– Как же быть дальше?
– Очень просто. Не обнаруживать, что мы знаем о микрофоне. Говорить о разных пустяках. Делайте вид, что вы верите этой даме, увлечены ею, иногда вести деловые, но не очень серьезные разговоры. Интересоваться пустяками, перемешивая их с деловой беседой. Словом, запутать ведущих слежку врагов, и все, что необходимо, записывать на бумаге и отвечать так же, сейчас же уничтожая записи. Наиболее важные разговоры вести в саду или у меня, в женской половине дома. Прикинемся наивными барашками.
– Кто знает о микрофоне?
– Я, вы и Сеоев. Комнаты, в которых работает остальной коллектив, не тронуты рабочими, потому что в них и нет нужды нашим подслушивателям. А теперь подумайте о том, как вы будете рассказывать мне о мистрис Эвелине, побольше восторга и чувства, дорогой Александр Петрович, хотя подбавьте немного и наивного опасения. Через полчаса я буду у вас в кабинете.
– Есть, товарищ генерал, — и я, сопровождаемый молчащим Сеоевым, пошел на свою, европейскую сторону дома.
– А-а, привет милейший Александр Петрович, уже вернулись? — идя мне навстречу, весело сказал генерал. — Обедали или еще нет?
– Нет, товарищ генерал, да что-то и не хочется, — ответил я.
– Ну, в таком случае, выпьем чайку, а вы тем временем рассказывайте, как вас встретила ваша журналистка. Кто был, какое оставила впечатление хозяйка, чем угощала? Словом, выкладывайте все, как на духу, — и он напоминающе указал мне пальцем на ножку письменного стола. Я молча кивнул.
– Чаек попью с удовольствием, тем более, что госпожа Барк угостила меня, по ее мнению, русским чаем, но это было каким-то подобием чая, черным как вакса и вдобавок не заваренным, как у нас, а прямо сваренным в кипятке, словно суп.
– А-а, английский «ти», — сказал генерал, — они так и пьют его. Хорошо еще, что не дали вам зеленого чая. Они и его тоже варят, ужасная дрянь! Ну бог с ним, с чаем… Вы о ней расскажите… Что, эта сирена обольщала вас или она действительно скромная журналистка?
– Бог знает, кто она такая, товарищ генерал. С первого раза трудно сказать, однако вела себя очень тактично, гостеприимно, ни одного слова о политике, никаких вопросов. Мне лично, прямо скажу, понравилось ее обхождение… Я ожидал совсем иного.
– Передали ей книжку?
– Передал. Вы даже не представляете себе, как она обрадовалась. Еще немного и расцеловала бы меня.
– Смотрите, Александр Петрович, как бы действительно не кончилось у вас это знакомство поцелуями. Ведь кто-кто, а я-то знаю, что вы от любой юбки начинаете таять…
Я разинул рот от изумления. Этот неожиданный поклеп возмутил меня, но генерал вдруг подмигнул и, давясь от душившего его смеха, так же серьезно продолжал:
– Жениться вам надо, дорогой мой, а то первая же смазливая баба собьет вас с толку…
Говоря это, он быстро черкнул мне карандашом:
«Отрицайте, возмущайтесь, черт возьми!»
– Что вы, товарищ генерал! Ей-богу, мне это даже странно слышать… Где, ну скажите на милость, где, когда я проявил такую слабость? Ну, а если что и было, так разве дело от этого пострадало? В конце концов, товарищ генерал, некий доппинг, так сказать подбадривающее средство, нужно в каждом деле, а в нашем тем более.
– Ладно, ладно, — перебил меня генерал, одобрительно кивая головой, — все это я говорю вам любя, чтоб греха не вышло. Сами ведь знаете, какая может тогда случиться для всех нас история… А так, поухаживать, развлечься — пожалуйста, только не очень… А все-таки женю я вас на какой-нибудь доброй девушке, когда вернемся к себе, — шутливо закончил генерал. — Ну, а теперь рассказывайте дальше обо всем, что было на вашем файф-о-клоке.
Я вкратце рассказал ему о том, как провел время у мистрис Барк, о ее наряде, гостеприимном внимании, поглядывая на указательный палец генерала, которым он все это время водил по воздуху, напоминая мне о микрофоне и подслушивающих нас людях.
– Чудесная женщина! Ей-богу, что там ни говорите, но есть в этих европейских дамах что-то такое неясное, почти неуловимое, чего, к сожалению, нет в наших женщинах. Вот даже ее горничная Зося, честное слово, товарищ генерал, в десять раз лучше самой хозяйки!..
– Договорился, — иронически протянул генерал, — еще этого не хватало!.. Что ж, у них три ноги или полтора глаза, что ли? Те же самые особы женского пола, только разница в том, что ваша журналистка далека от быта, от военных и трудовых тягостей, в которых живут и которые разделяют с нами наши жены…
Генерал одобрительно подмигнул мне и сердито продолжал:
– Ваша леди и понятия не имеет о том, как работают и как добиваются победы над немцами наши сестры и жены… «Что-то особенное, неуловимое»… — передразнил меня генерал и снова подмигнул, — подумаешь, великое дело, пьет с утра в постели шоколад, три раза в день принимает ванну, обливается духами, тут не то что она, а любая хавронья покажется богиней.
– Ну, это вы уже напрасно обижаете ее. Она и умна, и работает немало. Каждый день, по ее словам, пять часов она отдает журналистике.
