— В ночь и пойду, — снимая валенки, ответил Дорохов.
Когда из-за голенища выпала финка, он ее поднял, подержал в руке и, поиграв лезвием, положил в головах, под свернутый хозяйский полушубок.
— Видать, бедовый ты. С пером бродишь.
— На всякий случай, мать.
— Где же это Севастьян Песков запропал?
— Подстрелили его. В больнице лежит. В какой? В каменной. — Сашка хохотнул. — С решетками… — И вытянулся на лавке.
Опять стали мучить раздумья. Почему хозяйка намерена его задержать? Где парнишка? Сколько же прошло времени? Вышел он, Сашка, около восьми утра. Шел самое малое два часа. Значит, около десяти он пришел в этот дом. В десять или в начале одиннадцатого ушел мальчишка. Сейчас, наверное, уже час или даже начало второго… Что же ему, остаться здесь или уходить, так ничего и не разузнав? Сытный обед и спирт помимо воли клонили в сон. Дорохов боролся со сном, ворочался с боку на бок, хотел встать, выйти на улицу, пройтись, но совсем неожиданно захрапел, и не нарочно, а самым естественным образом.
Женщина подошла к нему, постояла возле лавки, вглядываясь в спокойные черты лица гостя, нагнулась над самой головой и слегка подула на веки. Первый сон оказался крепким, веки гостя даже не дрогнули.
— Видать, уркаган отпетый, а дрыхнет, как ангелок, — проворчала хозяйка и принялась убирать со стола посуду.
Совсем не громко хлопнула в сенцах дверь, но Александра словно толкнули в бок, и он как ошпаренный вскочил с лавки, сунул руку в карман ватных брюк и вцепился в рукоятку нагана. Из второй половины избы открылась дверь.
— Чего вскочил? Внучек мой, Костенька.
Было слышно, как в сенцах кто-то обметает валенки, обивая снег, а потом в кухне появился мальчишка. Шапка его была сильно обсыпана снегом, сам он, раскрасневшись, скинул полушубок, стащил валенки и, ничего не сказав гостю, отправился на другую половину.
Александр тем временем достал с печи свои просохшие валенки, ловко замотал портянки и не торопясь стал обуваться.
Появилась вместе с Костей хозяйка.
— Куда заспешил? Давай чаевать. Коля тебя повидать хочет. Придет к ручью, как стемнеет.
Ага, значит, клюнули! Сколько же сейчас времени? Часа два, а то и больше. Значит, если считать, что Костя ушел в десять, то обернулся он туда и обратно за четыре часа. Наверное, и у бандитов просидел час, а может, больше. Тогда на дорогу ушло три часа, туда и обратно. Недалеко, где-то здесь под боком, километров пять-шесть, от силы восемь.
— К ручью, говоришь? А сколько туда идти?
— Тут рядом. Скоро дойдем, — ответил уже осмелевший мальчишка. — Только папка велел темноты дождаться.
— Ну, тогда чайку попьем, — согласился Александр.
Едва стемнело, Дорохов стал собираться. Сложил в мешок хлеб, сало, консервы, туда же опустил пачку махорки, хотел засунуть сверток с опилками и золотом, но раздумал. Вторую пачку махорки опустил в левый карман телогрейки, подпоясался тонким сыромятным ремнем и за пазуху, как противотанковую гранату, засунул почти полную бутылку спирта.
— Бывай здорова, мать!
— Путем тебе, дорогою.
— И тебе по той же.
Коська шел впереди, а Дорохов, приотстав, шагал сзади и левой рукой, прямо в кармане, разорвал пачку махорки и стал в горсти разминать табак. Мял старательно: на случай свалки горсть мятого табаку в глаза действует отлично. По укатанной санной дороге поднялись на бугор, и едва спустились, мальчик свернул на малозаметную тропинку и придержал Александра за руку.
— Здесь, дядя.
Негромко свистнул, в кустах за ручьем ему сразу в ответ прозвучал тихий свист и совсем отчетливо, словно рядом:
— Ты, Коська?
— Я.
Крадучись, видно, по привычке, чтобы не треснула под ногами ветка, из кустов вышел человек и, не доходя до Дорохова шагов пять, остановился. На левой согнутой в локте руке лежало ружье. Стволы угрожающе смотрели вперед, на него — Сашу. Стоял Николай Агеев боком, видно готовый мгновенно вскинуть ружье, дважды нажать курки и кинуться прочь.
«Боится! Или, по крайней мере, опасается», — мелькнула мысль, и Дорохов решил забирать инициативу в свои руки.
— Здорово, Никола! Привет тебе от Севастьяна. Присядем где-нибудь и глотнем за него спирту. Я тебе расскажу все, что знаю, и подамся дальше. Не привык я к вашим медвежьим порядкам. — Саша вытащил из-за пазухи бутылку и вплотную подошел к бандиту. Зубами вынул пробку и протянул Агееву спирт. — Пей!
— Зачем же тут? Идем к нам. Переночуешь, расскажешь честь по чести, а может, и остаться до весны захочешь.
— Буду выходить на железку. Чего ж здесь зиму торчать? На лесоповалах и так надоело.
— Не захочешь — уйдешь. Зато поговорим по-людски, а заодно и выпьем. Свежениной тебя подкормим. Тут недалеко. Напрямик версты две. Но мы кругом ходим, чтобы следа не давать. Топай, сынок, домой… Идешь, что ли?
