ЭЙЛИН ОСБОРН расставляет консервы по полкам. Ее сестра КЕЙТ выходит из задней комнаты.
КЕЙТ. Билли еще не пришел?
ЭЙЛИН. Не пришел еще Билли.
КЕЙТ. Я ужасно волнуюсь за Билли, когда его долго нет.
ЭЙЛИН. Я ушибла руку о банку с горошком, так волновалась за Калеку Билли.
КЕЙТ. Больную руку?
ЭЙЛИН. Нет, другую.
КЕЙТ. Было б хуже, если б ты ушибла больную руку.
ЭЙЛИН. Было б хуже, да так тоже больно.
КЕЙТ. Теперь у тебя обе руки больные.
ЭЙЛИН. Ну как сказать, одна рука больная, а одна ушибленная.
КЕЙТ. Ушиб пройдет.
ЭЙЛИН. Ушиб пройдет.
КЕЙТ. А больная рука останется.
ЭЙЛИН. Больная рука никуда не денется.
КЕЙТ. До самой твоей смерти.
ЭЙЛИН. Вот я и думаю о бедном Билли, у него не только руки, но и ноги больные.
КЕЙТ. У Билли тридцать три несчастья.
ЭЙЛИН. Сто тридцать три несчастья у Билли.
КЕЙТ. Во сколько это у него этот прием у МакШерри с его грудью?
ЭЙЛИН. Не знаю, во сколько.
КЕЙТ. Я, знаешь, ужасно волнуюсь за Билли, когда его долго нет.
ЭЙЛИН. Однажды это ты уже сказала.
КЕЙТ. Что, мне уже и повторить нельзя, когда волнуюсь?
ЭЙЛИН. Да можно, можно.
КЕЙТ
(пауза).
Со своими ногами Билли мог в яму провалиться.ЭЙЛИН. У Билли точно ума хватит в ямы не проваливаться. В яму скорее уж Бартли МакКормик провалится.
КЕЙТ. Помнишь, как Бартли МакКормик в яму провалился?
ЭЙЛИН. Бартли МакКормик — тупой как пробка.
КЕЙТ. Либо тупой, либо под ноги не смотрит. (Пауза.)
Этот с яйцами был?
ЭЙЛИН. Был, но без яиц.
КЕЙТ. Чего тогда приходил?
ЭЙЛИН. Нет, хорошо, что зашел, а то бы мы ждали яиц и не дождались.
КЕЙТ. Билли тоже мог бы о нас подумать. Не в смысле яиц, а мог бы вернуться побыстрее, мы же волнуемся.
ЭЙЛИН. Может, Билли остановился на корову посмотреть, как в тот раз.
КЕЙТ. Пустая трата времени — на коров смотреть.
ЭЙЛИН. Если ему нравится, что тут такого? Есть занятия похуже, чем на коров смотреть. Такие занятия прямиком в ад ведут. А так он просто к чаю опоздает.
КЕЙТ. Девушек целовать.
ЭЙЛИН. Девушек целовать.
КЕЙТ(пауза).
Это бедному Билли не светит.
ЭЙЛИН. Кто ж поцелует бедного Билли? Разве что слепая.
КЕЙТ. Слепая или чокнутая.
ЭЙЛИН. Или дочка Джима Финнегана.
КЕЙТ. Она хоть чего поцелует.
ЭЙЛИН. Хоть осла плешивого.
КЕЙТ. Хоть осла плешивого. А бедного Билли, наверное, и она бы отшила. Бедный Билли.
ЭЙЛИН. Жалко.
КЕЙТ. Жалко, ведь лицо у Билли симпатичное, если только не глядеть на все остальное.
ЭЙЛИН. Я бы не сказала.
КЕЙТ. Чуть-чуть симпатичное.
ЭЙЛИН. Я бы не сказала, Кейт.
КЕЙТ. А вот глаза, например. Глаза-то у него хорошие.
ЭЙЛИН. Не хочу обидеть Билли, но у козла глаза и то лучше. Был бы он человек хороший, тогда другое дело, а то он только и умеет, что на коров таращиться.
