Словом, он был в самом благодушном настроении, когда Борис решился наконец заговорить о деле Дохтурова.
Пока Борис рассказывал, Морковин смотрел на него как-то особенно умно и весело. Борису показалось, что он что-то взвешивает, обдумывает и собирается принять решение.
- Все, что ты рассказываешь, это очень интересно,- задумчиво сказал он, выслушав Бориса, - и важно. Кто знает…
Борис с надеждой смотрел на него.
- .. .кто знает, может быть, действительно нам раскинули ловкую ловушку.
Борис не помнил себя от радости.
- Что ж! - весело воскликнул. Морковин, хлопнув себя обеими руками по коленкам. - Будем разбираться! И если это ловушка, мы ее раскроем. Пусть они с нами шуток не шутят.
Ряба несказанно был рад.
- Ну вот видишь, как прекрасно все получилось! - воскликнул он. - Бывает так: Дениса Петровича он не послушал, а тебя послушал!
- Он так и сказал, - говорил Борис, - «пусть они с нами шуток не шутят».
Он был счастлив в тот день. Ему казалось, что это не только Морковин помогает ему, что сам отец его приходит к ним на помощь.
На следующий день к Борису вечером в клуб прибежала Милка. Она была белее мела и не могла сказать ни слова.
- Подожди, подожди, - твердила она, - не могу.
Потом уронила голову на руки и некоторое время
сидела неподвижно.
- Господи, будет ли этому конец! - воскликнула она с такой тоскою, что Борис испугался.
С трудом удалось ему узнать, что же все-таки произошло.
Милка дала показания в розыске и подписала протокол. Когда она подписывала, душа у нее была в пятках, но все-таки она подписала. С мольбой смотрела она на Берестова. «Ничего? Ничего не случится? Вы уверены?» - говорил ее взгляд. Денис Петрович ей улыбнулся.
- Ты здорово мне помогла, - сказал он.
Но и у него на душе было неспокойно: протокол должен был пойти к Морковину.
Через несколько дней Милку вызвал к себе следователь. По ее рассказам, разговор их был таков.
- Кто заставил вас подписать эту бумажку?! - заорал он, швырнув на стол протокол, еще недавно стоивший ей таких героических усилий.
- Денис Петрович, - прошептала эта правдивая душа.
- Я так и знал, - бросил Морковин и начал что-то быстро писать. - Подпишите здесь и здесь, и побыстрее.
Со страху Милка не могла понять, что там написано, да и вообще готова была подписать все, что угодно, только бы уйти от этого человека. В руке ее оказалась ручка с пером.
- Быстро, быстро, - с каким-то бешенством говорил Морковин.
Милка дрожала.
- Где? - спросила она.
- Тут и тут.. Быстрее!
Она наклонилась и собралась было подписывать, но в это время ей бросилось в глаза имя Берестова, и она стала читать. «Свидетельствую, - значилось там, - что протокол по делу Дохтурова был подписан мною под нажимом и угрозами…»
- Чего еще нужно?! - опять заорал следователь.- Здесь написано только то, что вы сказали.
От его крика Милка сбилась и опять ничего не могла понять. Но она знала со слов Бориса, да и сама это чувствовала, что Берестов очень хороший человек, поэтому она собралась с силами и прочла.
- Ах ты, господи, - сказал Морковин, - что здесь думать!
- Не могу, - сказала она и положила перо.
Следователь мгновенно успокоился.
- Вот что, Ведерникова,- сказал он, - с такой репутацией, как у тебя, лучше вести себя иначе. Советую подумать.
Удар попал в цель. Милка сжалась и даже закрыла лицо руками.
- Нет и нет, - глухо сказала она, трясясь, - делайте что хотите.
На этом, однако, ее несчастья не кончились. Первый, кого она встретила, выходя от Морковина, был
Николай. Сделав вид, что не узнает, она с бешено бьющимся сердцем чуть не бегом пустилась по улице. Он догнал ее у ворот рынка.
- Зачем так торопиться? - сказал он.
Милка шла не оборачиваясь.
- Сюда, - коротко и повелительно, как собаке, приказал он.
Обычно такой тесный и шумный, рынок сейчас был совершенно пуст. Ларьки задвинуты глухими щитами. Николай свернул в коридор между палатками.
- Куда дела мать? - грубо спросил он.
- Мама уехала.
- Ты помни, от нас не уедешь. Если придешь на суд или скажешь хоть слово… сердце вырежу. Можешь идти.
Получив это разрешение, она пустилась бегом. А сердце ее ныло так, словно хотело напомнить, как ему будет больно, если его станут вырезать.
- Не реви, - сказал Борис.
- Ну почему, почему, - еле выговаривала она, рыдая, - почему все это на меня одну? Где взять силы, Боря, где же взять силы?
Да, нужно было принимать срочные меры. На следующий день он пошел к Берестову (который уже от своего сотрудника знал о встрече Милки с Николаем), потом в уздрав. А еще через день Милка в составе эпидемиологической тройки поехала по деревням, где обнаружился сыпняк. Это дело на время было улажено. Оставался Морковин.
«Что же это такое? - с недоумением думал Борис.- Только вчера он обещал мне раскрыть ловушку, а сегодня… Здесь какая-то ошибка. Может быть, Милка что-нибудь напутала? Или у него какой-то свой следовательский расчет?»
