- Ленца!-предостерегла Кира, кивнув на Альку.
- Словно на свежий воздух попала из преисподней. И самой захотелось так - постель белую и книги и мужа.
Вокруг засмеялись, а Ленца, сверкнув вишневыми своими глазами, продолжала громче:
- Да, и мужа хорошего, ласкового, что тут такого? Всего этого сразу захотелось и вернуться домой уже не могла, вспомнить и то противно. Я это все к чему? Чтобы вы поняли: слова - их не увидишь, не понюхаешь, на них не поспишь. Кто другой жизни не видел, и понять их не может. Слова и слова. А сунуть человека в другую жизнь с размаху, с головой, как в чистую воду…
- Почему же из интернатов убегают?-перебила Тома.- И простыни там, и наволочки, и книги, и телевизор даже.
- А черт их знает,- отозвалась Ленца.- Я в интернате не была.
- И еще ты не была мальчишкой.
- Я был в интернате и был мальчишкой,-сказал Валентин.- Бегают, потому что учиться не хотят. Это первое. И еще вот что: те, кого отдают в интернат в первый класс, не бегают. А смотрите, что получается: до пятого, к примеру, пацан живет, как дикая кошка - куда хочу, туда хожу, школу пропущу, на чердаке заночую.
- Да, да, да!-поддержала Тома.- Это же из таких семей, где порядка - ни в чем. Да, да, да, Валя верно говорит. До какого-то класса болтался и разболтался совсем, а тут его - в интернат. Вставать по часам, в класс идти, потом уроки учить, спать по часам. Вот и убегает, чему тут удивляться? Дело в том, что поздно! Надо у таких мамаш детей маленькими забирать, вовремя, такими, как Надюшка,- она кивнула на закрытую дверь спальни.- А потом уже многое упущено, поздно потом.
- По-твоему, поздно, так руки сложить?
- Что ты, Гриша, чушь несешь! Руки сложить-: разве это по-моему?
- Так получается. Если мальцом не взяли, значит, и работать с ним бессмысленно.
Заговорили, зашумели все сразу.
- А Сеня как!-кричала Тома.- Сеня каких перековал! Всего год ходил в вожаках, и что? В вечернюю школу пошли. На заводе работают.
- Подсылать вожаков - и решено дело, так у тебя получается?- спросил Алеша.
- Я этого не говорю, но и это иметь в виду не мешает.
- Вадим Федорович говорил в исполкоме насчет стадиона для подростков,-сказала Кира, радуясь, что Вадим рассказал ей об этом, и она может принять участие в общем разговоре.
- И что?
- Выделяют площадку. Строить - самим.
- И верно! Если своими руками… Вадим Федорович пришел?-Тома выглянула в коридор.- Он самый!
Вошел Вадим, порозовевший от быстрой ходьбы, ладный в темно-зеленом свитере крупной вязки. Алька бросился к нему:
- Мы уже столько переговорили, переделали всего, а тебя нет и нет!
Вадим отдал сыну свернутую в трубку газету. В ней оказалось несколько красных, уже распустившихся гвоздик с ярко-зелеными, чуть Приоткрытыми и розовеющими изнутри клювиками бутонов.
- Свеженькие, горяченькие,- сказал он Альке.-: Поставь в воду, пока не остыли.
Алька захохотал, прошелся по комнате, подрагивая, покачивая бедрами, помахивая воображаемой юбкой. Подмигнул отцу: никто, мол, не понимает.
- Ужинать будешь?-спросила Кира.
- Кофейку бы.
Ленца вскочила, бросила на ходу: - Я налью вам,- и выбежала на кухню.
Алеша, Тома и Костя потеснились, и Вадим уже устроился было рядом с ними на кушетке, но Кира сказала неумолимо: - Мой руки.- И он, притворно повздыхав, отправился на кухню. Вернулся с чашкой в руках. Следом за ним вошла Ленца, поставила на стол вазочку с гвоздиками.
- Что Люды нет?-спросил Вадим, усаживаясь.
Ребята переглянулись.
В дверь позвонили.
- Может, это она?-сказал Вадим.
Тома ринулась открывать, но Кира остановила ее:
- Сиди, я знаю, кто это.
Утром приходила цыганка с грудным ребенком на руках, просила детские вещи, и Кира велела ей прийти вечером. Сейчас она достала из шкафа узелок с распашонками и ползунками Надюшки, из которых она уже выросла, и пошла открывать.
Перед ней стояла незнакомая пожилая женщина. Черноглазая, чернобровая, смуглая. Пестрый платочек на голове. Небольшой чемодан у ног. Кира уже собралась спросить: «Вы к кому?» - но не спросила, непонятно взволнованная появлением этой женщины. И женщина ни о чем не спрашивала, стояла, не двигаясь, смотрела черными тоскливыми глазами на Киру.
- Мама?.. - едва слышно выговорила Кира.
25
Они сидели на кухне по разные стороны стола, и женщина говорила, говорила ровным и мягким грудным голосом почти без пауз.
- А где мой брат? - неожиданно спросила Кира.
Мать осеклась, спросила испуганно:
- Как ты узнала?
- Ты сама написала.
- Я?..
- Мне в милиции показали твое письмо, ты просила не давать мне адреса, писала, что у тебя муж и сын.
- Ох, Кирочка… Разве так сразу про все расскажешь?
Киру окликнули, и она, переложив узелок с вещами с колен на табурет, ушла. Когда вернулась, мать рассматривала распашонки.
- Почему ты с этим пошла открывать?
- Думала - цыганка. Нищенка.
Мать покачала головой, заплакала негромко.
