Демель изучающе смотрел на переводчицу, но она была невозмутима. Он не выдержал первым:
— Вас не удивляет эта почётная охрана? — Он широко повёл рукой.
— Нет, не удивляет.
— И правильно. Ни вы, ни ваш дядя к этому не имеете никакого отношения. Нас интересуют другие люди.
— До скорой встречи, — попрощалась Наташа и не торопясь пошла вдоль улицы в комендатуру.
Наташа была взволнована. Она заметила, что начальник гестапо не был с ней откровенен. К чему весь этот маскарад? Почему оцеплен дом Ивана Фёдоровича? Ответов на эти вопросы пока не было. В приёмной коменданта обстановка сегодня необычная: нет ефрейтора Штокмана.
Наташа села на свой стул, но её тут же вызвал комендант.
— Доброго здоровья, фрау. Скажите, где ефрейтор Штокман?
— Простите, а почему вы об этом спрашиваете меня?
— А потому, — улыбнулся Клингер, — что лучше вас об этом никто не осведомлён. — Он промакнул лысину носовым платком и немигающими, птичьими глазами уставился на Наташу.
— Мне непонятен ни ваш вопрос, ни ваш тон, — сказала она с обидой.
— А меня это мало трогает, — произнёс комендант лениво. — Оружие у вас есть?
Наташа молча положила на стол малокалиберный пистолет.
— Откуда такая прелесть? — оживился Клингер.
— Подарок покойного майора Шварца, — ответила она.
— Да, да, майор Шварц…. всё это очень печально.
— Я не заметила, — с обидой сказала Наташа.
— Чего вы не заметили?
— Уважения к памяти Ганса Шварца.
— Вот как? — удивлённо промолвил Клингер. — А вы-то здесь при чём?
— Если бы он был жив, никто бы не позволил себе разговаривать со мной таким тоном.
— Ну, знаете, у каждого свои манеры, — сказал Клингер и опять позволил себе слегка улыбнуться.
— Что вы имете в виду?
— Вы верите, что Шварц любил вас?
— Не знаю, но он всегда был вежлив и внимателен.
— Он был слишком доверчив, и это погубило его.
— Не говорите загадками.
— О, вы прекрасная актриса!
Наташа смотрела обиженными глазами на коменданта, и никак не была похожа на человека, который хоть в чём-то виноват.
— Хорошо, я не буду играть с вами в прятки. Сегодня ночью убит Штокман, что вы об этом знаете?
Наташа удивилась совершенно искренне.
— Но где, каким образом? — спросила она таким тоном, что Клингер опять растерялся. Он не чувствовал уверенности в словесной дуэли с этой девчонкой. Она убивала его своей непосредственностью.
А Наташа продолжала наступать:
— Почему вы спрашиваете меня об этом, вам мало моего горя? — Опустив голову, она заплакала, сначала через силу, а потом, войдя в роль, по-настоящему, роняя крупные слёзы.
Клингер внимательно посмотрел на неё, криво пошевелил губами и протянул:
— Поберегите свои слёзы, они вам ещё пригодятся. Играйте для других. Я вам не верю.
— В чём я виновата? — с горечью, глотая слёзы, спросила Наташа.
— Я объясню. Вы попались. Вам специально дали возможность ознакомиться с секретной бумагой, из которой вы узнали, что будут отправляться важные документы. И вот финал: люди убиты, документы похищены, машина разбита. Что вы скажете теперь?
— Я ничего об этом не знаю.
— Это вы сообщили партизанам о предстоящей эвакуации документов.
— Нет! Это какая-то чепуха! Почему они сами не могли выследить машину? При чём здесь я? Партизаны на всех нападают. Вы об этом знаете намного лучше, чем я. — Наташа сдержала слёзы, но не могла скрыть глубокую обиду за нелепое обвинение.
— Но об отправке документов вы знали. Не будете отрицать это?
— Конечно. Я сама печатала списки. Как же мне не знать? Я вообще много знаю и разве дала хоть малейший повод сомневаться во мне?
— Ваше заявление вполне логично. Буду откровенен до конца — это дело гестапо. Майор Демель, видимо, лучше сумеет объяснить, в чём ваша вина.
— Ни в чём! — горячо сказала Наташа.
— Очень может быть, но я умываю руки. Гестапо свыше моих сил, это вы прекрасно понимаете.
— Я понимаю, — тихо сказала Наташа. — Куда мне теперь?
— Идите, работайте.
Наташа вышла в приёмную и занялась делами. Но не прошло и пяти минут после окончания разговора с комендантом, как в дверях появился гестаповский офицер с двумя автоматчиками, которые замерли возле Наташи. Офицер прошёл к коменданту.
«Это уже арест», — подумала Наташа. Тотчас из кабинета коменданта вышел гестаповец и произнёс с любезной улыбкой:
— Вы арестованы!
Прямо из комендатуры её привели к Демелю. Начальник гестапо сидел за столом, подперев щёку ладонью. Поза и глаза — всё говорило о неподдельной задумчивости.
— Садитесь, Наташа, — будто очнувшись от тяжёлых дум, произнёс Демель. — И чтобы сразу же внести ясность в наши отношения, я вам скажу всё: вы советская разведчица!
Наступила пауза. Демель не спускал глаз с Наташи. Она была невозмутима. Демель вздрогнул. Лицо Наташи казалось каменным.
