Борис почувствовал в душе неприятный холодок, он напряженно следил за полковником и ждал. А Василий Вакулович не спешил. Он достал из тумбочки минеральную воду, наполнил стакан, понаблюдал, как поднимаются в нем снизу и вспыхивают наверху мелкие пузырьки. Сделав несколько глотков, взглянул на Тимонина. хмуро сказал:
— Садитесь и расскажите, как вы сегодня отпустили на свободу... — Рогов сделал паузу, чтобы не повторять слова «преступник», сказанного Брюхановым, ведь он сам сомневался в виновности Вовости, но проверить было недосуг,— ...арестованного.
— Какого? — опешил Тимонин.
— Миронова. Вовостю,
И Борис заговорил — проникновенно, горячо, взволнованно. Он рассказал все по порядку: о своих сомнениях, о первом неудачном разговоре с Вовостей, об эксперименте с «Волгой», о посещении военкомата. Да, он отпустил Вовостю потому, что рассмотрел под его напускным блатным лихачеством человека, которого еще можно вернуть в жизнь, который еще станет полезным обществу. Может, он сделал это необдуманно, без ссылок на статьи кодекса, которые еще знает нетвердо, а только по интуиции, по подсказке своего сердца, но ведь верить человеку надо, без этой веры просто жить невозможно...
Тимонин говорил долго, сбивчиво. Василий Вакулович слушал, не перебивая, пряча под густыми бровями лукавые искорки в глазах. Когда Борис замолчал, взволнованно перекладывая из руки в руку пресс-папье, полковник усмехнулся и неожиданно перешел на «ты»:
— Для начала накрутил ты многовато. Ну, да ладно, разберемся. А взыскание на тебя все-таки придется наложить. Ты поступил опрометчиво, своевольно. Это — партизанщина в самом худшем смысле слова... — Он снова глотнул воды из стакана. — А насчет веры ты хорошо сказал. Верить человеку надо, Борис, но только тому, кто этого заслуживает. Можешь идти. Не забудь посетить Владимира Миронова и узнать, как он устроится на работу.
— Есть! — повеселевшим голосом ответил Тимонин, вскакивая со стула. Круто повернувшись по-уставному, через левое плечо, он пошел к выходу. Уже в дверях его окликнул Рогов:
— Минутку, Борис. Андрей письмо прислал, тебе привет.
— Спасибо, Василий Вакулович.
— Он обещает приехать в отпуск.
— Да ну? Вот здорово! — засиял Тимонин. — Пусть непременно приезжает, я очень жду его!..
Уже давно в коридоре затихли шаги Бориса, а Василий Вакулович сидел, не шевелясь, за столом, и думал об Андрее, и ему казалось, что сын только что вышел от него...
Глава 33ОШИБКУ МОЖНО ИСПРАВИТЬ...
Об этом задании знали только трое: полковник Рогов, капитан Байдалов и Тимонин. Накануне вечером они долго совещались в закрытом кабинете. Потом Василий Вакулович заторопился в комсомольский штаб и на прощание сказал:
— Вы, Байдалов, подробно объясните Тимонину, что и как нужно делать. Снабдите всем необходимым.
— Слушаюсь,—ответил капитан.
Байдалов завел Тимонина к себе, достал из шкафа синий потрепанный комбинезон, широкий брезентовый ремень с цепями, какие носят обычно монтеры, и железные когти.
— Забирай свою амуницию,— улыбнулся он.
Ночью был сильный ветер. А утром по улице Кирова, не торопясь, шел вразвалку здоровенный монтер в синем комбинезоне, подпоясанный брезентовым ремнем.
На могучем плече у него висели железные когти. Он подошел к столбу, долго смотрел вверх, задрав русоволосую голову. Затем надел когти, закрепился вокруг столба цепью и стал подниматься. По тому, как монтер делал все это, видно было, что сегодня он не на первый столб лезет. Наверху он надел резиновые перчатки, пощупал провода у изолятора, что-то покрутил плоскогубцами. Возился недолго и слез. И опять также неторопливо направился к следующему столбу...
У дома № 34 его ждала, нахмурив брови, пожилая женщина. Еще не поздоровавшись, начала отчитывать:
— Так-то вы, дорогие электрики, работаете? Свет погас в первом часу ночи, я сообщила вам тогда же, а вы :только идете?
Русоволосый монтер с голубыми глазами добродушно улыбнулся:
— Вы, тетушка, не кричите. Сейчас исправим. Не у вас одних порвало провода. Ветер ночью натворил делов-то.
Он полез на столб. На ходу спросил:
— А это что ж, ваш дом?
— Где там! Я не здесь живу,— успокаиваясь, ответила женщина,— совсем на другой улице.
— Чего ж за других-то стараетесь?
— По штату положено, квартальная я.
— А-а... Ну, тогда, верно, заботиться надо.— Монтер с серьезным видом повозился у изоляторов, удивился:— Так тут же все в порядке.
— А свету почему нет?
— Надо проводку в доме проверить.
— Тогда проверяй поживее, пока люди на работу не ушли.
Женщина провела монтера в широкий, чистый двор, в который выходили три крыльца.
— В каждом подъезде тут по две квартиры. Начни вот с этой. Здесь хозяйка рано встает, чтобы до работы мальца в садик отвести. Одна она мается, муж, шайтан, куда-то укатил.
— В командировку?
— Кто его разберет: не работает, а разъезжает,— сердито проговорила квартальная и постучала в окно.
