- Она начала, другие закончили. Повстречалась с жульем, толкнули на эту дорожку.
- Бедная ты, бедная - толкнули. А кто тебя тогда в наш дом толкнул, на обман?- спросил Вадим.
- Девчата в автобусе газету вслух читали, про разные приглашения. А мне возьми и стукни: что будет, если вместо той девчонки я заявлюсь? Дома у матери нас пятеро, трое - совсем малышня. Мать меня нянькой пыталась сделать. Делай, кричит, а я не хочу. Ленивая была.- Зина засмеялась,- лежать да конфеты сосать любила. Дома ругают, в школе ругают- надоело. А тут газетка. Выпросила газетку и поехала по ближнему адресу. Оробелая пришла в первый раз-то. А очень даже легко получилось. Приняли, будто я сестра кровная. Пожила с месяц безбедно, а они про учебу, про работу заговорили. Я - ходу. Ещё адресок наметила. Туда уже спокойно ехала, знала,-получится. Пять городов сменяла, и только у вас прикипела, осталась бы навсегда, когда б не Кира.
- Значит, на первый обман тебя девчата из автобуса толкнули, так я понял?- спросил Вадим.- Газетку с приглашениями вслух читали, а у тебя, как на грех, уши…
- Подначиваешь?
- А ты как думаешь?
- Считаешь, во всем сама виновата?
- А ты как думаешь?
- Как думаешь, как думаешь!- рассердилась Зина.- Больше полгода на всем готовеньком жила, для этого не одни уши - голову на плечах иметь надо! Ты не гляди, что обманом, ты мои способности оцени.
- Применила бы ты их в другом месте…
- Вкалывала, да? Ищи дуру… Нет, ты скажи, я же работала в Днестрянске в охотку, было же! Сама на себя удивляюсь. Я у вас все в охотку делала - и дома и в цехе. Уроки с Олей учила, надо же!.. Ты считаешь, сама виновата, а я считаю, Кира. И ты с моей считалкой ничего не сделаешь. Жила бы и жила у вас, замуж вышла - может, и за тебя, какая я девка была, скажи! Детей бы нарожала. Когда б не Кира, все по-другому пошло бы. А ваша семья… Мне ваша семья… Что мама, что папа, что сестры… Про тебя и Андрейку и не говорю. Мысли плохой не было, ты мне веришь? Всем в глаза смотрела, как лучше сделать, как угодить. Да я и сейчас за вашу семью…-у нее перехватило горло.
Похоже, и Вадим расчувствовался.
- Сказал:
- Ну, что же… Поезжай, Зина, в Днестрянск. Живи в моей комнате, пока лучшую не найдешь. Думаю, надо бы тебе и в цех к отцу вернуться.
- Так и я про это думаю!-с радостным облегчением воскликнула Зина.- Нюрка там, подружка моя…
Вадим пристукнул ладонью о стол.
- Решено.
- Ты бы письмецо своим написал,- искательно сказала Зина.- А то как с луны свалюсь без ракеты.- Шутка не получилась, Зина поняла это и, не зная, за чем бы еще укрыться, решила напрямик: - Напиши, что сам не возражаешь и их просишь.
- Не знакомиться едешь,- возразил Вадим.- Не к чужим.
- Для верности написал бы…
Вадим скомкал и бросил в корзину исчерканный лист бумаги, на чистом набросал размашисто: «Мыс Зиной решили, надо ей жизнь в Днестрянске налаживать. Помогите на первых порах». Подписался, отдал записку Зине.
Она прочла. Обрадовалась.
- Вот это другой разговор.
Аккуратно сложила листок, спрятала в сумочку. Спросила:
- А станут про тебя, про детей допытываться, что говорить?
- Ты у нас дома была, все своими глазами видела. Расскажешь.
- Простят они меня?
Вадим поднялся, обогнул стол, подошел к ней.
- Не трусь, Зина.
- А простят?..
- Все от тебя зависит.- И предупредил:- Днестрянск - городок маленький, там каждый, как на ладони. Не забывай.
Вадим вышел, оставил ее одну в кабинете. Скоро вернулся, сказал весело:
- Чего резину тянуть! Пойдешь сейчас с нашим работником на автобусную, он тебе билет купит, утром уедешь.- И, чтобы Зина .не заподозрила его в недоверии, пояснил: - Билетов, наверное, уже нет, Зеле-нин устроит. А я сегодня домой позвоню, чтобы встречали.
- Думаешь, отступлюсь?- с грустной усмешкой спросила Зина. - Я про это с тюрьмы еще мечтаю…
21
Он вошел в кабинет с криком:
- Не имели права сажать! Я психический! Требую в психбольницу, никто не чешется! Кто передачи мне будет носить? Сестра, байстрючка, не принесет. Меня в грязной рубахе взяли, переодеться не дали! Ну пускай я неграмотный, но человек же! Пусть отсидел, но ведь как все. А что мне клеют?
- Сейчас расскажу, не спешите поперед батька в пекло.
Ивакин поднял телефонную трубку:
- Володина, пожалуйста.
Вошел Роман. Подстрижен, побрит, на черной вельветовой куртке ни пылинки. Сказал громко:
- Здравствуй, Глицерин.
- Ну-ну.
Батог пятерней вытер заросшее черной щетиной лицо, точно умылся.
- Володин, расскажите, какое участие в кражах принимал Леонид Батог.
Роман заговорил быстро, весело. Батог перебил его на половине фразы:
- Какой еще Боря? Не знаю никакого Бори.
Володин продолжал рассказывать.
- У вас понятия далекие,- перебил Батог,- не понимаете, что меня нельзя садить в камеру на цемент и тюльку.
