— Ты, Коля, хоть раз летал?
— Не приходилось.
— Я тоже не летал. Говорят, болтанка в воздухе страшенная. Некоторые даже…
Из калитки управления вышел человек. В темноте нельзя было разглядеть ни лица, ни одежды. Но и Николай, и Демьян почувствовали — “это он!” Человек, попыхивая трубкой, быстро пересек мостовую и поравнялся с подъездом, в глубине которого притаились друзья. Даже Демьян потом не мог толком припомнить детали пленения: захват был совершен молниеносно. Как только человек на два-три шага отошел от подъезда, Николай бесшумно распахнул двери, легким прыжком настиг его, коротким ударом взвалил себе на руки и втащил в подъезд.
— Вот и все, — прерывисто дыша, сказал он Демьяну. — Весь вопрос теперь в доставку упирается. Эта сволота минут через двадцать очухается…
— Придется, Коля, на себе его транспортировать. Ничего не поделаешь. Дворами пойдем. Если кто повстречается, скажем, что пьяного дружка домой доставляем. Ясно? Ну, потопали.
В подвале явочной квартиры при свете фонаря Соколов составлял шифровку. Набросав последний столбец цифр, он вложил бумажку в простенькую деревянную брошь и протянул ее Токареву.
— Галина должна отправиться в отряд немедленно. Передайте, и… готовьте самолет.
— Есть.
Михаил ушел. По каменным ступеням подвала глухо прозвучали шаги. Соколов погасил фонарь. Прислушался. Раздался негромкий троекратный стук — условный сигнал. Майор ответил на него коротким ударом и снова зажег фонарь. В подвал вошли Николай с Демьяном. Отдуваясь, Николай опустил на цементный пол бесчувственного человека. Соколов осветил его лицо. “Мигунов!”
Майор посмотрел на Николая, и тот, нахмурившись, недобро проговорил:
— Вот документы и оружие. Не думайте, товарищ командир. Тип этот — живой! Тут нет промашки! — и, как бы подтверждая слова разведчика, веки Мигунова слабо дрогнули, открылись. Он, невероятным усилием воли погасив мелькнувший в глазах ужас, смотрел на Демьяна и молчал, не в состоянии оторвать взгляда от седой пряди, свесившейся на морщинистый лоб разведчика.
— Как чувствуешь себя, Герт? — проговорил Демьян, мрачно усмехаясь, и сам же ответил: — Укрепился в гнезде намертво… Не найдется ли рюмки хорошего коньяка?
Мигунов стиснул зубы, с трудом сел, придерживая рукой голову, и спросил:
— Майор Соколов, вам нужны мои объяснения?
— Нет. И без них роль ваша ясна. Скажите только, как давно вы прибыли в Ригу?
— Вчера.
— Где успели побывать?
— Везде.
— Вы знали о нашей группе?
— Соколов, не говорите вздор. Неужели я оставил бы вас на свободе? Я не был наивным человеком. Зная, что никогда не получу пощады в случае (разоблачения, я круто расправлялся с врагами, — он окинул взглядом толстые стены подвала: — Здесь пистолетный выстрел прозвучит, как звук елочной хлопушки.
— Нет, Кабан, вы еще поживете. Мне с вами возиться некогда, но вы обязательно расскажете все и обо всем. Так ведь, Кабан?
— И это вам известно, — с иронией проговорил Мигунов.
Демьян и Николай стояли молча. Мигунов игнорировал их присутствие. Лишь однажды он покосился на Николая и заметил:
— Я, Полянский, всегда восхищался вашим мастерством. Теперь испытал его на себе.
— Старался, — ответил Николай. — Еле руку сдержал, но вовремя вспомнил обер-лейтенанта Руттера и притормозил на замахе.
— В нашем распоряжении считанные часы, — сказал Соколов. — Придется проявить немало усилий, чтобы благополучно довести до конца работу, ради которой мы здесь. Николай, рискнете лететь с таким грузом?
— Можно, товарищ командир.
— Необходимо доставить его Силину в полном здравии.
— И это ясно, товарищ командир.
Мигунов понял, что ему не уйти, разведчики открыто говорили о важных делах. Мороз пробежал по коже. Но Мигунов держался, ничем не выдавая своего страха. К тому же он надеялся, что какой-нибудь случай и на этот раз поможет ему вывернуться, как было до сих пор.
— Михаил ждет вас на аэродроме. Трудновато будет дотащить на себе этого Кабана? — Соколов показал на Мигунова. — Надеюсь, Николай, на вас. Ну, а там полковник знает, как и о чем с ним говорить.
— Товарищ командир, может быть, для удобства транспортировки Коля сейчас повторит свой излюбленный прием? — проговорил Демьян, следя за тем, какое впечатление произведут его слова на Мигунова. — Ладно. Давай, Коля, кляп… Вот и отлично. Руки за спину заверни. Так… Мы в полной боевой готовности, товарищ командир.
— Забирайте и на аэродром, — сказал Соколов. — Михаил ждет вас на западной стороне, возле разбившегося “Мессершмитта”. Он показывал это место.
— Ясно, товарищ командир! А мы… — Николай замялся. — Всякое в жизни бывает. Можно по усмотрению? Гранаты есть, пистолеты в полной исправности, мины портативные… Как?
— В случае чего — рванем! Сдаваться не станем, — подытожил Демьян.
— Это, товарищи, только в самом крайнем случае. Вы должны жить! До встречи! — Соколов прошел к выходу. — До встречи дома! — повторил он с порога.