– Ну, да бог с ней, вы лучше расскажите, какое она на вас произвела впечатление. О чем говорила, чем интересовалась? У меня все-таки большое подозрение… Кто она и что она?
– Смешно сказать, но она… — я фыркнул, — «космополитка», любит жизнь и весь мир. Восток и интерес к русской литературе — вот основные темы нашей беседы.
– Она не спрашивала вас о вашей работе?
– Что вы! Да и откуда она может знать о ней? Вы, товарищ генерал, начинаете здесь, за границей, болеть шпиономанией.
– Ну, не скажите… а забыли дом с «привидениями»? Тоже воображение?
– Нет, конечно, но это было на фронте, в другом конце земли. Перед нами стояли немцы, а тут…
– Ну, а как материалы?
– Я их еще не совсем обработал. На этих днях закончу доклад.
– Ну, ну, заканчивайте. Прячете его надежно?
– Еще бы! Можете быть спокойны, товарищ генерал! — ответил я. — Вот тут, в сейфе.
– А что это за книжка? — беря со стола подаренную госпожой Барк книгу, спросил генерал.
– Подарок, — многозначительно сказал я, — один из трудов моей новой знакомой.
– О-го-го! — засмеялся генерал. — Быстро у вас идет дело, дорогой друг, если темпы, — он иронически протянул, — дружбы будут столь же стремительны, то через месяц вы будете иметь полное собрание сочинений госпожи Барк. Однако что она настряпала в этой книжке, воображаю, какой это идиллический бред, судя по ее газетным статьям…
Тут он вдруг сделал изумленное лицо и, хитро улыбаясь мне, продолжал:
– Э-э, батенька мой, портрет да еще с надписью!.. А хороша, надо признаться, если только ей не польстил фотограф.
– Она еще лучше, уверяю вас, товарищ генерал, я редко видел таких красивых женщин, — вставил я.
– Готов! — с сокрушением сказал генерал. — Пошел на дно и даже не барахтается, нет, положительно, вам нельзя больше видеться с этой сиреной!.. — сказал он.
Все это было разыграно так ловко и натурально, что слушавшие нас где-то за пределами нашего дома люди, несомненно, были в восторге от этой сцены.
– Что же она вам пишет такое? — сказал генерал. — Я что-то не разберу ее почерка, типично женский, мелкий, кудреватый и неразборчивый…
– Давайте я…
– Нет, нет, голубчик, разберусь… А-а, вот что-о, вот что… — и он медленно и внятно прочел написанные госпожой Барк слова: — «Может быть знакомому, может быть другу, а может быть и… На память об Иране. Август 1943 года». А может быть и… — повторил генерал. — Что означают эти многоточия?
– Не знаю, — сказал я.
Я действительно не знал, так как не успел еще даже раскрыть подаренной книги.
– А я знаю, — засмеялся генерал, — все ясно… а может быть и… — Он сделал паузу и громко произнес: — …и возлюбленному. Вот чего не договорила ваша журналистка, мой уважаемый Дон Жуан.
Говоря это, он взял со стола карандаш и быстро написал на бумаге:
«А может быть и… врагу… Умная и опасная особа эта Барк».
Я прочел написанные слова и молча кивнул головой.
– Ну, а как объяснила ваша леди эту фамилию в ее записной книжке?
– Очень просто, она, оказывается…
Но тут генерал перебил меня.
– Знаете ли что? Пойдемте лучше в сад… Страшно душно. Мы там, на веранде, посидим до обеда, а то я буквально истекаю потом.
И мы, шумно поднявшись, пошли к выходу.
– Черт побери, а я и не знал даже, какой в вас пропадает замечательный актер! — усаживаясь под апельсиновым деревом, сказал генерал. — Даже лицо, я уж не говорю об интонациях, переменилось.
– Постановочка такая, ведь какой режиссер-то! — сказал я. — Вы, пожалуй, любой спектакль можете поставить не хуже, чем в МХАТ, — и мы оба рассмеялись.
– Такое уж у нас дело, что надо уметь все и не теряться в любых условиях. А вы все это верно рассказывали о китайце, о нарядах хозяйки и прочем?
– Все правильно.
И я стал подробно рассказывать генералу о моем посещении мистрис Барк и о смутных подозрениях, возникших у меня при этом визите. Когда же я сказал о том, что Генриэтта Янковецкая здесь и что Эвелина Барк обещала на этих днях познакомить меня с нею, генерал даже присвистнул.
– Прекрасно, — сказал он, — итого, уже третья женщина появляется на нашем пути под этим именем. Отлично! — потирая руки, сказал он. — Вот теперь мы и разберемся, кто же, наконец, настоящая.
– Это еще не все, товарищ генерал. Последнюю сенсацию, самую главную, я приберег на последний момент. Слушайте…
Генерал покачал головой и иронически сказал:
– Прямо, как заправский буржуазный репортер. Вот что значит попал в чужую среду.
Я раздельно сказал:
– Знаете, кого я встретил у госпожи Барк?.. Сейчас вы подскочите и я посмеюсь над вами, товарищ генерал.
– Знаю! Маленького человечка из «дома с привидениями», — просто сказал генерал, зажигая спичку.
Не в силах устоять на месте, я опустился на скамью, изумленно глядя на генерала.
– Все идет нормально, — закуривая папиросу, продолжал генерал. — Я давно ожидал появления здесь этого господина.