- Кража в общежитии,- перечислял Володин.
- В грязной рубахе взяли, козлом воняет, я что, не человек?
- Не прикидывайся, Глицерин,- одернул его Володин.
- Сестра-байстрючка принесет мне вещи, я про это хочу знать! Пусть она принесет мне вещи, ничего другого знать не хочу! И Бори никакого не знаю.
- А эту записку вы кому писали?
Ивакин расправил на ладони грязный клочок бумаги, прочел вслух: «Смотри, если к вам в камеру кинут взрослого, никогда не говори правду. Борик, говори так, что я спал, а Роман и Лариска продали и мы выпили. Скажи, что я Роману дал сто пятьдесят».
Володин так и взвился:
- Что ты хитришь, Глицерин? Ты мне давал какие-то деньги?
- Про это вопше не было.
- Как не было?-возразил Ивакин.- Я же читал вашу записку.
- Мало что я там в записке пишу! Для чего-то писал, надо было.- И снова пятерней умылся.
- Это я угрожал Боре, я заставил его квартиру свою ограбить?-наступал Володин.
- Я могу сам на себя все взять, большое дело.
- Не закрывай амбразуру своим телом.
- Вы неправильно ведете себя, Батог, - заметил Ивакин.
- Говори правду, Глицерин! Я когда-нибудь разберусь с тобой без начальника, ты у меня узнаешь и кофе и какао.
- Что ты вмешиваешься в наш разговор? Я вопше никаких показаний давать не буду. Можете меня сажать, а показаний от меня не услышите. Я вполне серьезно говорю.
- Кто разбил окно в квартире Якименко?-спросил Ивакин.
- Я и Борик. Вы что, спрашиваете у меня показания? Я вам ничего не дам. Я требую в психбольницу. На цементе и тюльке сидеть не согласен.
- Он разбил стекло и первый влез в квартиру,- сказал Володин.
- Вы меня подбиваете, чтобы паровозом пошел, на дальничок. А я написал, что ты взял сто пятьдесят, и конец.
- Я взял?
- Ну, я хотел, чтобы так думали. И что? И ничего страшного. А что, я на себя должен брать? Человек предложил, пойдемте выпить к нему, выпили. Продать - продали. Его же вещи!
- И дамская кофточка - его личная вещь? - спросил Ивакин.
- А я разбираю! Голубое и голубое, может, кальсоны, а не кофта. Женское, мужское - большое дело!
- Вы говорили прежде, что Володин предложил взять пальто, чтобы продать.
- Я не говорил так! Кто писал?
- Лейтенант милиции.
- Какого еще лейтенанта приплетаете? Тот, что брал показания? Так он врет, я не говорил так.
- Ваша подпись стоит.
- А я читал?
- Зачем же подписывать, не читая.
- А мне все одно.
- Ну, так кто предложил продать вещи, я? - спросил Володин.
- Не ты! Кто говорит, что ты. Якименко. Борик. Дайте закурить!
- После очной ставки.
- А я терпеть не могу!
- Потерпите.
- Та за кого вы меня держите! Я вам мальчик? И вопше хватит. Всё, что говорит Роман, верно, это я на словах говорю, а подписывать ничего не буду. И на следстве и на суде все другое будет, я вам вполне серьезно говорю.
- Вы подтверждаете показания Володина?
- Ничего я не хочу подтверждать. Я в психбольницу хочу, у меня на почве нервной системы припадки. Что? Сейчас ставка, потом следство, дальше суд, тюрьма и будь здоров манечка.
- Я спрашиваю: было так или не было? - повторил Ивакин.
- Я подтверждай, а вы меня потом в дураках оставите! И вопше я не знаю этих подельников, а мне их клеют!
- Что вы кричите, Батог?
- Я кричу?!
- Ларису Перекрестову знаете? Нет? А она говорит, что жила с вами «за боюсь».
- Лариска? А я вопше кого пальцем тронул? Пришла и пришла, ушла и ушла: Мне нет дела.
- Вы давали ей адреса квартир, а она наводила. О каких квартирах шла речь?
- Вы что, спрашиваете у меня показания? А вы спросите, кто мне передачу принесет! Вы что, не понимаете, когда от человека воняет? И вопше я требую психбольницу, я не хочу на тюльке сидеть!
Ивакин отпустил Володина. Положил перед собой чистый лист бумаги, сказал:
- Придется отвечать. Без крика. Я беседовал с капитаном Бойцовым. Три года назад вы вели себя так же.
- А что на суде было?
- Ваша ложь не помогла вам.
- Ну, спрашивайте, спрашивайте. Я на себя все могу взять, как вам хочется.
- Пока вы велели Якименко взять на себя кражу в закусочной.
- Я велел? А ну докажите! Он в тюрьме сидит, а я в КПЗ, как я мог ему велеть!
- Вы еще по улицам тогда гуляли. Борис застирал майку с вашим посланием, да чернила остались.
- Это я ему передачу делал?-взъярился Батог.- Я? Что вы меня на пушку берете!
- Не кричите, Батог. Вторая ваша записка у меня в столе.
- Опять на пушку берете?
Ивакин слегка выдвинул ящик стола, не доставая записки, прочел вслух: «Борик, привет. Боря, смотри не забудь сказать, что Лариска вещи продала, а я ничего не продавал, был рядом. Этим всем спасусь, дадут три-четыре года строгого, а иначе особый-пять лет. Если поймут на суде, что я подсказывал, то точно пять лет особого. Лариска подсказывала, ты это говори уверенно, чтобы верили. Борик, запомни, что паровозом пойдет Лариска».