Дверь открыла молодая бледная женщина с полотенцем в руках.
— Доброе утро, Зина.
— Здравствуйте. Ко мне?
— Вот монтера из электросети привела. Проводку в комнате проверит.
— Заходите, пожалуйста,— пригласила Зина и облегченно вздохнула.
— Ну, вы тут смотрите сами,— сказала квартальная,— а мне некогда, пойду я.
— Ладно,— улыбнулся монтер, — как-нибудь справлюсь. Где у вас в квартире есть пробки?
— В кухне. Сюда пройдите.
Зина показала монтеру доску, где были установлены счетчик и предохранительные пробки, а сама побежала в другую комнату, откуда доносился капризный голос ребенка.
Осмотрев проводку в кухне, монтер перешел в комнату.
— Сюда можно?
— Пожалуйста,— ответила женщина и обратилась к малышу: — Сынок, надо здороваться с дядей.
Толстенький кудрявый мальчик, одетый в голубую матроску, пролепетал что-то и уткнулся матери в плечо.
— Стыдно стало?—засмеялся монтер.— Ничего. Ты скажи: вот подрасту и умнеть начну. Верно?
— Быстрее бы рос,— вздохнула хозяйка.
— Это желание всех матерей...
Монтер разговаривал, а сам осматривал проводку, патрон электролампочки, висевшей над маленьким столиком, шарил глазами по углам комнаты. На тумбочке стоял радиоприемник, накрытый кружевной салфеткой, а на нем — невысокая пузатая ваза с засохшими цветами. Монтер наклонился к приемнику и за вазой увидел коробку цветных карандашей, на которой четко выделялась надпись: «Спартак». Он вздрогнул. «Верно говорил Степан, — мелькнуло в голове. — Что же делать?»
— Ничего,— улыбнулась Зина,— не волнуйтесь: Пустяки.
— Я сейчас соберу... вот и вот... еще один... где же он?.. Красного не хватает... закатился куда-нибудь...
— Не ищите, его нет.
— Как же так? — удивился монтер.— Должен быть. Карандаши-то новые, только из магазина.
— Это отец наш такие принес,—ответила Зина и потихоньку вздохнула. — Он сыну обещал раскрасить тетрадь с картинками...
— И забывает?—Монтер протянул карандаши малышу: — На, матрос; возьми. Только не прячь, а положи на стол. Папка с работы сегодня придет и все сделает.
Зина опять вздохнула и с грустью в голосе произнесла:
— Уж месяц в разъездах наш папка. Забежал ночью, сунул деньги да эти карандаши и уехал.
— Вернется, верно? — Монтер взъерошил мальчишке волосы.
Но тот надул губы и швырнул карандаши в угол, к игрушкам.
— Нельзя так,— строго сказала мать и повела сына в кухню.— Пойдем умываться, нам пора в садик...
Когда они вышли, монтер быстро нагнулся, взял коробку с карандашами и спрятал в карман синего комбинезона.
Тимонин молча вошел в кабинет Байдалова и положил на стол коробку цветных карандашей.
— Принес?—оторопело взглянул на него капитан. Он машинально взял коробку, раскрыл. В ней не хватало одного карандаша, того самого красного карандаша, что лежал сейчас на письменном столе, рядом с пистолетными гильзами.
Байдалов с минуту сидел неподвижно, словно оглушенный, вертя в руках карандаши. На лице его было написано такое огорчение, будто он только что получил известие о смерти близких. Но вот капитан бросил коробку на стол, откинулся на стуле. Взгляд его коричневых глаз стал суровым и жестким.
— Завалил! — мрачно выговорил он и, хлопнув себя по колену, вскочил со стула.— Какой вещдок завалил!..
Тимонин удивленно посмотрел на капитана и заморгал ресницами. Комкая в руках кепку, он исподлобья следил за бегающим по кабинету Байдаловым.
— Ну, как же ты? Эх! — Капитан остановился и, не ожидая ответа, махнул рукой. Он вспомнил, что Тимонин всего несколько недель, на оперативной работе. Конечно, мог ошибиться, ведь заранее ему не подсказали. А полковник предупреждал... Байдалов уперся руками в стол, невидящим взором уставился в зеленое сукно. «Ох, ждет тебя участь Синицына,— горько подумал он о себе.— Кажется, я действительно отрываюсь от коллектива».
Тимонин не понимал, почему Байдалов рассердился, но догадывался, что виной тому — он. И спросил напрямик:
— Я ошибся? В чем?
— Эх! — опять махнул рукой Байдалов.— Тут больше моей вины: не предупредил...— Он уселся на стул, навалился грудью на стол.— Ну кто просил тебя брать эту проклятую коробку?! Теперь попробуй докажи, что она принадлежит Мослюку. Он откажется от нее, заявит: не было у меня никаких карандашей. А свидетелей нет. Вот оно как...
Тимонин поскреб затылок. Помолчали. Тишину нарушил звонок телефона. Говорил полковник Рогов. Он сообщал, что в республиканскую больницу привезли человека в тяжелом состоянии. Фамилия его...
— Как? Повторите! — Байдалов сжал трубку так, что побелели пальцы.
— Петр Мослюк,— послышалось в телефоне.
— Что с ним?
— Упал с поезда.
— Сейчас еду!—Байдалов бросил трубку. Собирая со стола бумаги, коротко сказал Борису: — Иди переоденься, жди меня внизу. Поедем вместе...
* *