— Да, Елена Владимировна, — Васин свернул листы ватмана.
До треста шли пешком по новому мосту, недавно сооруженному вместо старого, «пушкинского». Старый мост назывался так потому, что был построен в том году, когда Пригорск посетил великий поэт.
— Построили новый мост, а старый снесли. — Елена Владимировна вздохнула. — Оставили бы старый для пешеходов. Сохранили бы неповторимую старину. Не глупо ли? Но ничего уже не поделаешь. И к ответственности привлечь некого. Головотяпство.
— Однако поговорим о защите. Я выступлю с основными тезисами, вы — больше скажете о Скалистом плато. Договорились?
— Вы начните о нем, сделайте запев, а я уж допою, не волнуйтесь. Кто наш главный оппонент?
— Геолог Гаев. Он недавно приехал из Алжира, весь такой важный, на черной «Волге». Говорят, большой спец по полиметаллам…
— Я большая оптимистка. Сразу после защиты уйду в отпуск. Вы не возражаете? Подала заявление.
Васин, остановился, взял Дроздову под руку:
— Конечно, без вас не совсем весело, но что поделаешь? Вы хотите съездить за своими?
— Игорь Иванович, а что вы думаете об убийстве человека, собравшегося на плато? Не связываете преступление с военными складами, которые там будто бы были построены? О них мне и папа говорил.
— Связывать и увязывать — дело следователя. Туриев — толковый человек, он выйдет на преступника. Наше дело — ждать результаты защиты. Больше ни о чем я не думаю.
— Что же мы застыли на месте? Вперед!
…Борис все-таки не мог понять, почему Заров ему несимпатичен. В глубине души он понимал, что не имеет пока никакого права и основания подозревать этого пожилого человека, но что-то туманное, бесформенное росло в его сознании, и он ждал того момента, когда это бесформенное обретет зримые черты, станет явственным. А пока он злился на то, что его неприязнь к Зарову находится в явном противоречии с обликом этого человека.
Заров мечтает об экспедиции на Скалистое плато. Этого же добиваются Дроздова и Васин. Так что же, их тоже взять на подозрение?
Абсурд! Нет, нет, надо отречься от мысли, что Георгий Николаевич имеет какое-то отношение к происшествию у тропы на Скалистое плато. Заров утверждает, что с начала и до конца ливня прятался в пещере. А почему он, Борис, до сих пор не поговорил с проходчиками? Может, они что-нибудь интересное скажут. И Васин в тот день был в штольне. Надо собраться, надо сжаться в кулак и действовать. Пока следствие топчется на месте. Уже должен быть ответ из Москвы, из центральной дактилотеки, об отпечатках пальцев на бутылке «Нарып-кала»? Времени у них тоже не хватает. Сейчас вообще ни на что не хватает времени. Такой век стремительный.
Борис попросил у Дроздовой рукопись Лосева и вдумчиво прочитал. И хотя труды Виктора Туриева и Владимира Лосева разнятся, в них одна мысль: Скалистое плато требует к себе внимания.
Профессор Лосев был серьезным ученым, он не стал бы писать книжку, не проанализировав все документы, касающиеся Скалистого плато. Об этом месте существует обширная литература, правда, не вся — общего пользования. Несомненно, Лосев имел к ней доступ.
А что, если предположить такое… Некто, по имени Григорий, зная точное расположение пещеры, где хранятся изделия из золота и серебра, решил завладеть ими. Но об этом знает еще кто-то. Может даже этот «кто-то» находился в союзе с Григорием. В какой-то момент Григорий нарушил союз и пошел на Скалистое плато… Это решение стало для него роковым. Но если принять такую версию, надо самому подняться на плато и ждать, когда туда придет тот, другой, который убил Григория. Неправдоподобно? А черт его знает пока, где правда. Лосева одернули, когда он в записке в Наркомат иностранных дел написал, что немецкие специалисты проводили здесь, на его взгляд, не только геологические изыскания. Тогда, в 40-м году, так надо было. Но потом, почему потом, уже после войны, Лосев не вернулся к этому вопросу? Может, и возвращался, да об этом неизвестно.
Скалистое плато — огромный запасник строительного материала — доломитизированного известняка. К такому выводу пришел не только Рейкенау. Корифеи отечественной геологии Мушкетов, Наливкин, Ферсман тоже сказали свое слово.
Что касается гипотезы Лосева о существовании там в древние времена города, то это, извините, фантазия. Государству нужны не домыслы, пусть и очень занимательные, но сырье для промышленности, сиречь, руда.
Звонок. Голос Елены Владимировны:
— Здравствуй.
— Привет. Я только что подумал о тебе.
— Не хочешь ли ты сказать, что я легка на помине? Ехидный ты человек! Но я не обижаюсь. Я сейчас такая гордая, такая гордая! Посмотри на часы… Который час?
— Тринадцать часов пятнадцать минут.
— О господи! Когда ты научишься говорить штатским языком? Ну неужели трудно сказать: час пятнадцать?
— Я сугубо штатский, но привык время называть так, как положено.
— Так вот, пятнадцать минут назад мы с Игорем Ивановичем успешно прошли предварительную защиту проекта. Более того, склонили начальство на то, что весной будущего года организуется экспедиция на Скалистое плато. Экспедиция — громко сказано, но отряд из пяти человек туда будет послан.
