- Я, Вадим Федорович, вторую смену больше уважаю. Весь день свободный, почитаешь, в кино сходишь, уроки сделаешь. Я ведь в вахтовой школе учусь, верите?.. А в девять или где-то в этом районе на смену заступать и до двух ночи. Вторая смена легче; не надо машину готовить и еще - теплая она, машина. Работаешь себе и все.
- Без кондуктора справляешься?
- Ясное дело. Только вы подскажите кому надо: киевские билеты на очень тонкой бумаге печатают, в автоматах сминаются и не выскакивают. Трудно проверить, бросил монеты или врет. Я вот из-за вас на трех остановках не проверила, а так всегда проверяю… Можно, я к вам в гости приду? Альку посмотреть хочется.
- Приходи, - сказал он.
А сейчас подумал с тоской: Ленца придет к Альке, а он, отец, прийти не может… И мелькнула в голове мысль: а если все-таки притерпеться?.. Привыкнет же в конце концов Кира к его работе!..
Вадим совсем окоченел. Крепко сжал зубы, чтобы не стучали, - его бил озноб. А как зимой в окопах? В мокром снегу, в жидкой грязи?.. Не ночь и не две- четыре зимы в окопах, это сколько ночей? И враг был пострашней…
Ивакин закинул голову, посмотрел на звездное небо. Мирное небо - другого он не знал в своей жизни. Положил ладонь на землю, и земля не казалась ему такой холодной. Он снова закурил под полой, и спать уже не так хотелось, и снова были обострены чувства.
Шаги… Или показалось?
Не показалось: рядом всем телом напружинился Барс. Проводник крепко взял пса за ошейник.
Скрипит под неторопливыми шагами снег, но никого не видно. Один идет?.. Не похоже, чтобы один. Но и не много. Двое, наверное.
И вот уже нет ни холода, ни затекших ног, ни тяжести в голове, весь он собранный и легкий, все тело - единый мускул, подвластный его воле.
Заскрипел забор… Всё, казалось, предусмотрели, а теперь ясно: ни один из вариантов не подойдет. По другому обернулось - перелезают через забор в том месте, где тупик и темнота.
Забор высокий, лезли медленно, неторопливо - все в Ивакине дрожало от нетерпения. Вот они, наконец, двое. Длинные черные силуэты.
Цуркан слышит их, но не видит, проносится в голове Вадима. И Лунев не видит. Слышит ли?
Они или не они? Может, другие. Возвращаются домой, просто так через забор перелезли, чтобы сократить путь.
Донеслось звяканье ключей. Они!.. Нервы, мышцы, мозг Ивакина - все на пределе. Нетерпеливо и нервно посвистывает носом Барс.
Звякнула железная скоба. Один замок открыт. Со вторым почти не пришлось возиться. Тихо открыли дверь - не скрипнула. Один отошел, осмотрелся по сторонам, и оба исчезли в темном провале, прикрыли за собой дверь.
Пора. Ивакин закричал кошкой - пароль на выход. И вслед за проводником с Барсом бросился к дому.
Из темного проема двери к дороге метнулась высокая фигура. Барс прыгнул на нее, свалил на землю. Держит. Цуркан спиной прикрыл дверь. Ивакин и Лунев обыскали упавшего. Большая связка ключей, штук тридцать. Оружия нет. Щелкнули наручники. Возле грабителя остался Лунев.
Цуркан потянул на себя дверь, все трое укрылись за нею.
- Выходи! - потребовал Ивакин,
Тишина в доме.
- Выходи!
Ни звука в ответ,
- Собаку!
Мягкий прыжок. Крик. Урчанье Барса.
Вошли. Посветили фонариком. Парень стоит пригнувшись, закрыв руками голову, и Барс рвет его одежду.
- Руки вверх!
Отозвали собаку. Обыскали. За поясом брюк Ивакин нащупал нож. Вынул - блеснуло длинное лезвие финки.
- Наручники.
Рядом с грабителем встали Цуркан и проводник.
«Все, - подумал Ивакин. - Ревуна и здесь нет - На смену напряжению пришла усталость. - Скорей», - подхлестнул он себя и быстро зашагал к новостройкам - звонить по телефону в отдел.
Вскоре пришла машина, увезла парня, у которого отобрали финку. Подоспела и вторая машина - доставила заведующего шашлычной. С нею отправили второго грабителя. Уехали товарищи.
Вадим провозился до утра: осмотр помещения,
протокол осмотра, понятые, эксперт… Утром, уже в райотделе, узнал: звонила Светлана.
К часу дня удалось, наконец, вырваться домой. По дороге зашел в редакцию, но Светланы не застал и, пошатываясь от усталости, не спеша отправился домой - передремать часок-другой.
Грабителей задержали, но удовлетворения Вадим не испытывал: Ревун не давал ему покоя. Оба задержанных показали, правда, - на шашлычную навел Ревун.
- Где должны были встретиться?
Парни ответили одинаково:
- Ревун сам находит того, кто ему нужен.
21
Весь вечер Светлана ждала Вадима. Ничем не могла заняться. Взяла книгу, но застряла на первой же странице в думах о нем. Включила телевизор, но испугалась, что не услышит звонка, и выключила звук. Подошла к зеркалу, придирчиво оглядела себя. Провела ладонями по высокой груди, потом руки скользнули ниже и остановились на тугом пояске голубой юбки джерси. Светлана быстро сбросила юбку и жакет, постояла перед зеркалом в раздумье. Подошла к шкафу, достала розовый байковый халатик, облачилась в него и тоже сняла. Лихорадочно быстро перебрала белье на полке и сменила голубую рубашку на красную, очень короткую, с тонкими кружевами. Повертела в пальцах флакон духов, понюхала, не открывая, и отставила.
