1
Михеевы спали на широкой двуспальной кровати, еле втиснутой в четырехметровой длины пенальчик, как называл Василий свою комнатку, выкроенную из большой трехоконной комнаты тещи. Но в эту ночь ему не спалось. Разговор с Востоковым щемил сердце.
— Ты так ворочаешься, что всю простыню из-под меня вытянул, — жена проснулась.
— Задумался.
— О чем?
— Так, всякая муть в голову лезет.
— А тебе идет: строгий ты с лица в задумчивости. Не зря тебя мать херувимом зовет.
— Я ведь о ней все время и думаю. Вот она где у меня сидит, — Михеев показал на горло.
— Не канючь, — остановила его Катерина. — Я тоже с характером и тебя ей в зубы не дам.
Михеев растерянно посмотрел на жену. Говорить или не говорить? Все-таки старуха ей — мать родная. Связь кровная, а о том, чего Андрей добивается, даже вслух произнести не решишься.
— Ты о кладе поповском забыла, Катя? — спросил он ее с укоризной.
Катерина вздохнула уступчиво — без надежды, даже без сожаления. Будто смирилась с необходимостью ждать.
— Клад у нее в стене замурован. Отдать его нам она не захочет. А силой возьмешь — государству выложит, как пригрозила. Вот ты в безбожниках ходишь, а я верующая. И как верующая скажу: блаженны нищие духом. Ты даже не знаешь, что это одна из заповедей Христовых. Только блаженства у нас давно нет, обнищали мы духом, ни воли его, ни силы убеждения уже не осталось. А ведь отец, бывало, одним словом мать укрощал, а мы, нищие духом, только казнимся. Терпеть да ждать — вот наш удел, Василий.
Нет, думал Михеев, рассказать ей о черном замысле никак невозможно. Придется стерпеть эту муку-мученическую в одиночку, пока терпится. Что такое нокаутирующий удар — он знает. Лежишь на полу, а судья над тобой всю роковую десятку отсчитывает. Можно и совсем не встать от удара — как ударить. Он всегда помнил об этом, когда ходил в тяжеловесах и не помышлял, что станет когда-нибудь рядовым учителем физкультуры.
А если рискнуть? С одного удара, без предварительной подготовки. Размахнись рука, раззудись плечо. Чистенькое неосторожное убийство. Ни одна живая душа, кроме Андрея, знать не будет, что оно спланировано. А не выйдет, так не выйдет. Пусть Андрей додумывает.
Михеев погасил ночник и закрыл глаза.
2
Отверстия, высверленные электродрелью в двойных стенах дома, снизу не видны и не замечены никем из присутствующих. А присутствуют многие — во главе со старшим инспектором капитаном милиции Саблиным. Они сидят здесь уже второй час, заканчивая первые протоколы допросов по делу. Тело убитой уже отправлено в морг.
По словам ее дочери, убийство произошло в одиннадцать утра, что и подтверждено медицинским экспертом во время осмотра трупа.
— Смерть, судя по ссадине на виске, — сказал врач, — последовала от удара кулаком, нанесенного убийцей с большой силой. Об этом же свидетельствуют и сбитая кожа на суставах правой руки убийцы, и запекшаяся кровь на его пальцах. Это удар боксера-тяжеловеса, который в данном случае оказался смертельным.
Эксперт-трассолог высказалась еще короче:
— Все отпечатки пальцев в комнате принадлежат троим: убитой гражданке Вдовиной, ее дочери продавщице магазина «Мясо — рыба» Михеевой и обвиняемому в убийстве Михееву, преподавателю физкультуры средней школы номер тринадцать. В комнате у черного хода — она сейчас заперта — проживает еще один член семьи убитой, сводный брат Михеевой Андрей Востоков, оценщик комиссионного магазина на Белой горке.
— Как свидетель Востоков пока отпадает: его не было дома во время убийства, — резюмирует Саблин. — Пригласите Михеева.
Входит Василий. Он испуган и удручен. Облизывает сбитую кожу на пальцах.
— Я же вам уже объяснил все.
— А мы сейчас это и запротоколируем, — откликается следователь прокуратуры. — Повторите, как все это произошло.
— Все начало со ссоры.
— Из-за чего?
— Мы тратим сто пятьдесят на стол. Я с женой вношу сотню, а она добавляла пятьдесят. Сегодня же утром вдруг отказалась: больше тридцатки, говорит, не дам. Я, мол, и ем меньше, и разносолов не требую. Убеждаю ее, как умею, у меня, говорю, все подсчитано, а она свое: зверь-баба.
— А дальше?