КЕЙТ. Хотела бы я его как-нибудь спросить, зачем ему это — на коров таращиться.
ЭЙЛИН. На коров таращиться да книжки читать.
КЕЙТ. Никто никогда замуж за него не пойдет. До самой смерти нам с ним мыкаться.
ЭЙЛИН. Это точно. (Пауза.)
Я не против с ним мыкаться.
КЕЙТ. И я не против с ним мыкаться. Билли славный парень, несмотря на коров.
ЭЙЛИН. Надеюсь, МакШерри ничего страшного у Билли не нашел.
КЕЙТ. Надеюсь, он скоро вернется, а то мы волнуемся. Я ужасно волнуюсь за Билли, когда его долго нет.
Дверь магазинчика открывается, и входит ДЖОННИПАТИНМАЙК, примерно их ровесник.
ЭЙЛИН. ДЖОННИПАТИНМАЙК.
КЕЙТ. Пустозвон.
ДЖОННИ. Как дела? У ДЖОННИПАТИНМАЙКа есть для вас три новости…
КЕЙТ. Пустозвон, ты не видел по пути Калеку Билли?
ДЖОННИ (пауза. Обиженно).
Вы меня перебили, миссис Осборн, а третья новость — новость что надо, но раз уж вы перебиваете меня дурацкими вопросами — пусть. Да, я видел Калеку Билли по пути. Он сидит у дороги, где поля Дарси.
КЕЙТ. А чего он сидит там, у дороги?
ДЖОННИ. Чего сидит? Да как обычно, смотрит на корову. Еще перебивать будете?
КЕЙТ(печально).
Нет.
ДЖОННИ. Тогда я продолжаю рассказывать свои три новости. Самую лучшую новость я оставлю на закуску, чтобы вы помучились как следует. Первая новость такая: один парень из Леттермора выкрал книгу у другого парня и выбросил ее в море.
ЭЙЛИН. Тоже мне новость.
ДЖОННИ. Согласен, новость так себе, только вот оба этих парня — братья, а книга — Священное Писание. Каково, а?
КЕЙТ. Господи помилуй!
ДЖОННИ. Что ж, по-вашему, это не новость?!
ЭЙЛИН.Новость, Пустозвон, новость, и еще какая.
ДЖОННИ. Сам знаю, что новость важная, а если кто-то все еще сомневается в том, что у меня важные новости, я пойду в другое место, где мои новости оценят.
ЭЙЛИН. Мы твои новости ценим, ДЖОННИПАТИНМАЙК.
КЕЙТ. В жизни не сомневались, что твои новости важные, ДЖОННИПАТИНМАЙК.
ДЖОННИ. Вторая новость такая: гусь Джека Эллери ущипнул кошку Пэта Бреннана за хвост, и кошке было больно, а Джек Эллери даже не извинился за своего гуся, и теперь Пэтти Бреннан терпеть не может Джека Эллери, а ведь Пэтти с Джеком так дружили. Каково?
ЭЙЛИН (пауза).
Это вся новость?
ДЖОННИ. Да, это вся новость.
ЭЙЛИН. Да уж, новость так новость.
ЭЙЛИН закатывает глаза к потолку.
ДЖОННИ. Новость так новость. Этот гусь может положить начало кровной вражде. Более того, я надеюсь, что так и будет. Вражда — это хорошо.
КЕЙТ. Надеюсь, Пэтти и Джек все забудут и помирятся. Они ведь в школе были не разлей вода.
ДЖОННИ. Сразу видно, женщина говорит. Забудут, помирятся — какие тогда новости? Никаких. Тут нужна хорошая вражда, или, на худой конец, когда Библию в море швыряют, или что-то вроде моей третьей новости, а такой важной новости ДЖОННИПАТИНМАЙК за всю свою жизнь не слыхал…
Входит, хромая, БИЛЛИ, семнадцати лет, рука и нога изувечены.
БИЛЛИ. Тетя Кейт, тетя Эйлин, простите, что так поздно.
ДЖОННИ. Калека Билли, ты помешал мне рассказывать новости.
КЕЙТ. Что сказал доктор, Билли?