Ночь выдалась такая темная, что, по выражению Демьяна, ложку мимо рта пронесешь. У разбившегося “Мессершмитта”, в неглубокой канаве, подступающей с запада к проволочному ограждению аэродрома, бережно прикрывая живую ношу, притаился Николай. Демьян охранял его с тыла.
Яркий луч вращающегося прожектора с центральной вышки скользнул по земле и, миновав проволоку, — вот бы уметь проникать так через заграждения! — осветил самолеты. Как нахохлившиеся сонные беркуты, стояли они. “Юнкерс-52” на взлетной дорожке был с расчехленными моторами.
Встречая товарищей, к проволоке подполз Михаил.
— Порядок, — донесся его шепот. — Проволока подрыта. Можно… Чего это тянете?
— Луч! — приглушенно выкрикнул Николай.
И опять над головами в угрожающей близости ночь прорезал прожекторный свет, после которого темнота стала еще гуще, непроглядней.
— Еще одного пассажира несу, — сказал Николай.
— Хоть вагон! Самолет вместительный. Слушай, Коля, и ты, Демьян. Только не высовывайтесь пока. Дежурит Пуйка… Будет проверять самолет. Охрана у ангаров и у зачехленных машин. Пробирайтесь в темноте: от пустых бочек к ящикам, от них — к лестнице и — в фюзеляж.
Какое-то странное состояние ощущали друзья. Ни тому, ни другому не доводилось раньше не только захватывать вражеские самолеты, но и летать вообще, да еще с живым “грузом”.
К самолету приближался человек в комбинезоне. В лучах прожектора он был виден как на ладони. Часовой у вереницы машин остановил его, а затем зашагал в сторону ангара.
“Пора!”
Николай с ношей на спине, а за ним и Демьян скользнули под проволоку. Первый этап необычайной эстафеты был преодолен успешно. Используя интервалы между лучами, они добрались до машины и скорее взлетели, чем поднялись по узкой лестнице.
Пуйка укрыл всех в тесном отсеке, наказав не шевелиться, пока они с Михаилом не запустят моторы.
— Если обнаружат, будем драться, — сказал Михаил, закрывая тонкую дверцу в переборке. — Лишь бы летчики раньше времени не пришли.
Не успели Николай с Демьяном расчистить место для того, чтобы положить Мигунова, как в отсек втиснулся Михаил.
— Автомашина подъезжает, — прошептал он, вытаскивая пистолет, — переждем малость.
Мотор автомобиля рокотал где-то под ногами. Прозвучала короткая русская команда:
— Выходи!
Слышно было, как из машины на бетонную дорожку выпрыгивали люди. И опять повелительный голос:
— Левченко, захватите парашюты! Сигнал к прыжку даст летчик.
— Leutnant reichen Sie diesen Leuten vor dem Fallschirmsprung Sprengstoff und Funksgerüt ab.*["25]
— Jawohl!*["26]
— Только не попадайтесь в руки коммунистов, — с усмешкой проговорил повелительный голос. — Подчиняйтесь лейтенанту беспрекословно… В самолет живо!
Заскрипела лесенка. Пассажиры шумно рассаживались по бортовым скамейкам. Захлопнулся и щелкнул запором люк.
— Wolkenireien Himmel!*["27]
Заревели моторы. Мягко покачиваясь, самолет вырулил на взлетную полосу, развернулся навстречу ветру и, увеличив скорость, оторвался от земли. Николай, Демьян и Михаил, притаившись в тесном отсеке, отсчитывали время.
Никто из сидящих не успел ничего сообразить. Любого возьмет оторопь, когда — не где-нибудь, а в самолете, на высоте нескольких сотен, а может быть, и десятков сотен метров, — как призраки появляются люди с пистолетами в руках. Пуйка тоже вытащил “вальтер” и направил на летчиков.
Левченко стучал от страха зубами и, выслушав Полянского, вместе с Уховым и Остапенко заявил, что никакого сопротивления оказывать и не собирался, что оружие и прочие диверсионные “штучки” им обещали вручить перед выброской.
— Проследите, чтобы этот супостат головой обо что-нибудь острое не ударился, — заметил Николай, указывая на связанного Мигунова. — Кляп теперь можно вытащить: задохнется еще.
Демьян вывел из пилотской кабины и усадил рядом с диверсантами обезоруженный экипаж. Ни летчик, ни штурман, ни радист, ни бортмеханик не сопротивлялись.
— Михаил-то, — с гордостью сказал Демьян Николаю, — как ведет самолет! Кнопок там понатыкано вокруг уйма, а он перебирает их, как Рыбаков лады у баяна. Мастер!
Самолет следовал по заданному курсу.
СВИДЕТЕЛЕЙ НЕ ОСТАЛОСЬ
Линия фронта осталась позади. Демьян с помощью Пуйки настроил рацию на волну Центра и сообщил открытым текстом, по старой привычке употребляя общепринятые в стрелковых частях немудреные термины:
“Передайте хозяину, что самолет “Юнкерс-52” под номером двадцать тысяч семьсот восемьдесят три с фашистскими опознавательными знаками захвачен группой Соловья. Посадку совершим в квадрате десять по карте известного вам масштаба, там, где на прошлой неделе вы встречали гостей. На борту машины имеются пассажиры, которым нужен особый прием. Все! Как поняли? Как поняли? Перехожу на прием”.