— Представь себе, я и о Скалистом плато думал перед твоим звонком.
— Это уже телепатия! Борис, как давно мы с тобой знакомы?
— Тысячу лет и восемь дней.
— Ой, как здорово ты сказал! А можно я приду к тебе и расскажу, как проходила защита? В тебе хоть немножко от геолога осталось?
— От геологии так просто не отделаться. Приходи, жду. Я позвоню на проходную, пропуск тебе выпишут. — Борис положил трубку. Вскочил. Необыкновенная легкость. Смешно? Еще неделю назад он рассмеялся бы, если б кто-то сказал, что он так вдруг может увлечься незнакомой дотоле женщиной. Надо же, как случилось. Да и мама сказала: «Ты на нее смотришь как влюбленный мужчина».
Дроздова пришла неожиданно быстро, похвасталась.
— Сам управляющий трестом подвез. Правда, он был весьма и весьма удивлен, когда я попросила остановить у прокуратуры республики, но я ему не стала объяснять, для чего мне надо сюда. Так мне можно присесть?
— Прости, Леночка! — Борис выскочил из-за стола, взял ее под руку, подвел к дивану.
— Садись, я рядом.
— А можно в служебном кабинете в служебное время?
— Тогда так. — Борис занял место в противоположном от Елены Владимировны углу дивана. — Рассказывай.
— Ой, я до сих пор не могу отойти: страшно волновалась. Защиту начал Васин. Если бы ты, Борис, послушал его! Оратор! Цицерон! Глубочайший анализ положения дел, точная формулировка, умелое оперирование данными анализов и минералогических исследований. Знаешь, пояснительная записка нами написана нормальным сухим языком — тем, каким и пишутся подобные документы, а вот защищался Васин блестяще. Даже начальник партии вытянул шею, прислушиваясь к каждому слову Игоря Ивановича, а ведь Темиров — наш первый противник. Тебе фамилия Гаев о чем-нибудь говорит?
— Знаю такого. Он недавно из загранки вернулся.
— В Алжире работал. Спец по полиметаллам. Был нашим главным оппонентом. Выступил после меня. Я сказала о минералогии месторождения. Гаев расхвалил нас так, что мне неловко стало. Словом, предварительная защита прошла отлично. Основной проект нам будет теперь защитить легче легкого. После защиты я попросила предоставить мне отпуск: надо съездить, за мамой и Олежкой в Москву. Пусть поживут со мной. В Рудничном зима прекрасна: снежно, тепло, то, что надо для Олежки.
— И когда ты собираешься в отпуск?
— Вот выступлю по телевидению, — съезжу в Рудничный, и — в Москву!
— Счастливица.
— Еще бы! Главное — отпуск летом, что у геологов очень и очень редко. — Елена Владимировна встала, зашла за стол Туриева, оперлась о него раскрытыми ладонями. — Потом Гаев стал в такую позу и говорит: товарищи, надо поддержать выводы Васина и Дроздовой о манящей перспективе месторождения «Бачита» и выделить для его разведки дополнительные ассигнования. Что касается их просьбы об исследовании Скалистого плато, то я прошу Васина или Дроздову высказаться по этому поводу более подробно, ибо в проекте о Скалистом плато упоминается вскользь.
— Выступила, конечно, ты?
— Как ты догадался? Выступила! Главное: привлечь внимание, обосновать необходимость тщательного изучения Скалистого плато, как геологического уникума. Остров, сложенный карбонатными породами, в океане изверженных пород. Как случилось, что раскаленные, расплавленные кислые породы не поглотили известняк, не переплавили его? Я решила оперировать сведениями профессора Шалимова из Ленинградского горного института. Сведения эти касаются древних известняков, встречающихся в слоях вулканических пород на берегу Южного Крыма. Во как! Аналогия налицо, но я сперва тебе растолкую теорию Шалимова, не возражаешь? Бьюсь о заклад, что ты о ней не знаешь.
— Осадочными породами не занимался.
— Ну, тогда слушай. Профессор Шалимов обнаружил известняки на гребне Меласа в Крыму. Среди вулканических пород — целую вереницу глыб. У него сложилось мнение, что когда-то, в геологически объяснимые времена, там был риф. Прибой древнего моря уничтожил его в минувшие геологические эпохи. В одной из глыб профессор обнаружил ископаемую фауну — крупные раковины моллюсков и ветвящиеся стебли коралловых колоний. По фауне определили возраст пород. И к какому выводу пришел Шалимов? На дне древнего моря, занимавшего территорию нынешнего Крыма, образовался исполинский вулкан. Из кратера вытекала лава, постепенно наращивался его конус. Вероятно, вершина находилась близко от поверхности акватории. Море было теплое, тропическое. Когда вулкан прекратил свою деятельность, на вершине подводной горы начали селиться организмы, содержащие карбонатное вещество. Организмы миллионы и миллионы лет умирали, осаждаясь. Их известковистые скелеты постепенно образовали массив. Шалимов предположил, что море мелело, организмы вынуждены были надстраивать свои колонии, ибо могут жить только на малых глубинах, при чистой и теплой воде. Смен