— Да, Али Байрамов, Али Байрамов, — уже твердо сказал Нуру, почесывая свою бороду. — Спасибо Советской власти! Она надежнее вас всех, сынок. Когда мы стареем, она дает нам пенсию или какую-нибудь легкую работу — вроде охранника, чтобы мы не скучали.
Мехман искоса посмотрел на дворника.
— Но ты не один такой. Возьми друга твоего, инженера Наримана, моего сына. Мы с покойным Мурадом, отцом твоим, даже имена подобрали схожие. Ты вот тут родился в этой квартире, а он — вон там. Всего два дня разницы между вами… Оба мы радовались, что судьба, подарила нам сыновей, опору на старости лет…
Мехман едва не сгорел от стыда. Он молчал, считав себя не вправе отвечать на полные укора слова Нуру. Старик посмотрел вслед уходящему Мехману и пожал плечами.
— Нариман рассказывал, что Мехман славится своим умением хорошо говорить — чуть ли не оратор. Но где его пламенный язык? Он нем, как рыба…
— Наверно, твои слова смутили его, Нуру. Он готов был провалиться сквозь землю…
— Этого мало, старуха.
— Что же ему еще делать, старик? На самом деле провалиться сквозь землю?
— Он ведь юрист, пускай защищается, пускай правдой ответит на правдивое слово.
— Невестка, невестка, невестка! Она вырывает сына из рук матери. Нурийя разволновалась и готова была прослезиться.
— А только что ты заступалась за сына. Говорила, он ни в чем не виноват…
— Таков уж удел матери. Она должна сына отдать другой…
— А дочь? А если бы у тебя была дочь? Тогда как?
— Дочь всегда ближе.
33
Мехман добрался до фабрики. Его направили к главному инженеру. Мехман постучал, осторожно приоткрыл дверь.
— Можно?
— Можно, — ответила молодая девушка в тюбетейке, сидевшая за столом.
— Простите, мне нужно видеть главного инженера.
— Входите. Прошу.
— А он скоро будет? — спросил Мехман.
— Кто?
— Главный инженер.
— Главный инженер — это я. — Девушка чуть усмехнулась. — В чем дело?
— Я хочу повидаться со своей матерью, Хатун Агададаш кызы. Приехал сегодня из района и не застал дома. Говорят, она работает на вашей фабрике.
Девушка взглянула на часы.
— Вам придется двадцать пять минут подождать.
— Но я очень спешу. Именно поэтому я и зашел к вам…
— К сожалению, я не имею права нарушать трудовую дисциплину. Ведь у нас производство. Ваша мать работает на конвейере. Через двадцать пять минут будет перерыв.
— Как я смогу ее найти?
— Ну, мы вызовем ее сюда… — Девушка заглянула в какой-то список. — Ей передадут, что вы здесь.
— Я подожду… — Мехман встал, собираясь выйти.
— Можете посидеть здесь. Вы мне не помешаете. — И девушка углубилась в свою работу.
Шум и грохот машин сотрясали здание. И где-то в шуме и грохоте, думал Мехман, была его старая мать, женщина, которой он был всем обязан и которую ничем не отблагодарил. Мехман томился. Каждая минута казалась ему часом. Наконец раздался гудок. Работницы высыпали из цехов на обеденный перерыв. Вскоре взволнованная Хатун вошла в кабинет. Она не заметила сына.
— Вы меня вызывали, Дильгуше? — с тревогой спросила она. — Может, плохие вести?
— Плохие вести? — девушка ласково улыбнулась. — Хорошие вести, отличные. Сын ваш приехал. Вот он…
Хатун обернулась, увидела Мехмана и схватила его за руки, точно боясь, что он сейчас исчезнет.
— Почему ты не написала, мама? — с упреком спросил Мехман. — Ведь ты обещала вернуться. Почему ты здесь? Да, я плохой сын, но не такой плохой, как ты думаешь…
Глаза у Хатун стали влажными.
— Что ты, что ты, сынок? Я не хотела мешать вам. Пусть у тебя будет свой дом, своя семья, дети.
Дильгуше деликатно вмешалась.
— Вашей матери у нас хорошо. Мы ее любим. Молодые работницы учатся у нее… — Она пошутила. — Мы не позволим обижать нашу Хатун…
— Вот видишь, Мехман, — не утерпела мать, — здесь я нужна.
— А мне разве ты не нужна? Разве я обидел тебя чем-нибудь? — Мехман снова взглянул на Дильгуше, как бы ожидая ее помощи.
Та поняла это.
— Очевидно, обидели. Иначе наша Хатун говорила бы иначе.
У Мехмана опустились руки.
— Конечно, я во многом виноват.
— Но если человек искренне признает свою вину, его прощают, не так, Хатун? — Дильгуше ласково положила руку на плечо старухи.
Мехман стал просить Дильгуше освободить его старую мать от работы.
— Не хочется отпускать такую работницу. Трудно.
— Но я прошу, товарищ инженер. Я хочу взять ее к себе.
— Нет, Мехман! — Хатун многозначительно посмотрела на сына. — Нет!
Дильгуше вдруг спросила:
— Простите, где вы учились?
— Я окончил юридический факультет.
— Вы, наверное, тот Мехман, о котором часто вспоминает мой отец.
— Ваш отец?
— Профессор Меликзаде.
— Профессор? Я очень хотел бы повидаться с ним, если можно.
— Отец болен. Он так слаб… — На карих глазах девушки выступили слезы. — Как хорошо, что вы приехали. Откровенно говоря, я даже хотела написать вам. Просить вас навестить его…
— Я рад, очень рад познакомиться с вами. Я очень многим обязан вашему отцу.
Раздался гудок… Хатун достала из кармана ключ и отдала Мехману.
— Смотри же, ночевать приходи домой…
— А куда же еще? Где еще я могу ночевать, если не дома.
Хатун вышла, и сразу же маленькая ее фигура затерялась среди женщин, входивших в цех.
34
Снова зашумели колеса машин, сотрясая все здание.
На улицах уже зажгли фонари, когда Мехман подошел к дому профессора… Ему открыла женщина с добрым утомленным лицом.
— Я хотел бы видеть профессора.
— Он болен, — нерешительно ответила женщина. — Я не знаю… я…
Через полуотворенную дверь донесся знакомый Мехману голос. Но какой слабый, какой хриплый!
— Кто это? — профессор закашлялся. — Пусть войдет… впустите…
Мехман переступил порог.
На тахте, на высоко взбитых подушках полулежал, полусидел профессор. На его изможденном бледном лице играла слабая улыбка.
— Это ты, друг мой? — произнес он и пожал своей горячей рукой руку Мехмана. — Как я рад.
Он попытался подняться.
— Лежи, лежи. Умоляю тебя… — стала просить жена. Но профессор не слушал ее.
— Жестоко с твоей стороны, Мехман, жестоко. Я ждал от тебя письма, подробных писем, но ты предпочел молчать…
— Профессор, простите. — смутился Мехман. — Я не думал, что вам будет интересно. Время так незаметно прошло. Очень много работы.
— А что тебе я говорил? — Только теперь профессор вспомнил: Зивер-ханум, познакомься. Это Мехман, которого я люблю, как сына. Но он оказался непокорным сыном.
— О, так это вы? — обрадовалась Зивер-ханум — Я слышала о вас. Мелик вспоминает вас очень часто… Так вот вы какой…
— Зачем скрывать, вспоминаю, — подтвердил профессор. — Я старый человек, моту признаться, хоть и не приятно. Когда-то я хотел познакомить вас с нашей дочерью. Что ж, думал я, у нас одна дочь, пусть будет и сын. Потом я узнал у нашей секретарши… Словом, поздравляю вас, будьте счастливы. Счастливы! Ничего большего и лучшего нельзя пожелать… — Больной закашлялся. Кашель сотрясал его худое тело. Зивер-ханум поспешно подала ему стакан с питьем.
И все же на Мехмана смотрели живые, горящие энергией глаза.
— Но ни ты, ни моя дочь Дильгуше не послушались меня. Девочка вообще не хотела учиться юридическим наукам, а ты не остался верным этой науке, не стал научным работником, ученым… Я не противник практической работы… Отнюдь. Но у тебя такие способности! Я от души желаю тебе сделаться исследователем… Моя Дильгуше выше всего ставит повседневную работу на производстве. Но служить теории — это значит озарять практическую работу, освещать ее путь факелом.
— Я хотел бы связать, сочетать и практику и научную теорию. Это лучше всего, ведь верно, профессор? — спросил Мехман.
— Если тебе это удастся. Но врядли. У Дильгуше совершенно не остается времени. Так она связала себя с производством, такое получает наслаждение от работы, что с трудом успевает перелистать книгу.
— Сегодня я познакомился с вашей дочерью на фабрике.
— Девочка пропадает там целые дни. В такие годы стать главным инженером — подумайте только! — всплеснула Зивер-ханум руками.
Мать долго говорила бы о дочери, но профессор прервал ее.
— Зивер-ханум! Ты позабыла про чай. А ведь в гости к нам пришел молодой прокурор. Неужели ты не напоишь его хорошим чаем?
Зивер-ханум, виновато улыбнувшись, вышла. Подмигнув Мехману, профессор шепнул:
— А теперь мы поговорим по душам. Рассказывай.
С интересом слушал больной рассказ Мехмана о жизни в районе, о судебной практике, о трудностях, с которыми тому пришлось столкнуться.
— Раньше ты был очень застенчивым. А теперь, видно, стал смелее.
Он долго еще слушал Мехмана, расспрашивал. Все его интересовало — и характер преступлений, и соблюдение процессуальных норм, и, главное, новое. Что нового увидел Мехман, что заметил.
— Задумывайся, наблюдай, осмысливай факты. Это — главное. Анализируй явления. Систематически, каждый день читай. Помни, друг мой, правовая наука занимает особое место среди других наук. Она тесно связана с экономикой, с политикой, с историей. На практической работе юрист должен осуществлять политику партии, быть особенно чистым, свято чистым… Потому что ты стоишь на страже законных прав граждан! — Профессор умолк. Он облизнул пересохшие губы, передохнул испросил: — Значит, завтра твой отчет?
— Да, профессор, мы должны отчитаться о проделанной работе…
— Из других выпускников кто-нибудь еще приехал?
— О, собралось много народу. Все наши ребята.
— Да? Я постараюсь обязательно прийти, послушать ваши отчеты. Посмотрим, как студенты оправдали себя на практике. — Профессор пытливо посмотрел на Мехмана. — Защищать права советского гражданина — что может быть почетнее, я бы сказал, священнее этого дела?
— Да, закон священен, и его надо твердо блюсти.