— Говорю же, зверь-баба! С кулаками на меня… Ну, меня как повело, в глазах помутилось. Замахнулся сплеча, стукнул, она и упала… Сначала решил: притворяется. А Катерина к ней бросилась, кричит: убил, убил! Не смотрел я, куда ударил, а оказалось — по виску попал. — Михеев всхлипнул, растерянно осмотрел свой кулак. — Ручищи-то у меня… Забылся… — Он опять всхлипнул, что странным казалось: бугай здоровый, чуть не плачет. — Виноват, кругом виноват. А все характер мой дурацкий. Катерина сколько раз твердила: сдерживай себя, дурак, сдерживай… Вот и сдержал. Как по закону положено, так и отвечу…
Следователь прокуратуры Глебовский приглашает жену Михеева. Она сквозь слезу подтверждает все сказанное мужем.
— А не было ли у него корыстных побуждений? — спрашивает Глебовский.
— Не понимаю.
— Ведь ссора-то произошла из-за денег?
— Василий считал, что все члены семьи должны вносить на жизнь поровну.
— Может быть, у вашей матери были солидные сбережения?
— Ну какие же заработки от пения в церковном хоре? Да и покойный муж ей почти ничего не оставил.
— У меня больше нет вопросов, — заключает Глебовский. — Других свидетелей, видимо, тоже нет.
— Есть, — говорит Саблин и обращается к участковому: — Введите гражданку Хижняк Марию Антоновну.
Входит немолодая некрасивая женщина с большой рыночной сумкой. Глебовский берет новый бланк протокола, заполняет паспортные данные, спрашивает:
— Каким образом вы оказались свидетельницей убийства? Вас же в комнате не было.
— Я мимо на рынок шла, а окна у них были настежь открыты. И они так кричали, что на другом конце улицы было слышно.
— О чем же они кричали?
— Ругались, как на базаре. Всячески обзывали друг друга. В три голоса орали: две бабы, один мужик. Я постояла, послушала, да разве поймешь, когда люди собачатся.
— Все-таки постояли и послушали. Что же дошло до вас?
— Брех один. Шурум-бурум семейный. Они что-то хотели от старухи, а она отругивалась. Какую-то мелочь требовали: не то десятку, не то двадцатку. А потом мужик старуху по морде как звезданет! Она сразу бряк на пол. Молодка нагнулась к ней, потрясла ее, по щекам похлопала и кричит, мужу должно быть: «А ведь ты убил ее, Васенька!» Тут я нашего участкового увидала: навстречу по улице шел. Он разобрался во всем и задержал меня как свидетельницу. Вот я и сижу здесь второй час, не обедамши.
— Ничего не добавите?
— А что добавлять, ругань? Хотя погодите: словечко одно неподходящее слышала. Сокровище. Это старуха сказала, а к чему, не помню.
Екатерина Михеева, уже уходившая и остановившаяся в дверях, немедленно откликается:
— Это мать так иронически о Василии говорила: «Убила бобра Катька, нашла сокровище».
Розыск
1
Служебные совещания начальник уголовного розыска подполковник Князев любил проводить с утра, поэтому дело Михеева после его ареста обсуждали на следующее утро, когда заключения экспертов и протоколы первых допросов обвиняемого и свидетелей были уже в папке, поименованной как «Дело об убийстве гражданки Вдовиной Марьяны Федоровны». Да и следователь прокуратуры не торопился с расследованием: слишком уж ясным казалось ему это дело.
Подполковник не терпел опозданий, и с утра уже все были на месте: оба эксперта — врач и трассолог, следователь прокуратуры, два инспектора угро Саблин и Веретенников и секретарь-стенографистка Верочка.
— Дело я просмотрел, — начал Князев, перелистав немногочисленные ею страницы. — Все проведено, по-видимому, вполне добросовестно. Я говорю о предварительном расследовании…
— Ошибки потом обнаружатся, — сказал Саблин.
— Вы думаете, они допущены?
— Бывали случаи.
— Дело поручено вести мне, — вмешался Глебовский, — и никаких ошибок я не вижу. Свидетелей и задержанного Михеева допросили. Экспертизу провели. Соседи Михеевых утверждают, что скандалы в доме были и раньше И до рукоприкладства дело доходило: Михеев вообще сдержанностью не отличается… Михеева показывает: он замахнулся, а старуха отшатнулась, так что удар неожиданно в висок пришелся. А Михеев — бывший боксер, тяжеловес. Не то что больную женщину — быка уложит. Арифметическая семейная ссора, где алгеброй и не пахнет.
Саблин решил поспорить со следователем:
— Любую задачу можно упростить до арифметической. Только выиграет ли от этого математика?
— У вас есть свои соображения? — заинтересовался Князев.
— Нет, спор чисто теоретический.
— Тогда слово — следователю прокуратуры.
— Скажу кратко, — начал Глебовский. — Поскольку обвиняемый тут же сознался в преступлении, а рассказ его полностью подтверждают и медицинская экспертиза, и свидетели, предлагаю считать следствие законченным и дело передать в суд.
— Есть возражения, — предупредил решение подполковника Саблин.
Стало тихо, как бывает, когда на собрании кто-то вдруг выступит с поражающей неожиданностью.
— Я возражаю, — сказал Саблин, — против слишком уж поспешной передачи дела в суд. Следствие, по-моему, еще не закончено.
