- Ерунда. Она слишком юна, чтобы самостоятельно выбирать достойного арийца. Ей нужно помочь сделать правильный выбор. Подобная помощь будет высокопатриотическим поступком, фрейлейн Ютта.
- Вы переоцениваете мое влияние, господин Зейц.
Зейц уселся на ручку Юттиного кресла, приблизил к ней свое лицо. Глаза его сузились.
- Это вы, фрейлейн, недооцениваете меня. — Он рассмеялся. — Хватит сказок, Ютта, хватит сказок. Она похолодела. Непроизвольно дрогнули ресницы.
- Какие сказки вы имеете в виду? Она взглянула прямо в узкие глаза Зейца. Он все еще смеялся.
- Разве вы не любите сказок, Ютта? Разве вам их не читали в детстве? Бабушка? Ха-ха-ха. Или дядюшка? Ха-ха-ха. Или тетушка?.. У вас же есть тетушка?
- Да, в Берлине… Но я что-то не понимаю вас. Вы… Не может быть!
Зейц, казалось, не замечал ее смятения.
- Видите. Тетушка далеко, она не может помочь своей любимой племяннице. Прелестной фрейлейн Ютте. А ведь ей очень нужна помощь. Одиноким девушкам трудно жить на свете. Их каждый может обидеть…
Зейц положил обе руки на зябкие плечи Ютты. Она дрожала. Все в ней протестовало против смысла произносимых им слов. Так это он Март? Невозможно! Но как тогда он узнал? Значит, провал. Их раскрыли. Надо закричать, предупредить его. Март сидит там, внизу, не зная, что такое Зейц, не догадываясь. Или там никого нет? Его схватили уже. И теперь мучают ее. Там внизу чужие. Кричать бесполезно. Или… Это все-таки он, наш? И все это лишь маскировка, игра… Но можно ли так играть?
Она не могла вымолвить ни слова.
- Кто защитит одинокую девушку? Добрый принц? Гордый дух? Рюбецаль? Вы верите в Рюбецаля, Ютта?
Он проверяет ее. Ну конечно.
- Да.
- Я буду вашим Рюбецалем, фрейлейн, — серьезно проговорил Зейц. — Как вам нравятся такой дух? Несколько крепок, не правда ли?
Нет, это невозможно. Тут какое-то страшное совпадение. Надо успокоиться. Надо ждать. Он не сказал заветных слов о дядюшке Клаусе.
- Откуда вы знаете, что я любила сказки? — проговорила Ютта вслух.
- Зейц знает все. Запомните это. Я же дух. Могу быть добрым. Могу быть злым. Но вы ведь добрая девушка, Ютта?
- Вы знаете, у меня прошла голова. Я хочу сойти вниз. Только разрешите мне привести себя в порядок.
Зейц вышел, а Ютта еще долго сидела в кресле, не шевелясь, слушая, как утихает сердце, стараясь понять, что же произошло.
Когда она спускалась по лестнице, ловя и оценивая прикованные к ней взгляды сидящих за столом, в наружную дверь постучали.
- Открой, Ютта, — сказала Эрика, по-видимому не очень довольная ее появлением.
В дверях стоял, улыбаясь, пожилой худощавый офицер. Наискось от правого глаза тянулся под козырек тонкий шрам. Офицер погасил улыбку.
- Передайте профессору, что его просит извинить за поздний визит капитан Коссовски.
Она пошла докладывать, а навстречу ей из зала надвигался, раскинув руки, коренастый капитан.
- Зигфрид, затворник? Ты ли это?
Глава пятая Мир — твое кольцо
Утвердив план нападения на Советский Союз — план «Барбаросса», — Гитлер задумался над экономическими ресурсами для будущей большой войны. Хлеб, мясо, фрукты могут дать вермахту Греция и Югославия. 28 октября 1940 Муссолини напал на Грецию. Но «тосканские волки», «феррарские геркулесы», «пьемонтские дьяволы» терпели поражение за поражением.
Гитлер написал дуче письмо, в котором последними словами обругал оскандалившегося союзника. В апреле 1941 года он двинул свои войска на Балканы. На беззащитный Белград обрушились сотни бомбардировщиков. Танковые колонны быстро смели плохо вооруженную югославскую королевскую армию. 17 апреля Югославия капитулировала. Вскоре пала Греция. Шестидесятитысячный экспедиционный корпус англичан начал грузиться на корабли. У него в тылу оставались остров Крит и многочисленный средиземноморский флот.
Поскольку захват острова с моря не представлялся возможным, фашисты атаковали его с воздуха.
Знаменитый восьмой корпус асов генерала Рихтгофена нанес страшный бомбовый удар по укреплениям на Крите и кораблям англичан. Пикирующие бомбардировщики потопили четыре крейсера, шесть эскадренных миноносцев, повредили один авианосец, три линкора, три крейсера и десятки мелких судов. Фактически они вывели из строя основное ядро британского средиземноморского флота.
Воздушнодесантный корпус генерала Штудента выбросил на Крит парашютистов. В течение десяти дней они полностью захватили один из крупнейших в мире островов.
Последний сопротивляющийся британец был убит 2 июня 1941 года. Убит за 20 дней до жесточайшей и последней для гитлеровцев войны.
Официальный заказ на продолжение работ над реактивным самолетом мог бы доставить другой офицер отдела вооружений люфтваффе, но Пихт попросил Удета, чтобы тот послал в Аугсбург именно его. Он хотел навестить Вайдемана. На следующий день после вечера в доме Зандлера Пихт был уже в Аугсбурге.
