Говорю. Вышла за этого козла.
ДЖОЙС. А у него какая жизнь была? / Вкалывал в поле…
МАРЛИН. Бурная?
ДЖОЙС. …как последняя скотина. / Запьешь, конечно.
МАРЛИН. Да брось ты.
ДЖОЙС. Ты вот любишь выпить. У него на твое виски денег не было.
МАРЛИН. Не хочу о нем говорить.
ДЖОЙС. Это ты начала, я говорила про маму. У нее была поганая жизнь, потому что ничего у нее не было. Она голодала.
МАРЛИН. Голодала, потому что он все пропивал. / Бил ее.
ДЖОЙС. Не он один виноват. / Жизнь у них была дерьмовая, и обращались…
МАРЛИН. Она-то его не била.
ДЖОЙС. …с ними, как с дерьмом. Он умер, скоро она умрет, и что за жизнь / они прожили?
МАРЛИН. Я видела как-то раз. Ночью спустилась вниз.
ДЖОЙС. Думаешь, я не видела? / Они-то не были в Америке и…
МАРЛИН. Мне это до сих пор снится.
ДЖОЙС. …не катались по всей стране на быстроходных машинах. / Кошмары ей снятся. А у них вся жизнь была кошмаром.
МАРЛИН. Америка, Америка, хватит завидовать. / Я должна была вырваться…
ДЖОЙС. Завидовать?
МАРЛИН. …я знала, с тринадцати лет знала, надо отсюда вырваться, вон отсюда, вон от них, вон из их дома, такого со мной не будет, / я ему не позволю, я все сделаю по-своему, вон.
ДЖОЙС. Завидовать? Завидовать тому, что ты сделала, тебе б стыдно было, если б я пришла к тебе в офис, к друзьям твоим шикарным пришла, это мне за тебя стыдно, ни о ком не думаешь, кроме себя, ты-то хорошо живешь, а для большинства людей ничего / не изменилось.
МАРЛИН. Ненавижу рабочий класс, / ты же про него талдычишь…
ДЖОЙС. Конечно, ненавидишь.
МАРЛИН. …его больше не существует, рабочий класс — это ленивые и тупые. / Мне не нравится, как они говорят. Мне не…
ДЖОЙС. Ну все, пошло-поехало.
МАРЛИН. …нравится пивной перегар, не нравится блевотина, которой несет от футбольных болельщиков, не нравятся их бабы сисястые / и братья и сестры…
ДЖОЙС. Когда я вижу ролс-ройс, я на него плюю, кольцом его царапаю, / нет, это был мерседес.
МАРЛИН. Да, зрелый поступок.
ДЖОЙС. Коровы, на которых я работаю, ненавижу их, / и тарелки их грязные с телятиной под белым, блять, соусом.
МАРЛИН. …и никакие их активисты не заставят меня снизойти до их уровня, и в Сибирь меня не сошлют, / и в психушку не запрут…
ДЖОЙС. Нет, ты будешь на яхте плавать, ты будешь главой Кока-Колы, восьмидесятые будут грандиозной эпохой, это точно, потому что мы, наконец, скинем вас, захребетников — …
МАРЛИН. …только потому, что я ни на кого не похожа. И пусть Рейган кинозвезда вшивая, все равно я его поддерживаю, потому что красные лезут со всех сторон, а я хочу жить свободно в свободном мире —…
ДЖОЙС. Чего? / Чего?
МАРЛИН. Я знаю, чего, / и не затыкай мне рот.
ДЖОЙС. Только когда это случится, постарайся оказаться подальше, потому что, если тебя будут бить, я буду только смеяться.
Молчание.
МАРЛИН. Я не хотела переходить на личности. Не верю я ни в какие классы. Любой человек может сделать все что угодно, если только он на это способен.
ДЖОЙС. А если нет?
МАРЛИН. Если он глупый или ленивый, или боится, я не буду помогать ему найти работу, с какой стати?
ДЖОЙС. А как же Энджи?
МАРЛИН. А что Энджи?
ДЖОЙС. Она глупая, ленивая и боится, как же она?
МАРЛИН. Ты на нее слишком давишь. Все у нее будет нормально.
ДЖОЙС. Я на это не надеюсь, нет. Наверное, ее дети будут говорить, ну и поганая у нее была жизнь. Если у нее будут дети. Потому что ничего не изменилось и не изменится, пока они у руля.
МАРЛИН. Они, они. / Они и мы?
ДЖОЙС. И ты — одна из них.
МАРЛИН. А ты — это мы, прекрасные мы, и Энджи — мы, / и мама с папой — мы.
ДЖОЙС. Да, это так, а ты — это они.
МАРЛИН. Ну ладно, Джойс, перестань. Ну и ночь. Ты-то способная, ты могла бы.
ДЖОЙС. Я знаю.
МАРЛИН. На самом деле я не хотела тебя обидеть.
ДЖОЙС. А я хотела.
МАРЛИН. Но мы же все равно друзья.
ДЖОЙС. Вряд ли.
МАРЛИН. Как хорошо за городом. Действительно, надо постараться приезжать почаще. Я хочу спать. Я хочу спать.
ДЖОЙС приносит одеяла, кладет на диван.
ДЖОЙС. Спокойной ночи. Надеюсь, ты не замерзнешь.
МАРЛИН. Спокойной ночи. Джойс — …
ДЖОЙС. Нет, дорогая. Извини.
ДЖОЙС уходит.
МАРЛИН сидит, закутавшись в одеяло, и пьет виски.
Входит ЭНДЖИ.