— Почему? — спросил Князев.
— Позвольте, я объясню это попозже.
— Тогда разрешите вмешаться и мне, — сказал Глебовский. — Саблин, вероятно, настаивает на дополнительных версиях. Конечно, проработка версий — необходимое условие нашей профессии. Но ведь они возникают не сами по себе. Их создают обстоятельства преступления, мотивированные подозрения, сравнение и сопоставление обнаруженных деталей, прослеженный путь розыска. Но какие же версии в деле Михеева? Их можно придумать, конечно, искусственно выстроить, но все они опровергаются сразу.
— Может быть, вы сформулируете все-таки свое мнение о следствии? — поинтересовался Князев.
— Я бы хотел это сделать наедине.
— Хорошо, отложим пока решение. Зайдите ко мне минут через десять.
2
— Явился по вашему приказанию, Матвей Георгиевич, — отрапортовал Саблин.
— Садитесь, Юрий Александрович. Что у вас?
— Меня заинтересовал допрос свидетельницы Хижняк, вернее, ее слова о сокровище. По-моему, о них стоит подумать.
— Но я же читал запротоколированное замечание Михеевой. Слова эти относились к ироническому высказыванию убитой об обвиняемом: «Это мать так иронически о Василии говорила: убила бобра Катька, нашла сокровище».
— Екатерина Михеева умна и находчива: эти слова ее могли быть и прикрытием правды.
— В таком случае, Михеева, по-вашему, сообщница? Не слишком ли? Ее мать убита…
— Может, и слишком… — Саблин пожал плечами. — А все ж слова о сокровище выкинуть из головы не могу. Не имею права, пока все не проверим.
— Проверка, конечно, не помешает… А не затянем ли дело?
— Постараемся не затянуть.
— А Глебовский?
— Что Глебовский?.. Он мужик умный, не первый раз с ним работаем. Согласится.
— О каком же сокровище, по-вашему, могла идти речь?
Саблин задумался. Как потолковее объяснить все это начальнику? Ведь у него — только предположения, основанные на одной-единственной реплике. Ведь Михеева могла сказать правду: ироническое издевательство старухи над ненавистным ей зятем — и только. И тогда весь воздушный замок, построенный им, разлетится в дым от улыбки начальника. Но рассказать все-таки надо.
— В квартире живет еще и третий жилец, Андрей Востоков. Это пасынок убитой Марьяны Вдовиной и сводный брат Екатерины Михеевой, сын от первой жены покойного протоиерея Серафима Востокова, бывшего настоятеля городского собора. Сокровище, о котором шла речь, быть может, и существует. Из истории Советского государства мы знаем, что в период тяжелых хозяйственных трудностей, которые переживала страна, было произведено изъятие ценностей у церкви. Серафим, тогда еще молодой протопоп, не мог, конечно, избежать этого изъятия, но вполне возможно, что сохранил кое-что и для себя. Такие случаи были, и отмахиваться от них нельзя. А если допустить как раз такой случай, значит, можно допустить и наличие каких-то ценностей, по закону принадлежащих государству и посему оберегавшихся убитой. А вот мы и получаем совсем другое дело об убийстве, может быть, даже коллективно задуманном, отнюдь не случайном и обусловленном вполне корыстными мотивами.
— Но вы же производили осмотр…
— Только поверхностный и только в доме. Ни подвальных помещений, ни двора, ни сада мы не осматривали. А такие ценности, наличие которых можно предположить, надо искать не в доме. Есть и погреб, и не разбиравшиеся поленницы, и колодец, почему-то засыпанный, и бездна других возможностей спрятать похищенное. У меня есть предложение, Матвей Георгиевич. Получим санкцию — поручите обыск Веретенникову, а я думаю совершить экскурс в прошлое.
— Конкретнее. Что именно?
— Узнать, как и какие изымали ценности в нашем соборе. Познакомиться с личностью отца Серафима: его, наверное, в храме хорошо помнят. Выяснить, сохранились ли какие-нибудь документы этого времени. Поинтересоваться частной жизнью отца Серафима: ведь убитая Вдовина была его сожительницей, вторичные браки священникам запрещены церковным уставом. А в этой частной жизни было многое, что нас может заинтересовать. Прежде всего — наличие сводных брата и сестры, проживающих, кстати, до сих пор в одной квартире: их взаимоотношения следствию пока неясны. Словом, есть многое, что можно разглядеть в лупу времени и сопоставить с нынешним днем.
Князев долго молчал. Конечно, мысли Саблина более чем спорны, но отвергать их — нерасчетливо и даже неразумно, и в конкретных предложениях старшего инспектора многое заслуживает внимания. В частности, и тщательный обыск, и расследование личной жизни настоятеля собора Петра и Павла отца Серафима могут не только помочь следствию, но и решительно повернуть его, изменив статью и меру взыскания.
— Убедили. Юрий Александрович, — наконец вымолвил он, — начнем следствие заново, а версию вашу проследим до конца.