Он подумал, что речь идет о слишком серьезных вещах, чтобы допустить здесь какую-нибудь путаницу, и решил еще раз пойти к Морковину домой. Конечно, было неловко являться без приглашения к столь занятому человеку, однако Морковин - такой непреклонный и жесткий - бывал неизменно добр к
Борису; наверно, он не откажет ему в разговоре и на этот раз. Морковин в самом деле встретил его приветливо.
- А, Боря! Заходи, заходи, у меня гости, с которыми тебе полезно познакомиться.
На диване у Морковина сидели два молодых человека и, по-видимому, довольно давно:. в комнате было сильно накурено.
- Садись, Борис, - сказал Морковин, - послушай, что наши герои рассказывают.
Борис разглядывал героев. Одного он знал, это был Николай, другой, невзрачный и невысокий, был незнаком.
- Да что там, - смутившись, сказал невысокий и, опустив голову, посмотрел на свои сапоги, - это мы рассказываем, как Марусю брали.
Марусю? Знаменитую атаманшу, натворившую со своей бандой столько бед на Украине? Посчастливилось же этим парням!
- Ну, «брали» - это слишком сильно сказано,- продолжал тот же парень, - она от нас раненая ушла. Однако банду ее мы разбили навсегда, это правда. Я помню, со мной в этом бою конфуз приключился. Я тогда совсем пацаном был и с коня упал. И верите ли: я не столько боялся, что меня потопчут, сколько боялся, что меня в эскадроне засмеют.
- А кто у вас начальником был? - спросил Морковин.
- О, начальником у нас был горячий человек; может быть, слыхали - Хаджи Мурат.
- Ну как же, - Морковин поднял брови, - начальник эскадрона при Первой конной.
«Ах, парни, неужели же вы были в Первой конной?!»
- Да, - сказал Морковин и насмешливо посмотрел на Бориса, - я забыл вас познакомить. Это Борис Федоров, это Николай Латышев, а это Лев Курковский, известный в городе под именем Левки.
Неужели? Неужели это тот Левка?! Да, фамилия того была Курковский… Но здесь, у Морковина… Первая конная, Хаджи Мурат…
По-видимому, на лице его, по обыкновению, было написано все, что он думал, потому что они весело рассмеялись. Николай Латышев очень похорошел при этом, и Борис вспомнил Милку. Морковин еще раз указал ладонью на Левку и торжественно сказал:
- Знаменитый бандит.
И все трое опять рассмеялись. Усилием воли Борис овладел собою и улыбнулся. «Что ж, посмотрим»,- сказал он себе и обратился к Левке:
- О вас в городе невесть что рассказывают.
- И вы, сознайтесь, не раз меня ловили? - насмешливо спросил Левка.
- Ну нет, мы ловили только бандитов, - добродушно ответил Борис.
Он откинулся на спинку стула и положил ногу на ногу. «Больше вы не увидите, о чем я думаю. Жаль, что я не курю, стало бы полегче. Ну ничего».
- Вы расскажите, герои, как вы диверсантов ловили,- сказал Морковин, - а не то Борис не верит.
- Не верит? - удивленно спросил Левка.-Так ведь…
Он рассказывал всем уже знакомую историю так просто, с таким увлечением смотрел Борису в глаза, что…
«А может быть, это все-таки не тот Левка? - думал Борис. - Ведь никто из нас его не видел. А Милка не видела этого...»
Парни держали себя свободно, а главное - Морковин был с ними запросто. «Если это действительно не тот, то и разговаривать нам с Морковиным сегодня не о чем, нужно подумать. Ах, Милка уехала…»
Странное дело - все последнее время он мечтал о встрече с Левкой, о схватке не на жизнь, а на смерть. И вот в уютной комнате с абажуром сидит перед ним Левка. А может быть, совсем и не Левка.
- Ну, мне пора, - сказал Борис и поднялся.
- И нам, - ответил Левка, и парни тоже поднялись.
Когда они шли по городу, Борис на всякий случай держал руку в кармане.
- Итак, ты работаешь в розыске, - сказал неизвестно какой Левка, - и у вас здесь неспокойно?
Внезапно он остановился и сказал:
- Говорят, недавно в поселке ночью девушку на дороге убили.
Остановился и Борис. Ему показалось, что сейчас что-то должно произойти.
- Сознайся, - медленно сказал Левка, - записка, приколотая к кофточке, - помнишь, «дураков нет»? - это было остроумно.
Ты не бойся, к тебе это не имеет отношения - к тебе и твоей кофточке, в которой тебя похоронили. Я хорошо ее помню - заводы с трубами и дымом из трубы. Ты не можешь себе представить, до чего это не имеет к тебе никакого отношения. Он думал, что сразит меня насмерть, а на самом деле даже не задел. Я что-то сказал ему, самое простое, попрощался и ушел. И это было не самообладание, нет, просто мы с ним в разных плоскостях. Зато теперь я знаю, кто это такой. Только потом, когда я ушел, какая-то слабость охватила меня, такой я раньше не знал, пришлось посидеть немного на чужом крылечке. И потом вот еще: я не могу передать тебе своего изумления от того, что у Левки есть лицо с глазами, губами и бровями. Оказывается, до сих пор я представлял себе что-то темное, потайное, звериное, а вот просто человека с руками и ногами никогда себе не представлял. И волосы он себе зачесывает на пробор. Значит, стоит перед зеркалом и зачесывает. С таким, оказывается, вести борьбу гораздо труднее.