- Я и есть нищая. Просить пришла. Не куска хлеба - слова доброго.
- Отчего ты ушла от папы? - не глядя на нее, спросила Кира.
- От какого папы?
- От Леонида Петровича. И меня бросила.
- Ох, Кирочка, не знаю, как ты правду поймешь, а выдумывать… Столько навыдумано было, не могу больше. Тебе лгать не могу. Я за Леонида Петровича из-за тебя вышла. Профессия хорошая, врач, и человек добрый, детей любил. А у тебя отца не было. Я и решила: дам тебе отца.
- И отниму мать, - невольно продолжила Кира.
- Ох нет, дочка, нет, я навсегда хотела. Если бы раньше с ним сошлась… А он сразу предложение сделал. Я и не знала, какой он мужчина. Неловко говорить, Кирочка, старая я уже, а сказать надо, иначе как ты меня поймешь? Ночи мои… Погладит по голове, как ребенка, поцелует в щеку, скажет: «Спи, Тасенька, спи…» Неделями так. Пока его ласки дождешься, черная ходишь. И такая злость на него, к любому мужчине кинулась бы. Я жадная была до мужчин, и это не вина моя, это природа во мне бушевала. Может, и ты такая, ты поймешь, Кирочка, мы же одной крови.
Кира покраснела до слез, голову опустила.
- Это не стыдное, - сказала мать. - Это самое сильное, что есть в природе.
- Сильнее материнского чувства? - с горечью спросила Кира.
- Я не в поле тебя бросила, я тебя хорошему человеку оставила, он тебя, как родную, любил, разве неправда, Кирочка?
Кира кивнула.
- А я… куда мне было? Город маленький, все друг друга наперечет знают. Я в гостиницу работать пошла. Там и с ним познакомилась. И обо всем забыла. Только бы вместе. А ему уезжать… - Она помолчала, заново переживая давнее. - А меня молодую ты помнишь, Кирочка? Ты красивая, а я куда лучше была, ярче, жизнь во мне так и играла каждой жилкой. Он и позвал меня с собой. Сам моложе на восемь лет был. О тебе я и заикнуться не посмела. О муже сказала. И возраст свой скрыла.
Уехала с ним. Счастливая была, грех правду не сказать. Только сильно боялась ему разонравиться. Беременная ходила - затягивалась. Открылось в конце концов. Он ничего, обещал жениться.
Родился Сережа. А тут запрос из милиции подоспел. Я и написала то слезное письмо. Ты устроена была, Кирочка, а у меня последнее рушилось. Ты понять должна, тоже ведь женщина.
- Я дочку не бросила бы, - сказала Кира.
- Не зарекайся, Кирочка, в жизни и не такое бывает. Страсть человека жгутом крутит, до пепла сжигает.
Из комнаты раздался дружный смех.
- Праздник у вас какой сегодня? - спросила мать.
- У товарища сын родился. Рассказывайте, мама.
- Письмо, значит, пришло…
- Вы про письмо рассказали.
- Так я и отказалась от тебя, Кирочка. Ну и наказана была тоже, не думай. Пошли мы расписываться. Тут он и увидел впервые мой паспорт, узнал и про возраст мой и про ребенка. И - все, Кирочка. Как отрезало. Если, говорит, ты могла столько лет меня обманывать и дочку родную бросить, от тебя любой измены ждать можно. На возраст, говорит, не посмотрел бы, а обмана никогда не прощу. Ушел от меня и из города уехал. Деньги, правда, слал. Из разных городов я получала, может, проводником устроился, разъезжал, не знаю. Два года получала деньги. А потом сам явился. Говорит, Сереже отец нужен, поженимся. Я чуть с ума не сошла, Кирочка: сына-то у меня тогда уже не было…
На кухню заглянул Алька, разрумянившийся, вспотевший.
- Мама, а я… - и замолчал, уставился на чужую женщину.
- Иди ко мне, Ал^нька,- сказала она, легко, по девичьи, повела плечами и встала ему навстречу,
- Вы меня знаете? - удивился Алька.
- Иди в комнату, - быстро и строго сказала Кира.- Ты хозяин, должен быть с гостями.
Мальчик вышел, и Кира поплотнее закрыла за ним дверь.
Мать с укором посмотрела на нее.
- Не разрешаешь мне внука обнять… Или скрывать решила?
- Рассказывайте, мама. - И напомнила: - Он вернулся, а Сережи нет.
- Да… - Мать пригорюнилась. - Самое трудное, жгучее самое рассказывать. Ну да из песни… Я ведь еще молодая была, Кирочка, когда он меня оставил. Не могла долго одна. А с мальчиком… Я и сдала его в детдом, и расписку с меня взяли, что отказываюсь от ребенка. Когда отец Сережи приехал, я туда кинулась, на колени встала: отдайте сына! Не можем, говорят, отдать, взяли вашего мальчика в хорошую семью, из города увезли. Я бы за Сережей на край света полетела - не дали адреса.
Все потеряла - и мужа и сына. Чуть руки на себя не наложила. И с того дня совсем не та стала. Надломилась внутри и чувств таких уже ни к кому не испытывала больше.
А Сережа теперь уже паспорт получил, - сказала она, помолчав. - Только ему, наверное, имя другое дали. Попробуй, найди. Я на твоего мужа сильно надеюсь, Кирочка. Только милиция разыскать может.
- Вадим не станет искать, А как ты наш адрес узнала?
- К Леониду Петровичу поехала, повинилась, уплакала. Он и дал. Не сразу, правда, но дал, добрый он человек. Ты не отказывайся от меня, Кирочка, не делай моей ошибки, оставь при себе. Я те