Только бы сын не вернулся раньше обычного! Как глупо, что ее комната не запирается изнутри. То есть как это не запирается!.. Соседка, съезжая с квартиры, оставила ключ. Светлана вспомнила его: большой медный ключ с бородкой-лесенкой; Поспешила на кухню, обыскала ящик со всякими железками, с гвоздями. Куда девался этот ключ?.. Еще раз перерыла ящик, с досадой ударила по краю кулаком. На рассеченной коже проступила кровь. Светлана вымыла руки под краном, хотела вытереть, но вдруг засмеялась, схватила половую щетку и побежала в комнату. Ну конечно, дверь открывается в коридор. Она сунула палку в ручку двери и опять засмеялась. Опомнилась вдруг, порозовела вся. Унесла щетку на кухню. Чуть не плача, посмотрела на часы.
Отчего не идет Вадим? Может быть, он совсем не придет?.. Нет, нет, он должен прийти, она не выдержит, умрет, если он не придет сегодня!
Вернулся от соседей сын. Светлана притаилась за дверью своей комнаты. Только бы он не окликнул ее, не зашел к ней! Казалось, сын все поймет, лишь взглянув на нее сейчас.
- Ты одна, ма?
- Я работаю, - громко сказала Светлана.
«Пусть уже Вадим не приходит, теперь уже не надо… Пусть лучше не приходит», - думала она, чутко ловя ухом каждый звук.
Около двенадцати явился Павел, гость сына. Она подождала немного и выглянула в коридор. Там было темно. И в комнате сына погашен свет.
Она тихонько открыла входную дверь, оставила щелку. Это даже лучше, что Вадим опоздал, конечно, так лучше!..
«Сумасшедшая!» - сказала она себе и заперла дверь на ключ.
Поднялась, едва забрезжило. Не завтракая, выбежала на улицу, к телефону-автомату. Ну конечно, срезана трубка. Побежала на угол - и там срезана. Ночной рейд безусых мерзавцев - и ни одной трубки в районе.
Вадима эти «трубки» всерьез тревожат. Волнуясь, говорил о том, что подростки, срезая трубки, приносят громадный вред не только населению («Скорую помощь» не вызвать, пожарников). Есть и другая сторона дела, не менее важная. Парнишка, ворующий мембраны, уже готов, психологически готов к любой краже. А чувство безответственности, безнаказанности, которое крепнет в нем с каждой удачно, без осложнений срезанной трубкой?.. Разве это - не страшно? И ведь можно избежать этого, появись в магазинах мембраны…
Я уже писал в газету, - сказал Вадим, а Светлана едва сдержала улыбку: какие мелочи его заботят…
Сейчас, когда ей самой понадобился телефон, она подумала, что Вадим прав.
Позвонить из автомата так и не удалось, и Светлана поехала в редакцию. В шубке бросилась к телефону. Ивакин?.. Не приходил еще.
Она опустилась на стул, сжала холодными пальцами виски.
Позвонила спустя полчаса. Ивакин у начальника.
Позвонила спустя пятнадцать минут. Ивакин вышел, И снова набрала номер - ей надо было услышать его голос. Ивакин занят, позвоните после обеда.
Полдня как в лихорадке.
В обед забежала в кулинарию. Взяла чашку кофе и пирожки. Поставила на столик, подняла глаза - и встретилась взглядом с Кирой.
Почувствовала: кровь отхлынула от лица. А губы уже улыбались привычно. Услышала веселый свой голос:
- Здравствуй, Кира! Сколько лет мы с тобой не видались?..
Кира смотрела на нее, не мигая, и Светлана подумала: она уже знает. Потому и не отводит иконописных, страдальческих глаз.
Светлана надкусила пирожок, пожевала и ощутила, что проглотить не может. Отхлебнула кофе. Сказала :
- Горячий!
А Кира все смотрела на нее испытующе.
«Она все такая же, - с удовлетворением подумала Светлана. - Та же угловатость и худоба, та же скованность в движениях. Плата за сухость, черствость душевную. Женщине это даром не проходит».
Кира-девочка была похожа на кубинку, которую Светлана видела в Москве. Такая же смугло-оливковая кожа, черные, с фиолетинкой глаза в тяжелых опахалах-ресницах, тяжелые черные косы. Не было в
Кире - и не могло еще быть тогда - той завершенности, округлости линий, что пленяли в кубинке: угловатый подросток с неулыбчивым узко-овальным лицом, острым подбородком, тоненькой робкой шеей и торчащими ключицами. Но все в ней уже тогда обещало красавицу. Не сбылось обещание…
Молчание было тягостным, и Светлана сказала:
- Я как-то тебя издали видела, с сынишкой. Очень на тебя похож.
Кира все так же испытующе, молча смотрела на нее. От недопитого кофе поднимался едва заметный парок.
- Ты в больнице работаешь? - спросила Светлана, сдерживая необычное для нее глухое раздражение.
- В больнице.
- Хирург?
- Хирург.
- И Вадим хирург?
У нее очень легко выговорилось это, она и сама подивилась своей фальши.
Кира неопределенно повела головой.
Светлана видела: длинные, суховатые пальцы Киры сжали чашку, сейчас они раздавят ее.