицын тут как тут. Он постарается сделать все, чтобы его включили в состав этой группы. Ведь в коллективе работать лучше: ты, скажем, ошибся, тебя поправят товарищи. У Синицына это правило звучало несколько по-иному: я не смогу, за меня сделают другие, а славу поделим поровну... Ни одна операция, особенно с выездом в горы, не обходилась без участия Синицына. На него, как правило, возлагались обязанности хозяйственника: он умел организовать хороший ночлег со всеми удобствами и обильным ужином.
Но в последнее время все труднее стало Синицыну попасть в состав опергруппы. Начальник уголовного розыска потребовал завести личные счета на каждого сотрудника, чтобы видна была доля его труда. Дважды Синицыну поручались самостоятельные дела. Оба раза он их проваливал. Выручало отточенное мастерство подхалима, которым Синицын владел в совершенстве. Не подвело оно его и с делом Вовости: Байдалов любил лесть...
— В последний раз, говоришь? — зло ухмылялся Синицын, бегая по пустому кабинету.—Врешь!.. Я тебя очень хорошо знаю. Ты еще не одну уступку мне сделаешь, выскочка! Не так-то легко от меня отделаться...
Он подбежал к дверям, проверил, заперты ли, и снова, взлохмаченный, злой, принялся ругать Байдалова:
— Ишь, тебе мои методы уже устарели. А раньше были в самый раз? Синицын тебя, сопляка, в люди вывел. Ты же у меня в стажерах ходил! А теперь стал начальником отделения и нос воротишь?
Синицын расстегнул ворот: одолевала духота. Он раскрыл окно, но прохлады не было, на улице сияло солнце, асфальт давно просох, от дождя не осталось и следа.
— Говоришь, сгорю? — никак не мог успокоиться Синицын. Он налил воды в стакан, залпом выпил и погрозил в дверь волосатым кулаком:— И ты вместе со мной!..
Зазвонил телефон. Синицын нервно вздрогнул, зачем, то сел за стол, пододвинул к себе раскрытое уголовное дело Вовости и только потом взял трубку.
— Слушаю,— важным баском сказал он.— А кого надо? Байдалова? Его нет, но я его... заместитель. Так... Порядочек!..
Синииын долго слушал, периодически повторял «так... порядочек», потом перебил:
— Ты, друг, покороче. Фамилию его знаешь? Петр Мослюк? Минуточку, я запишу...Так... Шофер автобазы? Есть. А где живет? Порядочек! Приезжал домой на серой «Победе»? И с тридцать первого мая дома нет? Ясно. Доложу. Пока.
Синицын положил трубку, еще раз перечитал свои записи на листке.
— Байдалову передать? — проговорил он.— К черту! Пусть сам соображает...
В этот момент снова зазвонил телефон. В трубке послышался полный возмущения голос секретаря отдела Вареньки:
— Когда же вы дело принесете? Я вас полчаса жду. Рабочий день давно кончился...
— Сей минут, Варюша,— закричал Синицын.—Лечу! Как пуля...
Он захлопнул лежавшую на столе папку, сунул ее под мышку, тщательно запер сейф, ящики стола, закрыл окно и вышел. Шагая по уже опустевшему коридору, Синицын думал о том, что надо бы заглянуть в отдел кадров, подсказать там, чтобы не забыли послать на него наградные документы в Москву за выслугу. Все-таки двадцать лет службы. Положено — отдай...
Глава 21ЛЮДИ ВСЕГДА ПОМОГУТ
Давно уже зашло солнце, когда осмотр места происшествия на Сунженском хребте был закончен. Сотрудники составили протокол, в присутствии понятых зафиксировали все вещественные доказательства. Труп уложили в автомашину.
— Будете вскрывать? — спросил Тимонин доктора.
— Обязательно,— ответил Толоконников.
— А потом?
— Родственники заберут, похоронят.
— У него никого нету. Сынишка только... маленький...
Толоконников виновато посмотрел на Бориса, тонкими пальцами поправил очки, вздохнул.
Подошел Байдалов. Он снял с машины свой плащ, повесил через плечо планшетку и распорядился:
— Илья Андреевич, вы с товарищами поезжайте домой. Доложите обо всем полковнику, он, наверное, ждет нас. Саша, а тебе придется сегодня задержаться в лаборатории, проверишь найденную гильзу. Сможешь?
— Раз надо, значит, смогу, товарищ капитан.
— А мы с лейтенантом Гигиевым остаемся здесь, поговорим с чабанами.
— За вами прислать машину? — спросил Гаевой.
— Не надо. Доберемся на попутных.
— А что вы есть будете? — спросил Саша и полез в карман.— Вот у меня есть печенье, возьмите...
— Не беспокойся, Саша, горцы — народ гостеприимный. Поезжайте...
Через минуту на хребте остались только Байдалов и Гигиев со своей овчаркой. Быстро сгущались сумерки.
Байдалов перекинул плащ на руку, пощупал в кармане пистолет.
— Вот что,— сказал он,— давайте договоримся. Друг друга не называть ни по имени, ни по званию. С виду мы люди штатские, одним словом — туристы.
— Понятно,— улыбнулся Гигиев,— хотя наших людей трудно обмануть.