— Что же вы молчите? Я повторяю: вы — советская разведчица!
Видимо, у каждого человека в жизни, хоть один раз, бывает такой момент, когда он должен собрать в кулак все свои духовные, физические и нравственные силы. Сейчас наступил такой миг для Наташи, и она знала: от того, что и как произнесёт она теперь, будет зависеть очень многое. «Не нужно позы и нажима. Я должна быть проста и естественна», — подумала она и, обиженно взглянув в глаза Демелю, не пытаясь скрыть волнения и недовольства, сказала:
— Неплохая шутка, господин майор. Но если бы Ганс был жив, я надеюсь, вы шутили бы более удачно.
Демель сверлил Наташу взглядом, будто проводил сеанс гипноза. Как хотелось ему увидеть эту женщину испуганной, ползающей возле него на коленях, с мольбой выпрашивающую пощаду. Он не заметил в ней даже смущения.
— Не обижайтесь, Наташа, я говорю только то, что думаю.
— А если вы ошибаетесь?
— Исключено.
— А если нет?
— Тогда мне придётся признать свою ошибку.
«Ничего тебе не известно», — подумала Наташа и задорно спросила:
— И только-то?
— Что ещё?
— А моральная травма?
— Я обязан проверить!
— А какая необходимость в аресте?
— Дело покажет, — неопределённо ответил Демель.
— Попробуйте представить себя на моём месте, тогда вы, я уверена в этом, многое поймёте…
— Я вас понимаю и так. Поверьте мне, ничего страшного пока не произошло.
— Когда я была совсем маленькой, — сказала Наташа, — моя мама учила меня спутанные волосы расчёсывать с концов и не торопиться. А когда я приходила с прогулки, она говорила мне, что очень глупо чистить щёткой пальто от сырой грязи, нужно подождать, пока оно подсохнет.
Демель понял Наташу, но не обиделся — его реакция была для неё неожиданной. Он встал, медленно прошёл по кабинету и сказал очень любезно:
— Я благодарю вас за науку, это очень полезные практические советы. Но представьте себе, Наташа, — я убеждён в том, что сказал вам. И волосы у меня расчёсаны, и платье я чищу щёткой только сухое, и всё-таки у меня к вам есть несколько вопросов.
— Прошу вас, я постараюсь ответить на них, — спокойно сказала Наташа.
— Я не буду вас спрашивать, при каких обстоятельствах погиб ефрейтор Штокман. Видимо, вы действительно об этом ничего не знаете.
— Не знаю, — честно промолвила Наташа.
— Вот видите? И я верю вам!
— Спасибо.
— Эта проверка убедила меня во многом… Но подождите меня благодарить. У меня есть другие вопросы, которые не дают мне покоя.
Наташа вопросительно смотрела на Демеля.
— Объясните мне, — продолжал он, — как это получилось, что во время бомбёжки вы оказались в кабинете Ганса, вместо того, чтобы спрятаться в бомбоубежище?
— Я в кабинете не была. Я оставалась в приёмной.
— Допустим. Но почему?
— Я сильно испугалась… Меня все бросили. Мне даже сейчас страшно вспомнить, какой ужас я пережила тогда.
Демель видел, что её лицо медленно краснело. Глаза испуганно блестели.
— Я должен признать, и вы вправе говорить об этом с насмешкой, горечью и болью, поведение офицеров в тот момент геройским назвать нельзя. Я справедлив к вам, видимо, потому, что не совсем равнодушен.
— Ещё раз спасибо, — промолвила Наташа, — я глубоко уверена, что злобой добра не добудешь.
Демель нахмурился.
— Следующий вопрос. Медицинская экспертиза установила, что Ганс и оба немецких солдата убиты из пистолета и полицай — из русского карабина. Если верить вам, что напали полицаи, то как объяснить результаты экспертизы? Кто в кого стрелял? И кто кого убивал? Получается, что Шварц перестрелял своих солдат и сам выстрелил себе в рот. А полицая убил его товарищ.
Наташа похолодела. Вот когда началось настоящее испытание.
Демель видел смущение Наташи.
— Что же вы молчите?
Наташе показалось, что Демель сумел проникнуть в суть происшествия. «Это конец», — мелькнула непрошеная мысль. Уверенность её была поколеблена. «Экспертиза! Да, против неё не попрёшь. Но против коня тоже не попрёшь — раздавит! А если сесть на него верхом? Конь превращается в друга. Стоп! Что-то нужно придумать. Выход, видимо, есть, но нет времени, чтобы найти его».
— Наташа!
— Да.
— Что же вы молчите?
— Извините. Мне так тяжело вспоминать это. Вы — мой злой гений. Вы обращаете мою память только к страшному и неприятному.
— Простите, служба! Я все эти дни щадил ваши чувства и сердце, но…
— Хорошо, я всё расскажу вам, но перед этим напомню одну деталь: в тот вечер, когда я пришла к Гансу на квартиру, помните, я хотела и пыталась сразу же всё рассказать вам.
— Помню.
— Вы не дали мне это сделать.
— Да, это правда.
— Почему?
— Вы очень плохо себя чувствовали.
— А позже?
— Дело казалось слишком ясным.
— Что изменилось сейчас?
— Есть некоторые обстоятельства.
— Результаты экспертизы?
— Не только.
— Если бы в тот вечер вы не были так добры ко мне, я не оказалась бы в таком ужасном положении теперь.