ЭНДЖИ. Мам?
МАРЛИН. Энджи? Что случилось?
ЭНДЖИ. Мам?
МАРЛИН. Она пошла спать. Это я, тетя Марлин.
ЭНДЖИ. Мне страшно.
МАРЛИН. Ты страшный сон видела? Что тебе приснилось? Ну теперь же ты совсем проснулась, правда, киска?
ЭНДЖИ. Мне страшно.
Марина КаррПОРЦИЯ КОХЛАН
Посвящается Дермоту
«Порция Кохлан» написана по заказу Государственного родильного дома в Дублине
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦАПОРЦИЯ КОХЛАН, тридцать лет.
ГАБРИЭЛЬ СКАЛЛИ, пятнадцать лет, брат-близнец Порции, призрак.
РАФАЭЛЬ КОХЛАН, тридцать пять лет, муж Порции, хромой.
МЭРИЭНН СКАЛЛИ, за пятьдесят, мать Порции.
СЛАЙ СКАЛЛИ, за пятьдесят, отец Порции.
МЭГГИ МЭЙ ДОРЛИ, за пятьдесят, тетка Порции, сестра Мэриэнн.
СЕНШИЛ ДОРЛИ, за пятьдесят, муж Мэгги Мэй.
БЛЭЙЗ СКАЛЛИ, восемьдесят лет, бабка Порции.
СТЭЙСИ ДОЙЛ, Циклопша из Кулинани, тридцать лет, подруга Порции.
ДЭЙМАС ХЭЛИОН, за тридцать, любовник Порции.
ФИНТАН ГУЛАН, за тридцать, бармен в «Густом тростнике».
ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯНаше время. Действие происходит в Белмонт-Велли в Центральной Ирландии. На сцене должны одновременно находиться три разных места: гостиная дома Порции Кохлан, берег реки Белмонт и бар «Густой тростник».
АКТ ПЕРВЫЙСцена первая
На сцене два световых пятна. Один прожектор направлен на ПОРЦИЮ КОХЛАН, которая находится в своей гостиной. На ней ночная рубашка и трикотажная кофта. Она босиком, растрепана, стоит посреди комнаты с рюмкой в руке и смотрит в пустоту. Окна зашторены. Другой прожектор направлен на ГАБРИЭЛЯ СКАЛЛИ, ее умершего брата-близнеца, который стоит на берегу реки Белмонт и поет. Странным образом, они бессознательно копируют позу и движения друг друга. ПОРЦИЯ стоит с потерянным видом, пьет и с тоской слушает голос ГАБРИЭЛЯ.
Прихрамывая, входит РАФАЭЛЬ КОХЛАН, муж ПОРЦИИ. Она не замечает его, он стоит и наблюдает за ней. В руках у него ключи от машины и мобильный телефон. Как только он начинает говорить, голос ГАБРИЭЛЯ стихает. Свет перемещается на РАФАЭЛЯ.
РАФАЭЛЬ. Твою мать.
ПОРЦИЯ поворачивается, смотрит на него, снова отворачивается и отпивает из бокала.
Десять часов утра — и уже набираешься!
ПОРЦИЯ. Думала, ты на работу поехал.
РАФАЭЛЬ. Я и поехал.
ПОРЦИЯ. И вернулся, чтоб за мной шпионить.
РАФАЭЛЬ. Да нет.
Он берет бутылку бренди, смотрит, сколько осталось, переводит взгляд на ПОРЦИЮ.
А на кухне посуда, она уже неделю воды не видела, если не больше.
ПОРЦИЯ. И что?
РАФАЭЛЬ. А дети, надеюсь, ты их не возила в школу в таком виде?
ПОРЦИЯ. Их Стэйси отвезла.
РАФАЭЛЬ. Они хоть завтракали?
ПОРЦИЯ. Естественно, завтракали, ты за кого меня держишь?!
РАФАЭЛЬ. Да я просто спросил.
ПОРЦИЯ. А ты не спрашивай! Сам с ними возись, если они тебя так волнуют.
РАФАЭЛЬ. Ага, а ты пойдешь деньга зарабатывать.
ПОРЦИЯ. Да если ты больше ни пенса не заработаешь, мы этого даже не заметим. Чаю?
РАФАЭЛЬ. Не надо.
ПОРЦИЯ. На фабрике дела?
РАФАЭЛЬ. Ага.
ПОРЦИЯ. А у меня сегодня день рожденья.
РАФАЭЛЬ. Да ну?
ПОРЦИЯ. Тридцатник — полжизни позади.
РАФАЭЛЬ. Сердце кровью обливается.
ПОРЦИЯ. Выпей со мной — за день рождения.
РАФАЭЛЬ. Совсем с ума сошла, пить в такую рань.
ПОРЦИЯ демонстративно наливает себе еще.
ПОРЦИЯ. Твое здоровье!
РАФАЭЛЬ вынимает из кармана коробочку и бросает ей.
РАФАЭЛЬ. Я вот зачем вернулся. С днем рожденья, Порция.
ПОРЦИЯ. Думала, ты забыл.
РАФАЭЛЬ. Неужели?
ПОРЦИЯ раскрывает коробочку — там вульгарный бриллиантовый браслет. Она несколько смущена его блеском. У нее вкус не в пример тоньше.
ПОРЦИЯ. Бриллианты.
РАФАЭЛЬ. Почему бы и нет?
ПОРЦИЯ. Спасибо, Рафаэль, очень красиво.
Стоит и смотрит на браслет.
РАФАЭЛЬ. Порция!
ПОРЦИЯ.