— Пойдем. Все одно. Думал у одной молодухи переночевать. Ладно, подождет. Ну, давай на дорожку по глотку. — Высоко запрокинув голову, хлебнул из бутылки. В темноте не было видно, как, закусывая снегом, он с отвращением выплюнул спирт. Приложился и Агеев, тоже закусил снегом, закинул за плечо новенькую двустволку и пошел вперед. Александр заметил, что оба курка у централки были взведены.
Идти с ним в бандитское логово? Идти. Конечно, идти. Узнать, где оно находится, посмотреть, пощупать каждого своими руками, а потом накрыть всю шайку одним ударом.
Внезапно Дорохова осенила мысль, что он допустил просчет, что бандиты решили заманить его к себе, чтобы отнять золото, а с ним попросту расправиться.
«Ну, это вам не удастся». Саша нащупал в кармане тряпицу с опилками от подсвечника и, проходя мимо сваленной бурей лесины, споткнулся. Поднимаясь, сунул под дерево злополучный сверток, и сразу на душе стало легче.
Перед косогором остановились. Агеев показал рукой куда-то в темень и объяснил:
— Вот и пришли. Тут сотня шагов осталась.
— Знаешь, Никола, я вот иду и все думаю, что глупость спорол. — Дорохов помолчал. — Есть у меня золотишко, чуть поменьше фунта. Чтобы с ним к вам не тащиться, его возле твоей хаты в снегу прикопал.
— Где?
Александр хмыкнул в ответ:
— Да так я тебе не объясню. Показать надо.
— Ничего, завтра мать баню топить будет, сходим попаримся, а заодно и песок заберешь.
Раздвинув елки, Агеев открыл тесовую дверь, и оба оказались в небольшом тамбуре, из которого вторая дверь вела непосредственно в бандитское жилье. Землянка была большая и на удивление удобная. Ее вырыли в ельнике, в косогоре, потрудившись на совесть. Справа и впереди тянулись двухъярусные нары. Слева большая сложенная из камня печь с металлической плитой и конфорками. Посредине выструганный из досок стол, над ним керосиновый фонарь «летучая мышь».
За столом трое бандитов играли в карты, а еще два обросших мужика валялись на нарах. Все пятеро при их появлении встали, и в землянке вмиг стало тесно. Агеев объявил:
— Гостя привел. Пускай расскажет, что про Севастьяна знает.
Александр чуть оттолкнул в сторону главаря, подошел к столу, поставил бутылку.
— Расскажу, только для начала хватим по стопарю, да пожрать бы немного. — Повернулся к плите, грея над печью руки, заглянул в полуведерный чугун, в котором кипело мясо. Рядом с ним в маленьком походном котелке тоже булькал наваристый бульон, из которого торчала тонкая косточка. Сбросив на нары мешок, телогрейку и шапку, Александр увидел, что черный бородатый мужик поднялся с нар, поставил на стол алюминиевые кружки и стал разливать спирт. Агеев тоже разделся и, посмотрев на черного, велел:
— Дели на два раза.
— Че тут двоить! — огрызнулся мужик. — Тут если одному, то как раз на два, а на всех только понюхать.
Дорохов взял пододвинутую ему кружку, вытащил из маленького котелка за кость кусок мяса и увидел на лицах бандитов хитрую усмешку. В глазах бородатого запрыгало, заиграло злорадство, и он сразу почувствовал какой-то подвох, и именно в этом чертовом котелке, но отступать было поздно.
— Со свиданьицем. — Саша поднял кружку, проглотил спирт и откусил кусок. Боковым зрением уловил, что именно этого момента с напряжением ждали все окружающие. На вид мясо походило на баранину, только с каким-то щелочным привкусом, и было ясно, что, когда его поставили варить, совсем не добавляли никакой приправы.
— Что же вы, черти, хоть бы луковку кинули или черемши. Привкус бы отбило.
— Неужели собачатину раньше жрал? — удивился черный.
— А ты на Колыме был? Там собака первое дело. Только для хорошего гостя, — сдерживая судорожно подступивший к горлу комок, нашелся Сашка.
— Это мы бобика на пробу сварили, — засмеялся худой, какой-то весь сморщенный мужичонка. — Зимой по снегу корову там или овцу не уведешь. Враз найдут. У нас тут каждый пацан — следопыт. А коли запасы кончатся, придется за собак браться. Вот и сварили. Шкуру на ноги, на носки, а мясо на пробу.
— Собака — это хорошо. Вкусно! — разошелся Сашка. — Только мясо надо сначала вымачивать и приправу добавлять. Я пока по лагерям да по колониям болтался, много чего повидал да попробовал. Вот кошки плохо. Но при нужде тоже можно.
— Про жратву ладно, потом расскажешь. Давай говори про Пескова, — перебил черный.
— Пескова я не видел. — Дорохов посмотрел на притихших, насторожившихся бандитов. — Ранили его. Шли они втроем. Севастьян Песков, Юшка Слепнев и Туесок — Леха Чипизубов. После побега убили какого-то начальника, забрали оружие, за ними погоня. Начали отстреливаться. Но их схватили, один Туесок и ушел. Добрался до Октябрьского, но там его поймали. Я с ним в КПЗ вместе сидел. Когда Туесок узнал, что меня выпустят, попросил к тебе, Николай, зайти и рассказать, что и как.
В землянке стало как-то по-плохому тихо. Бандиты обдумывали его рассказ и с недоверием смотрели на Дорохова. Александр ждал перекрестного допроса.
— Куда же ты теперь? — спросил лысый мужик.
— Обожди, — остановил приятеля чернобородый. — Куда ему потом, мы тут порешим. Пусть обскажет, кто он да откуда и как на прииск попал.