БИЛЛИ. Сказал, в груди у меня ничего нет, только легкий хрип, ничего больше нет, только легкий хрип.
ДЖОННИ. Я и не знал, что у парня хрип. Почему Пустозвону не сообщили?
КЕЙТ. Почему ты так поздно. Билли? Мы уж так волновались.
БИЛЛИ. Я просто сидел себе на солнышке, там, где поля Дарси.
КЕЙТ. Сидел и что?
БИЛЛИ. Сидел и все.
КЕЙТ. И ничего не делал?
БИЛЛИ. И ничего не делал.
КЕЙТ
(обращаясь к ДЖОННИ).
Вот!БИЛЛИ. Ничего, просто смотрел на двух коров, они прямо ко мне подошли.
КЕЙТ отворачивается от него.
ДЖОННИ (обращаясь к КЕЙТ).
Вот тебе и вот! А?
ЭЙЛИН. Билли, что ж ты коров никак в покое не оставишь?
БИЛЛИ. Да я на них просто смотрел.
ДЖОННИ. Прошу прощения, я, кажется, что-то рассказывал…
КЕЙТ. Что ты в них нашел? Ты же взрослый мужчина!
БИЛЛИ. Ну нравится мне на хорошую корову посмотреть, и никто мне не указ.
ДЖОННИ (вопит).
Не хотите слушать мои новости, я их забираю и ухожу! Болтают тут о коровах с придурком этим!
БИЛЛИ. С придурком, значит?
ЭЙЛИН. Ну, рассказывай скорее свои новости, ДЖОННИПАТИНМАЙК.
ДЖОННИ. Если вы закончили с коровами, то я расскажу, хотя уверен, что жареные креветки и те слушают внимательней.
КЕЙТ. Мы слушаем внимательно.
ЭЙЛИН. Мы слушаем внимательно.
БИЛЛИ. Нечего ему поддакивать.
ДЖОННИ. Поддакивать, значит, Калека Билли?
БИЛЛИ. Ты, не называй меня Калекой.
ДЖОННИ. Это почему? Разве тебя зовут не Билли и разве ты не калека?
БИЛЛИ. Разве я называю тебя «ДЖОННИПАТИНМАЙК, у которого такие новости, что даже дохлая пчела сдохла бы со скуки»?
ДЖОННИ. Со скуки, значит? А как тебе такая скучная новость…
БИЛЛИ. По крайней мере, ты согласен, что она скучная. Уже кое-что.
ДЖОННИ (пауза).
Из Голливуда, штат Калифорния, что в Америке, пришли они, и вел их янки по имени Роберт Флаэрти, один из самых знаменитых и богатых янки на свете. И пришли они на остров Инишмор, и зачем же они пришли? Я поведаю вам, зачем пришли они. Пришли, чтобы снять кино, кинофильм на миллион долларов, и покажут его во всем мире, и покажут, как живут на островах, и сделают кинозвездами всех, кого возьмут сниматься, и заберут их с собой в Голливуд, и устроят им беззаботную жизнь — никакой работы, только актером быть, а это и работой назвать нельзя, так, одна болтовня. Я знаю, что уже взяли Колмана Кинга и платят ему сотню долларов в неделю, а уж если Колман Кинг может сниматься в кино, то и любой может, ведь Колман Кинг страшен, как кирпич дерьма печеного, это всякий скажет, вы уж меня извините за грубость, я просто образно выразился. Небольшой исход из этих краев на большой остров предрекает ДЖОННИПАТИНМАЙК. Исход девушек и юношей, которые похожи на кинозвезд и хотят попытать счастья в Америке. Что, само собой, оставляет вас всех не у дел, если, конечно, им там не нужны калеки и неблагодарные. Я-то в молодости, меня бы точно взяли, с моими-то голубыми глазами, с моей-то шевелюрой, да, может, и сейчас возьмут, с моими-то ораторскими способностями я любого бездельника на дублинской сцене обставлю, только, как вам известно, надо за мамашей-пьяницей присматривать. И назовут этот фильм «Человек из Арана», и верно, Ирландия не такая уж дыра, раз янки приезжают сюда кино снимать.