- Поздравляю вас, господин конструктор, — сказал он, передавая бумаги Мессершмитту, — кажется, «Штурмфогель» расправляет крылья.
- Я ни минуты не сомневался в этом, — проговорил Мессершмитт, польщенный похвалой. — Коньяк, вино?
- Пожалуй, коньяк.
Мессершмитт открыл буфет.
- Только Хейнкель наступает вам на пятки. — Пихт приподнял хрустальную рюмку, любуясь золотистым цветом коньяка.
- Я пока не получал никаких известий, — постарался как можно более равнодушно сказать Мессершмитт.
- И не получите. Герман Геринг приказал держать в секрете работы фирм.
- Н-ну, Геринг и Удет всегда были расположены ко мне… Если не сами они, так их ближайшие помощники. — Мессершмитт многозначительно посмотрел на Пихта, не исподлобья, как обычно, а открыто, прямо.
Пихт промолчал.
- Кстати! Я давно собирался сделать вам одно небезынтересное предложение…
- На другой же день после полета вашего «Штурмфогеля», — как будто не слыша последних слов, начал Пихт, — старый Эрнст поднял свой «Хейнкель-178». Тот самолет, над которым он бился с тридцать восьмого года. Обжегшись на ракетном «сто семьдесят шестом», в эту машину он поставил турбореактивный двигатель, который работает на бензине.
- Не помните марки двигателя?
- «ХеС-ЗБ» с тягой пятьсот килограммов.
- Мне как раз не хватает такого двигателя! — сердито воскликнул Мессершмитт.
- Кстати, это первый турбореактивный мотор, который поднял самолет в воздух.
- Н-да-а, — протянул Мессершмитт, понимая, что такой, видимо уже отработанный, технически доведенный двигатель никто не сможет выцарапать у Хейнкеля.
- В этот же день, пятого апреля, он испытал другой самолет — «Хе-280В-1».
- Эту каракатицу с двумя хвостами?
- И двумя двигателями, по шестьсот килограммов тяги на каждый. В горизонтальном полете самолет достиг скорости восемьсот километров в час.
- Я понимаю интересы рейха, — морщась от боли под ложечкой и поглаживая свои черные, начинающие редеть волосы, заговорил Мессершмитт. — Отдел вооружений ждет такой самолет, но, поверьте, Хейнкель снова зарвется.
- Неужели вы думаете, что мы сможем закрыть работы Хейнкеля над этим самолетом?
- Я не говорил об этом, — пробормотал Мессершмитт.
- Словом, время покажет, что выйдет у Хейнкеля, — пришел на выручку Пихт.
- Да, конечно, время, время… — Мессершмитт оценил полученные сведения и судорожно думал, как бы отблагодарить за них адъютанта Удета.
Если бы Мессершмитт знал, о чем несколько часов назад говорил расторопный адъютант Удета его летчику-испытателю Вайдеману, он вряд ли бы предложил ему выгодное дело.
Но разговор проходил с глазу на глаз, притом в машине Пихта.
- Как у тебя идут дела, Альберт? — спросил Пихт, едва машина двинулась с места.
- Кажется, я неплохо устроился, но скука…
- Ты можешь развеяться хотя бы в Аугсбурге.
- Но я не сынок Круппа и не родственник президента рейхсбанка!
- Деньги можно делать всюду, где имеют о них представление.
- Мне платят за голову, которая пока цела.
- В лучшем случае, — проговорил Пихт, глядя на дорогу.
- Что ты этим хочешь сказать, Пауль?
- Хуже, если ты останешься инвалидом и тебя отправят в дом призрения, где собираются неудачники и старые перечницы…
Пихт знал, чем уязвить Вайдемана. Альберт всегда жил гораздо шире своих возможностей и частенько оставался без денег.
- В конце концов каждый старается где-то что-то ухватить, — продолжал Пихт, — Разница лишь в измерениях, в нулях, словом.
- Как же ты, к примеру, ухватываешь? — Вайдеман заглянул в лицо Пихта.
- Очень просто, — с готовностью ответил Пихт. — Я работаю на Мессершмитта.
- Я тоже работаю на Мессершмитта, но что-то он не платит мне больше тысячи марок.
- Еще тысячу ты можешь получать от Хейнкеля.
- Каким же образом?
- Положись на меня. Это я устрою тебе по старой дружбе.
- Как я буду окупать эти деньги?
- Ты будешь передавать ему все сведения о «Штурмфогеле».
- Ах ты каналья, Пауль! Я же нарушу в таком случае один весьма существенный пункт контракта…
- Пустое. Он не стоит тысячи марок. Ведь и ты и я работаем для рейха. А если, шефы грызутся, то это не наше дело. Пусть грызутся, лишь бы скорее кто-то из них сделал хороший самолет.
Вайдеман сдвинул фуражку на затылок и поскреб лоб.
«А что, если Пихт подложит мне свинью? Да меня Мессершмитт заживо съест. Хорошо — Мессершмитт, а Зейц, а гестапо? Но ведь Пихт старый товарищ. К тому же он сам ляпнул о своей дружбе с Мессершмиттом, и, узнай об этом Удет, ему не сносить головы за разглашение служебной тайны. И опять же тысяча марок… Это очень неплохие деньги за какие-то фигли-мигли „Штурмфогеля“, который еще неизвестно когда обрастет перьями…»
- Хорошо, Пауль. Я буду работать на этого старичка Хейнкеля, если он и вправду соберется платить мне по тысяче марок. Только кому и как я должен передавать эти сведения?