— Это верно. Ну, пошли.
— Напрямик?
— Нам не привыкать лазать по горам. Айда.
Гигиев отцепил поводок у собаки, тихо скомандовал:
— Дези, рядом!
Они стали спускаться вниз. Вдалеке в синеющей в сумерках лощине паслась отара. На склоне, чуть ниже, темнели постройки колхозной фермы. Казалось, недалеко. Но пришлось идти долго.
К самой ферме работники милиции не стали подходить. Остановились у стоявшей на отшибе низенькой землянки, вросшей в бугор. Накрытая сверху соломой, аккуратно побеленная, она весело поблескивала окошками, будто приглашала путников зайти и отдохнуть. Рядом стояла видавшая виды бричка, на ней—пузатая бочка с водой. Недалеко паслись круторогие быки, отмахиваясь хвостами от назойливых слепней.
Из-под брички вылез небритый и угрюмый на вид мужчина без рубахи. Зализывая языком цигарку, он направился к пришельцам, исподлобья разглядывая их.
— Вам кого надо-оть?
Байдалов переглянулся с Гигиевым и, застегивая наглухо плащ, спросил:
— Где заведующий фермой?
— А зачем? — мужчина, прикуривая, в упор посмотрел на него, остановил взгляд на овчарке.
— Мы из района...
— Понятно,— буркнул он, но, сделав несколько глубоких затяжек, добавил: — Заведующий уехал в станицу, сегодня — суббота. Может, я вам смогу пособить?
— А вы — кто?
— Водовоз. Большаков моя фамилия, Федор Лукич...
— На шоссе как выбраться? — спросил Байдалов, пытливо разглядывая мужчину.
— Идите по-над скирдой. Держитесь правой стороны.
— А машины здесь ходят?
Большаков помолчал. Установилась тягостная тишина.
— На попутную сможем попасть? — добавил Байдалов.
— Ходят редко. И то — которые заблудят.
— И легковые?
Федор Лукич наморщил лоб, почесал загорелую волосатую грудь, подумал с минуту, потом вспомнил:
— Несколько дней назад вроде проходила одна. Атак не бывает...— Он опять затянулся дымом и повторил:— Точно, проходила. Вон там у скирды стояла. К ней еще Ванька-Соколок подбегал...
Большаков закашлялся от табака. Байдалов попросил:
— Угостите нас самосадом. Папиросы все вышли...
— Это можно.—Федор Лукич достал из кармана цветастый замусоленный кисет и протянул капитану:—Берите...
Неумело свертывая цигарку, Байдалов как бы мимоходом обронил:
— А кто это — Соколок?
— Да мальчонка у нас тут на покосе. Шустрый такой
— Помогает? Или с отцом?
— Нет батьки у него, на фронте погиб... Вот Ваня и помогает матери. Сразу после школы пришел к нам лошадей пасти. Сейчас вот угнал в ночное.
— Далеко?
— В той лощине.— Большаков махнул рукой в сторону скирды.
— Один?
— Угу.
— Не боится?
— Привык. Второе лето у нас.
— Ну, а как сено в этом году? — повернул разговор Байдалов.
— Сено хорошее, сочное. Если убрать вовремя, с кормами будем...
Лейтенант Гигиев почувствовал, что разговор надо заканчивать, и громко сказал:
— Нам пора домой, а то ведь совсем темно становится.
— Да, да,— встрепенулся Байдалов,— пошли. Бывайте...
— Всего хорошего.— Федор Лукич поплевал на ладонь, растер цигарку и, вытирая руку о штаны, направился к землянке.
Скрипнула рассохшаяся дверь...
А офицеры милиции торопливо шли к скирде сена, одиноко стоявшей у дороги. В небе появились первые звезды.
У скирды остановились. Лейтенант поинтересовался:
— Пойдем к Соколку?
— Обязательно. Нам нужно узнать подробности о машине.
— Давайте напрямик, через бугор.
— Не заблудимся?
— Что вы! — обиделся проводник.— Ведь с нами Дези. Да и по костру найдем. В ночном всегда костер палят.
— Сдаюсь,— усмехнулся капитан.— Пошли.
* *
*
Пока переваливали через бугор и спускались в лощину, стало совсем темно. Усыпанное крупными, как виноградные гроздья, звездами небо, казалось, опустилось ниже и, будто ковшом, прикрыло на ночь землю. Звенели цикады.
Офицеры шли молча. Гигиев держал на поводке Дези. Собака, навострив уши, бежала впереди, нетерпеливо оглядываясь на хозяина. Когда прошли с километр, она заволновалась и стала рваться с поводка. Еще один бугор. Почти рядом блеснул костер. Послышалось тревожное ржание лошади.
От костра донесся ломкий мальчишеский басок:
— Кто идет?
— Свои, Ваня,— ответил Байдалов.
Офицеры подошли. С земли поднялся худенький паренек лет четырнадцати и, подложив в огонь дровишек, перешел на другую сторону костра. На коротком рукаве его белой рубашки вспыхнули на свету две красные поперечные полоски.
«Пионерский командир»,— с одобрением подумал Байдалов и, поздоровавшись, спросил: