После бюро Саша забрел на берег пруда. За Домом культуры была скамейка, он уселся на нее и час или больше просидел, обдумывая все, что услышал. В институте он был заместителем комсорга курса и сам вот так же, бывало, пробирал комсомольцев, а когда пришел в уголовный розыск в Иркутске, то как-то получилось, что их, практикантов, первое время не привлекали к общественной работе. Здесь, в Петровск-Забайкальске, сразу с головой ушел во всякие дела и… оказался карьеристом. «Загнул этот очкарик, — подумал Саша. — А вообще-то в чем-то они и правы».
Подходя к отделу, увидел, что окна начальника милиции освещены, и он сразу прошел к Сидоркину.
— Ты что, Дорохов, долго? Я уж звонил в горком. Говорят, ушел. Думал, не придешь вовсе. Рассказывай по порядку. Попало? Правильно. Скажу по секрету: мне на прошлой неделе в городском комитете партии тоже досталось. Давай думать вместе, что следует делать.
…Дорохов стоял на трибуне и всматривался в затемненный зал. Мгновенно вспомнились комсомольские собрания в институте, только там в зале сидели свои ребята, студенты, а здесь рабочие парни и девушки, комсомольцы чугунолитейного завода, которых Саша, к стыду своему, плохо знал. Правда, по служебным делам ему приходилось заглядывать в их клуб, общежитие, комитет комсомола, а вот так, со всей заводской комсомолией, встретился впервые. Он тщательно готовился к этой встрече, написал большой доклад. Черкал и выправлял его Сидоркин. И вот теперь, когда председатель собрания объявил, что с информацией о своей работе выступит начальник уголовного розыска комсомолец Александр Дорохов, он растерялся. Сначала хотел просто прочитать отпечатанный на машинке текст и вдруг понял, что от него ждут живого слова. И Саша начал говорить. От волнения первые фразы получились невнятные. Но когда с задних рядов крикнули, чтобы он говорил погромче, Саша собрался и почувствовал себя свободнее.
— Хочу вам рассказать об уголовном розыске, как сам туда попал, какие бывают преступники и как мы с ними воюем. Как убили комсомольца, еще не успевшего научиться работать.
Саша говорил долго, вспомнил Гришку Международного, рассказал о том, как старые рецидивисты вербуют себе помощников среди слабых парней и девчат, и только под конец, взглянув на часы, удивился: пролетело положенное время, а он и слова еще не сказал о том, ради чего пришел сюда, ради чего вместе с начальником милиции корпел над докладом.
— Товарищи! Все это я рассказал вам для того, чтобы вы имели представление о нашей работе, а главная моя задача в том, чтобы передать здесь вам просьбу комсомольцев и коммунистов нашего отдела: давайте все вместе объявим поход против шпаны и хулиганов. В уголовном розыске мы создаем бригаду содействия милиции и приглашаем вас вступить в нее.
В зале началось оживление, и посыпались вопросы, на которые Саша едва успевал отвечать. Из президиума ему подали две записки. В одной неизвестный автор спрашивал: верно ли, что в уголовном розыске работают бывшие воры и бандиты. Вторая была написана крупными аккуратными буквами и подписана:
«Катя Субботина».
— Сначала отвечу тому, кто не решился поставить свою фамилию. — И Саша прочел вслух записку. — Так вот, товарищи, такие слухи обычно распускают сами преступники, чтобы подорвать авторитет работников советской милиции. В уголовный розыск, да и вообще в милицию, принимают честных, проверенных людей, в основном коммунистов и комсомольцев. Теперь другая записка. Катя Субботина спрашивает, примут ли девушек в бригадмил. Будем только рады. Приходите, Катя, обязательно приходите.
«МАДЕМУАЗЕЛЬ ЛЕ ДАНТЮ» ЕДЕТ НА ЗАПАД
Когда Саша вышел из заводского клуба, к нему подошла высокая белокурая девушка и, улыбаясь, протянула руку:
— Это я Катя Субботина.
— Александр Дорохов, — отрапортовал Саша.
Девушка расхохоталась:
— О том, что вы Александр Дорохов, узнала не только я, но и все двести человек, присутствовавшие на вашей увлекательной беседе.
Саша отметил, что у девушки строгие темные брови и серые глаза, что одета она не по здешней моде. Короткое пальто, вместо сапожек аккуратные туфли, а серый берет небрежно натянут на одно ухо.
— Я рад быть полезен вам, Катя Субботина, — с подчеркнутой вежливостью произнес Саша.
— Сейчас поздно и темновато. А вы говорили, что у нас есть еще всякие нехорошие элементы. А посему не проводите ли вы меня?
Саша думал зайти еще в отдел, знал, что его ждет Сидоркин, но деваться было некуда.
— С удовольствием. — И он решительно подхватил девушку под руку.
— А это не обязательно. — И Катя независимо пошла рядом. — Вообще-то вы меня заинтересовали. Неужели вы сами задерживали того интернационального бандита?
— Участвовал, — буркнул Саша.
— Ну и это неплохо, — снисходительно обронила девушка.
— А вы-то сами чем занимаетесь? — плохо скрывая обиду, спросил Саша.
— Я врач, работаю в медпункте на заводе. Приехала в прошлом году из Свердловска по распределению, после окончания института… Свою профессию люблю. Люблю людям делать добро. Стоп, вот здесь я и живу. — Катя остановилась у небольшого деревянного дома. — А вы ничего, Александр Дорохов.
Саша засмущался, хотел ответить, что она тоже, мол, ничего, но не очень кстати пригласил заходить в уголовный розыск. Катя искренне рассмеялась:
— Всенепременно. А вы заглядывайте ко мне в медпункт. А еще лучше приходите сюда. У меня намечается маленькое торжество. Ну, до этого дня, думаю, мы еще с вами увидимся.
Доро́гой Саша придумывал слова, целые фразы, которые мог бы, просто должен был сказать этой девушке, но, увы, они пришли слишком поздно… А потом Саша как-то и забыл про Катю Субботину. Теперь он каждый вечер с двумя своими сотрудниками отправлялся в снайперскую школу. Стрельбе учились в основном заводские комсомольцы. В красном уголке милиции по вечерам стали собираться ребята с синими повязками на рукаве, с надписью: «Бригадмил». Они расходились по улицам, отправлялись на дежурства в клуб и во Дворец культуры, и в городе почти прекратилось хулиганство.
Однажды на инструктаже бригадмильцев Дорохов увидел Катю Субботину. Девушка невозмутимо выслушала, куда и с кем ей идти на дежурство, и попросила Сашу помочь прикрепить к рукаву синюю повязку.
— Ну вот я и пришла. А вы ко мне не заглянули.
Саша покраснел. И чтобы перевести разговор, предложил:
— Идемте, Катя, я покажу вам уголовный розыск.
Девушка явно была разочарована предельной скромностью обстановки. Но вот фотография Байкала, которая лежала у Саши на столе под стеклом, ее явно заинтересовала. Пес сидел возле низкой пушистой елки, слегка склонив набок голову и высунув язык.
— Какой красавец! Это о нем писали в газете, что отыскал в тайге заблудившегося ребенка?
Саша утвердительно кивнул. Он не стал рассказывать, каких трудов стоило им с Простатиным заставить работать проводника и собаку.
— Акимов, зайди на минутку, — позвал Дорохов. — У нас были увеличенные снимки Байкала. Давай подарим Кате Субботиной на память об уголовном розыске. У нее хороший вкус. Она сразу заметила ум и обаяние… — Саша сделал паузу, — Байкала, конечно.
— Сейчас сообразим.
Акимов вернулся с фотографией величиной с тетрадный лист, наклеенной на плотный картон, Катя потребовала дарственную надпись, и Дорохов четко вывел: «Кате Субботиной от преданных Байкалу сотрудников уголовного розыска». Саша посмотрел на профиль девушки и строгую прямую линию лба и носа и неожиданно предложил:
— Хотите, мы и вас запечатлеем по всем правилам сигналитической съемки?
Девушка вопросительно изогнула брови. Дорохов объяснил, что в криминалистике принято называть сигналитическими снимками те, что делаются в определенном масштабе и ракурсе. Покопавшись у себя в столе, вытащил карточку. На одном снимке заросший и всклокоченный тип был запечатлен в фас — лицом к аппарату и боком — в профиль.
— Ну что же, — согласилась Катя, — вряд ли мой профиль хуже, чем у этого бродяги.
Отступать было поздно, и ее усадили на специальный стул, прикрепленный к полу перед допотопным фотоаппаратом. Акимов сделал снимки, попросил было подождать, пока проявит, но Катя решительно отказалась, сославшись на долг, который призывает ее охранять общественный порядок.
— Долг есть долг, — согласился Саша.
Вечером он сам принялся колдовать в фотолаборатории. Пока высыхали негативы, достал из стола книгу, полистал страницы, отыскал фотопортрет молодой женщины и долго в него всматривался. Потом специальным карандашом сначала смягчил на негативе твердую линию бровей, убрал с лица тени, затем отретушировал овал, сгладил острый Катин подбородок, чуть-чуть поднял углы твердого рта. Подобрав подходящую бумагу, стал печатать карточки. Полученными снимками Саша остался доволен.
В середине шестидневки Катя позвонила Дорохову и объявила, что в субботу вечером ждет его к себе в гости на дружескую вечеринку. Саша собирался куда тщательнее, чем на бюро горкома. В магазине долго выбирал конфеты. Когда подходил к дому Кати, еще издали услышал мажорные звуки патефона.
В крохотной прихожей его встретила шумная компания. Саша не сразу рассмотрел лица, но зато реплики были достаточно прозрачными: «Братцы, тише! Милиция! А вот и наш Пинкертон! Ура блюстителям порядка!»
Катя в светлом расклешенном платье, с длинными бусами «под жемчуга» выглядела как нельзя празднично.
— Ребята! Хочу представить моего нового знакомого и, надеюсь, поклонника, — торжественно объявила она и подхватила Сашу под руку.
В большой комнате в углу стоял стол, застланный белоснежной простыней, к нему были подставлены две койки под байковыми одеялами, несколько разнокалиберных стульев, на тумбочке примостился патефон.
На столе, кроме винегрета, колбасы и миски дымящейся картошки, стоял довольно солидный графин с разведенным спиртом. Принесенные Сашей две бутылки шампанского и коробка конфет выглядели как городские гости на сельском празднике.