ыронила, прощения попросила или, наконец, убежала от побоев. Не дождалась и в бессильном гневе пошла на завод. В тот день работала она во вторую смену.
Отец не бил, но грыз поедом:
— Зачем бросила техникум? Люди попасть не могут! Ну что ж, что завал по физике? Можно было пересдать!
И снова одно и то же… одно и то же…
«Скорее бы получить паспорт и уйти куда глаза глядят из этого ада!» — думала она тогда. Слепые родители! Ну, зачем ей пересдавать физику, которую она терпеть не может, и зачем учиться в техникуме, где ей совсем неинтересно? Вот работать воспитательницей в детсад она бы пошла. Стала бы водить детишек на прогулку гуськом, по двое за ручку, стала бы им рассказывать сказки, украшать елку. И делала бы им праздник. И самой было бы радостно. А тут учи про физический маятник, амплитуду колебаний — скука! Это же они, родители, выбрали для нее техникум, а ей хотелось в педагогическое училище. Смешно вспоминать, как она рвалась домой из общежития на воскресенья. Мать всегда, бывало, состряпает ее любимые шанежки, а из подвала достанет кринку холодного молока. Любимое блюдо — румяная пышная шанежка с молоком.
— Мечта поэта! — говорила Танзиля и целовала мать в щеку.
Когда это было? Казалось, давным-давно…
А в день получения паспорта она вымыла полы в доме, ножом добела выскребла крыльцо, постелила половичок домотканый и в чем была уехала из дома с бутылкой из-под шампанского, полностью набитой десятикопеечными монетками. Их она копила больше двух лет.
У старушки сняла угол за двадцать рублей в месяц без прописки, а на работу устроиться не смогла. Работы было много, но везде требовали паспорт с пропиской да еще трудовую книжку. Утром все соседи — на работу, а она — в кино да в столовую… Слонялась по городу, где до нее никому не было дела. Хозяйка квартиры стала подозрительно поглядывать на нее и все на ключ запирать: ящики комода, старый сундук.
И тогда ушла Танзиля ночевать на вокзал, где и совершила кражу.
— Это все случилось из-за техникума! — начал давать показания отец.
— При чем здесь техникум? — спросил свидетеля судья.
— Как же при чем? Она не любила физику, не хотела учиться в техническом…
— Не любила физику, так что, воровать надо? — возмутился судья.
— Она хотела работать воспитательницей! — пояснила мать с места.
Судья сделал ей замечание и предупредил, что за нарушение порядка процесса она будет удалена из зала.
Мать замолчала.
Суд вынес приговор: направить Танзилю в колонию для несовершеннолетних сроком на два года. Областной суд предоставил осужденной отсрочку исполнения приговора. Кассационную жалобу Танзиля прислала, исписав крупным почерком целую ученическую тетрадь. Просила поверить ей, что исправится.
Сейчас она ходит вместе с матерью на завод. Учится работать у станка и твердо верит, что поседевшая в последнее время мать больше никогда не поднимет на нее руку, а отец не упрекнет за прошлое. Дорогой ценой заплатила семья за свою ошибку.
Ехал солдат домой
Тяжело шоферу на дорогах Тянь-Шаня. Непросто взять подъем или преодолеть крутой спуск. Но не это волновало солдата. Если б генерал узнал о прошлом своего шофера, то, наверное, ездить бы с ним не стал. Родителям и особенно брату Борису Николай строго-настрого наказал никому не давать его адрес. Уж очень дорого ему было доверие человека, прошедшего фронтовыми дорогами от Москвы до Берлина, доверие военачальника — одним словом, их генерала.
Дорожил он и службой в рядах Советской Армии. Помнил все время, как не хотели призывать его в армию. Райвоенком прямо сказал:
— Служба — почетная обязанность, а ты имеешь судимость… Ну и что — наказание условно?..
Дело дошло до областного военкомата. Трижды сам Николай приходил — не помогло. Многие просили за него. Даже бабушка, старая учительница, пошла к военкому. О чем говорила она — никто не скажет. Может быть, рассказала, каким невозможным был один из ее учеников, сколько перетерпела она от него, а теперь вот живет на улице, носящей имя этого Жени, геройски погибшего на фронте. Наверное, рассказала, что в ее квартире рядом с портретом погибшего сына висит портрет этого ученика в летной форме. Он погиб 17 января 1943 года, а фотокарточку прислал своей учительнице незадолго до гибели. Она всегда повторяла, что за человека надо бороться, так как дороже человека нет ничего.
Вот и внук Коля запутался, заврался. Родителям говорил, что пошел ночевать к бабушке, а сам — кражи совершал. Но ведь это от мальчишеской несерьезности, у него есть и хорошие задатки.
…Звонили телефоны на столе военкома, в приемной ждали люди. Какой-то молодой лейтенант проворчал: «Ходят тут всякие, мешают работать. Сидели бы дома. Из-за такой вот бабули машина простаивает».
Спокойно ждал своей очереди немолодой капитан. У него тоже было важное дело, но он считал, что если облвоенком долго и внимательно слушает, — значит, дело говорит эта женщина. Спешим, торопимся — всем некогда. А ведь человека тоже выслушать надо, пусть он откроет душу. Не каждый день кричат о помощи. Вот и бабушка, может, ночь не спала, чтобы решиться отнять время у такого занятого человека, а тут говорят: машина ждет, простаивает… Ничего, пусть подождет машина!
…С тех пор прошло два года. За несколько минут до отхода поезда демобилизованный солдат увидел идущего по перрону генерала. По привычке вытянулся в струнку:
— Разрешите обратиться, товарищ генерал! Я что-нибудь забыл сделать?
— Все нормально, Николай, просто пришел проститься с тобой. Спасибо сказать за верную службу, за старание, за то, что всегда был на высоте… А что, у брата твоего, Бориса, тоже испытательный срок?
— Так вы о нас все знали?
— Знал! Только ждал, когда ты сам мне расскажешь про свой «остров сокровищ».
— Стыдно было, товарищ генерал!.. И боялся, что откажетесь от меня.
— Ну, боялся напрасно, а вот что стыдно — это уже хорошо! Очень прошу: не осрами нашу честь. И брат твой пусть тоже к нам просится…
Поезд тронулся. Застучали колеса. Николай вскочил на подножку предпоследнего вагона, успев крикнуть:
— Спасибо!
…Стучат колеса: «ку-да-ты, ку-да-ты?..»
Едет солдат домой на Урал, где его ждут родители, бабушка и Борька, с которым когда-то они выдумали в подвале соседнего дома открыть «остров сокровищ». Чего только потом не нашла милиция на этом «острове»!.. Были там и краденые велосипеды, и старые ружья, даже порох был. Попади нечаянно спичка — и взлетел бы дом на воздух. Теперь-то ему, взрослому человеку, все ясно, а несколько лет назад, когда «ветер гулял в голове», все казалось просто интересным. Не думали, что могли и сами погибнуть. Спокойненько сидели на ящике с порохом, покуривали потихонечку, обдумывая, где бы украсть хорошее ружье и отправиться на охоту.
На этом же ящике, при свете карманного фонаря Колька заполнял дневник:
«Операция № 1. Началась в 9.00. Изъяли порох и гильзы у отца. Операция прошла благополучно. Все изъятое хранится на «острове сокровищ»… Операция № 3. Начало в 2.30. Не удалась. Погнался мужик. Еле смылись».
Дневник хранится в качестве вещественного доказательства в уголовном деле…
А началось его падение совсем по-глупому, даже стыдно вспоминать. Но… слов из песни не выбросишь. Училась в его классе девчонка, красивая и гордая. После занятий спешила в музыкальную школу, потом на уроки фигурного катания, и не оставалось у нее времени даже взглянуть по-доброму на Кольку. Чего только он ни делал, чтобы обратить ее внимание. Как-то во время контрольной даже отрезал у нее косу. Страдать так страдать! Пусть выгонят его из школы, но она узнает: из-за нее все!
Но Галка дома не сказала о его поступке, а сделала модную стрижку и стала еще красивее. И Николай решился на последний шаг: он наврет на себя, его посадят в тюрьму. Будет суд. Он в последнем слове гордо скажет: «Каждый должен получить по заслугам. Я прошу строго наказать меня и не хочу снисхождения».
Решено — сделано. Узнав, что на стройке рядом с домом кто-то поранил сторожа, он закрылся в своей комнате и, делая вид, что готовит уроки, сочинил письмо:
«Товарищ прокурор! На стройке выключил свет я и порезал сторожа тоже я. Прошу оформить явку с повинной. Вы, наверное, думаете, что я выгораживаю Юрку, а я думаю так: каждый должен получить по заслугам».
Написал он и второе письмо — Гале. Пришлось переписывать дважды: до того было жалко себя, не мог удержать слез. Особенно его разжалобили слова:
«Да, недолго мне осталось гулять на свободе. Ведь когда ты уходишь, закатывается для меня солнце».
Не вышло «пострадать» — разобрались, установили, что оговорил себя. Только Николай уж не остановился, «острову сокровищ» требовалось пополнение — и он украл велосипед…
Он многое понял тогда, на суде. Но больше всего задуматься заставила борьба за его дальнейшую судьбу, которую вели незнакомые раньше люди: следователь, судья, адвокат, сотрудники милиции. Наказание ему дали условно, и он сделал все, чтобы не подвести тех, кто поверил в него.
…Ну что за характер у этой Галочки?! После суда стала еще презрительней смотреть на него. И от этого взгляда просыпался он в холодном поту даже тогда, когда был солдатом. Борис писал, что учится теперь она в консерватории, будет скрипачкой. Фотографию Николая брать отказалась, но долго-долго смотрела на нее и сказала Борису: «Красивый стал твой брат! Военная форма очень идет ему».
Это письмо, зачитанное чуть ли не до дыр, до сих пор в кармане солдатской гимнастерки. Втайне хранит он желание показаться Галине в форме со всеми значками. Может, увидит его настоящим солдатом и сыграет для него на скрипке вальс Штрауса. И польется эта красивая мелодия для него, Николая.
За каменной стеной
— Свидетель Бобнев Сергей, сколько вам лет?
Сережа съежился. Его еще никогда не называли на «вы». Посмотрел в зал клуба, где почти не было свободных мест, стушевался и каким-то чужим голосом ответил: